В общем-то, он был человеком неглупым и проницательным. Но ему просто не везло. Почти до пятидесяти лет оставался подполковником, и повышения в звании не предвиделось. Вот если бы затеять дело, которое привлечет внимание в верхах! Чтоб сам государь и его министры ахнули!..
Совсем недавно Лукину казалось, будто подвернулось именно то, что нужно: семья скрытого мятежника подполковника Куйбышева! Вся семья замешана...
Младшего Куйбышева, Валериана, конечно же, можно подвести под петлю... Но подполковник Куйбышев скоропостижно скончался, а его отпрыск Валериан оказался крепким орешком.
И все-таки подполковник Лукин поклялся вздернуть на виселице этого молодчика. И теперь, без всяких на то законных оснований, так сказать в административном порядке, выслав Куйбышева-младшего в гиблый Нарым, Лукин стал ждать, как будут развиваться события дальше. Конечно же, Куйбышев не станет сидеть сложа руки: он или затеет массовый побег, или же займется преступной деятельностью среди ссыльных — и тогда ему от каторжной тюрьмы не уйти. И это будет первая ступенька по дороге к виселице... Дворянин, отрекшийся от своего клана, изменивший ему. Тут можно все обставить красиво, чтоб впечатляло и вызывало возмущение высокопоставленных особ.
Лукин ждал побега. То и дело запрашивал нарымскую полицию, на месте ли Куйбышев. Он был на месте, купался до холодов в протоке, по всей видимости закаляя организм перед зимним побегом. Усилить наблюдение, сообщать о каждом его шаге, никаких мер не принимать... Убежит, обязательно убежит, не вынесет тоски, этого бича ссылки. Недавно из туруханской ссылки пришло известие: политический ссыльный от тоски и одиночества облил керосином стены своей избы, поджег ее, а сам застрелился из ружья и сгорел. Нужно было бы упрятать Куйбышева в туруханские места. Впрочем, это никогда не поздно. И кандалы на него надеть никогда не поздно. Как это они поют?
Динь-бом, динь-бом —
Слышен звон кандальный.
Диньбом, динь-бом —
Путь сибирский дальний...
Ничего, голубчик! Мы дадим тебе возможность бежать. И устроим на тебя облаву. Или пристрелим, или закуем в кандалы. Динь-бом, динь-бом...
Совсем недавно Валериан говорил ссыльным товарищам Косареву, Иванову, Васильеву, Жилину, Сычеву и другим:
— Все! Болота застыли. С палкой промерял. Нужно готовиться к побегу. Теплую одежду раздобуду. Запасайтесь сухарями.
Он был моложе всех, кроме Косарева, но к его голосу прислушивались. Он здешний, знает места, в Томске — связи, сможет укрыть, снабдить документами и всем необходимым.
Да, бежать надо, бежать...
Но вчера он неожиданно заявил Владимиру Косареву:
— Побег откладывается на неопределенное время.
Косарев изумился:
— Ты что, в себе? Ружья достали, продуктов воз заготовили. А без тебя мы куда? Вон Свердлов бежал, так его сцапали — и в Максимкин Яр. А оттуда ходу нет. Считай, похоронен заживо.
— Вызволять надо. Ну да ладно, об этом потом. А завтра приходите все ко мне. И чтоб Чугурин с Присягиным обязательно были. Большой разговор есть. Важный.
Теперь он сидел на лавке у окна и ждал.
Удастся ли убедить их?.. Конечно, Чугурин и Присягин — люди очень авторитетные среди ссыльных. Скажут слово — и остальные безоговорочно пойдут за ними. Они видели Владимира Ильича. И не только видели: Ленин изо дня в день учил их партийной работе, читал им лекции по марксизму там, в Париже, в Лонжюмо. Четыре месяца общения с Ильичем...
Оба энергичные, решительные, даже властные. Особенно Чугурин. Сам Ленин поручил им важнейшее дело. Задание выполнили: благодаря стараниям и усилиям их и других большевиков была создана Российская организационная комиссия, которая уже занимается подготовкой К созыву новой Всероссийской партийной конференции. Чугурину и Присягину не повезло — их выдал провокатор. Этот провокатор, как считает Чугурин, обосновался в Париже, доносит обо всем в Петербург, следит за каждым шагом Ильича. Возможно, даже сама жизнь вождя каждую минуту находится в опасности. Эта мысль была невыносима, и Чугурин, едва очутившись в Нарыме, стал рваться на свободу. Кто там, в Париже, предает всех? Надо предупредить Ильича... Года два назад была разоблачена некая Серебрякова, осведомительница провокаторов Зубатова и Медникова, состоявшая на службе полиции почти четверть века. Она выдала ряд социал-демократических организаций и три типографии. «Русское слово» даже опубликовало сенсационную статью «Женщина — провокатор». Азеф, Гартинг, Жученко... Провокаторы так и вертятся возле профессиональных революционеров.
На недавнем совещании ссыльных большевиков, которое проходило на квартире у Валериана, Чугурин сказал:
— Я догадываюсь, кто нас предает. Так сказать, опосредованно: людишки Троцкого! Они способны на всякую подлость. Когда мы затеваем конспиративное дело, они, разнюхав о нем, начинают вопить на весь мир: мы не согласны! Хотя их согласия никто и не спрашивает. Просто они публично выдают нас шпикам и провокаторам: дескать, обращаем ваше внимание, примите меры! Ильич направил нас в Россию готовить местные организации к созыву конференции, помочь им выбрать делегатов, создать новые парторганизации, восстановить разгромленные. А Троцкий тут как тут: созвал свой Венский клуб — и вслед за нами послал роту своих агентов, которые расползлись по всем городам. Они и в Киеве, и в Ростове-на-Дону, и в Баку, и в Москве, и в Петербурге, и на Урале — и всюду стараются сорвать работу нашей организационной комиссии, обливают нас помоями, клевещут на Ленина, натравливают на нас рабочих. Мол, для достижения цели все средства хороши. Это же отпетые бандиты!
Обстановку в рабочем движении Валериан знал.
Партию разъедали изнутри ее мелкобуржуазные попутчики, которые в годы реакции превратились в прямую агентуру буржуазии. Например, так называемые ликвидаторы считали, что революция в России закончилась, умерла и вряд ли когда-нибудь воскреснет. Нужда в нелегальной партии, о которой говорят ленинцы, отпала. Нелегальную партию следует ликвидировать. Пора, по примеру II Интернационала, от «первобытного демократизма» переходить к более высоким стадиям его: в России на данном этапе нужна легальная партия, открытая для всех. Необходимо учиться у партий II Интернационала, главной формой политической борьбы следует считать парламентскую деятельность. Идею диктатуры пролетариата следует похоронить, как вредную.
Тут уж меньшевистские лидеры, все эти Даны, Левицкие, Аксельроды, Мартовы, Потресовы и прочие, исходили пеной, доказывая, как приятно пролетариату выпрашивать подачки у буржуазии. Им хотелось слиться с международными ревизионистами, быть такими, как изысканно ренегатствующий Бернштейн, или же такими «социалистами», как Мильеран, согласившийся занять пост министра в реакционном буржуазном правительстве, или же такими ловкими фразерами, как лидер германской социал-демократии Карл Каутский. Классовая борьба должна быть респектабельной.
Ликвидаторы вели себя крайне агрессивно: от имени ЦК РСДРП они стали закрывать подпольные организации в Москве и Петербурге, объясняя рабочим, что-де старая нелегальная партия в России разгромлена как таковая, возрождать ее незачем, а следует создать новую легальную социал-демократическую партию по западноевропейскому образцу. А потом Мартов и его единомышленники потребовали распустить ЦК и заменить его «информационным бюро» без права вмешательства в работу местных партийных организаций.
Заговор против партии был налицо. Контрреволюция наступала в открытую, опутывая рабочий класс всякого рода демагогическими веревочками.
А в среде большевиков появились ультрареволюционеры: отзовисты. Мы, мол, за нелегальную партию. Но мы против того, чтобы использовать легальные организации: нужно отозвать большевиков из Думы, выйти из всех легальных учреждений и немедленно строить баррикады, призывая рабочий класс на битву с капиталистами и с царизмом, который-де переродился в буржуазную монархию. Ленин назвал этих ультрареволюционеров «меньшевиками наизнанку». Они создали свою антипартийную школу в Болонье, обманным путем пригласив сюда рабочих из России. «Тоже кадры готовят...» — усмехался Валериан.