А между ликвидаторами, отзовистами, ультиматистами, ревизионистами, богостроителями и богоискателями, скопом навалившимися на ленинцев и на партию, без устали шнырял Троцкий, Иудушка Троцкий, как назвал его Ильич. Он побивал все рекорды оперативности. Сегодня он в Вене, редактирует свою желтую газетенку, издаваемую на средства ликвидаторов и субсидии, получаемые от оппортунистического руководства Германской социал-демократической партии, от самого Каутского. И в этой газете он доказывает, что революция, которой руководили большевики, прошла неправильно; восстание организовывать нельзя; не следует вооружать рабочих, доставать револьверы, винтовки, создавать революционные отряды. «Как ни важно оружие, но не в оружии главная сила. Нет, не в оружии! Не способность массы убивать, а ее великая готовность умирать — вот что, с нашей точки зрения, обеспечивает в конечном счете победу народному восстанию». И вообще рабочий класс не способен быть вождем революции. Это все выдумки большевиков. Так что зря большевики переправляли оружие в Россию из Финляндии, Англии, Германии, Австрии, Бельгии, Швейцарии, призывали рабочих захватывать арсеналы и артиллерийские склады. Все это не нужно было, так как восстание — процесс стихийный и подготовить его невозможно. Россия уже стала буржуазной монархией, и потому никакой буржуазно-демократической революции в перспективе не предвидится. Революционные битвы в России в ближайшее время невозможны, и спор о революции потерял всякое значение. Аграрный вопрос в основном решен усилиями Столыпина, и рассчитывать на крестьянство в революции нельзя.
Завтра он в Болонье, заигрывает с рабочими антипартийной школы отзовистов, договаривается с Богдановым и другими лидерами отзовизма о совместной борьбе с большевиками, о проведении антиленинской конференции.
Было время, когда Троцкий, обманным путем пробравшись на II съезд РСДРП якобы от сибирской организации, вел себя на первых порах несколько неуверенно. Аксельрод тогда, чувствуя поражение своих сторонников, предлагал Ленину «сторговаться». Троцкий тоже был за то, чтобы если и не «сторговаться», то «поторговаться». Нет, он не отрицал те или иные положения Программы партии, но всевозможными, казалось бы безобидными, «поправками» стремился свести все на нет. Когда ему дали решительный отпор, он сразу же перешел в наступление.
Считая себя учеником и последователем Карла Каутского, Троцкий перенял у него манеру маскировать свой оппортунизм «левой» революционной фразой. И в этом он добивался многого.
Да, на II съезд он пришел уже со своей твердой программой, с предложениями организовать реформистскую партию. Не удалось.
Теперь, когда революция потерпела поражение, а РСДРП была разгромлена, Троцкий воспрянул духом. Ему казалось: наконец-то наступил момент для осуществления давней мечты. От былой неуверенности не осталось и следа.
— Великая будет драка — и Ленин в ней примет смерть! — пообещал он своим сторонникам.
То, что Троцкий — политический авантюрист, Валериан не сомневался с самого начала. Этот человек обманул сибиряков, выступая от имени Сибирского союза на съезде, а потом издал «Доклад сибирских делегатов», в котором всячески оклеветал Ленина, приписав ему «мелкобуржуазное якобинство», стремление установить в партии «единоличную диктатуру». Так сказать, с больной головы — на здоровую. Возмущенные сибиряки — партийцы — направили в «Искру» письмо, в котором развенчали Троцкого. А с Троцкого как с гуся вода.
Но откуда он взялся, этот политический проходимец? Собственно, Валериана мало интересовало происхождение Троцкого. Даже совсем не интересовало. Кажется, из мелкобуржуазной семьи — не так уж важно. Его взрастила мелкобуржуазная среда. Сперва он пытался примкнуть к народникам, даже писал для них статью против марксистов. Он выдвинул тезис о решающей роли в революции городской мелкой буржуазии: всякого рода лавочников, владельцев мелких мастерских и аптек, колбасников, булочников и тому подобных. Потом он то сливался с меньшевиками, то уходил от них, то снова возвращался к Мартову, Аксельроду и Дану.
Он был опасен, этот Троцкий. Очень опасен своей демагогией — вот что понимал Валериан. Может быть, потому, что Троцкий был гибче Мартова, Дана и Аксельрода, вместе взятых. Ему нельзя было отказать в некотором понимании психологии момента. Зная тягу рабочих к единству своего класса, своей партии, он ловко использует это: мол, все сообща обязаны добиваться справедливости, в партию должен входить весь пролетариат. А большевики во главе с Лениным хотят-де «заместить» собой рабочий класс, присвоить себе функции, которые могут осуществляться только пролетариатом в целом; они замыслили подменить партию чиновным аппаратом. Ленин и его сторонники неизбежно окажутся в состоянии политической изоляции, так как «все здание ленинизма несет в себе ядовитое начало собственного разложения». И т. д. и т. п. Ленинцев он ненавидит лютой ненавистью и щедро поливает их грязью, выступая то от имени Мартова и Аксельрода, то от имени бундовцев, среди которых он свой человек, то подбадривает отзовистов. Он не верит в победу революции, да она ему и не нужна. Чтобы обезоружить своих оппонентов, он придумал постулат: пока пролетариат не составит большинства населения России, на победу революции надеяться нельзя — ее задавят извне. У рабочих и крестьян нет общих интересов, это враждебные классы.
Предлагая свалить все партии и все фракции в одну кучу, он, конечно же, надеется таким образом растворить твердых ленинцев в огромной массе оппортунистов, мелкобуржуазных элементов, задавить формальным большинством, подчинить пролетарские элементы буржуазным.
Это иезуит новой формации, тонкий фальсификатор, делающий ставку на мелкобуржуазность, на политическую незрелость некоторых членов партии.
— Троцкий извращает большевизм, ибо Троцкий никогда не мог усвоить себе сколько-нибудь определенных взглядов на роль пролетариата в русской буржуазной революции, — так говорит Ильич, — сказал Чугурин, когда они на недавнем совещании обсуждали поведение меньшевиков-ликвидаторов. — Меньшевики и Троцкий, который по своим взглядам и есть самый настоящий меньшевик-ликвидатор, слепо копируют социал-демократические партии Второго Интернационала, и, думаю, переубеждать их, доказывать им, что они заблуждаются, бесполезно. Горбатого могила исправит. Меньшевики и не заблуждаются вовсе. Они преднамеренно вползли в рабочее движение, чтоб подчинить его себе, буржуазии и паразитировать на нем: это ведь легче и безопаснее, чем драться на баррикадах. Им нужна своя партия. Своя, а не наша. А мы отнимаем у них рабочих — вот они и бесятся. Ведь они считают себя умнее всех. Всячески стараются присвоить себе марксизм, и только себе, чтоб распоряжаться им по своему усмотрению. Они все — теоретики, эрудиты, умеют подтасовывать факты, туманить мозги — только раскрывай уши, мотай на ус. А мы — «серая масса». А если уж завязывается драка, они стоят и потирают ручки, ждут, когда обе стороны выдохнутся, чтоб продиктовать им свои условия, воспользоваться результатом. Деритесь, мол, ребята, а пышки все равно достанутся нам. Вот они и есть пенкосниматели, все эти ликвидаторы. Новая форма эксплуатации рабочего класса, околпачивание.
«Суровый мужик, — отметил тогда Валериан про себя, — логика железная. Вот тебе и современный пролетарий...»
Прояснить фигуру Троцкого до конца помог Валериану его старый знакомый Слонимцев.
Они встретились в тот день, когда в Нарым прибыла новая партия ссыльных. Им нужно было помочь разместиться по квартирам.
И вдруг к Валериану вразвалочку подходит Слонимцев, в приличном пальто, в шляпе, с тростью. Насмешливо щурит слегка близорукие глаза, на губах улыбка. Лицо выхоленное, вид самоуверенный, вроде бы не в ссылку приехал, а так, решил поглядеть, что тут происходит. У ног — большой чемодан черной кожи, обитый бронзовыми гвоздями.
Слонимцев откровенно обрадовался, увидев среди встречающих Валериана. Видно, путешествие на пароходе все-таки надоело ему, хотя и не утомило.
