Утешением для юного мага служило только то, что в общем-то колдуном он быть не хотел. Нет он, конечно, рассчитывал закончить академию, но опять же, едва прикладывая усилия, и запоминая минимальное количество информации для сдачи экзаменов. Жизнь мага – постоянное самосовершенствование, это знали все, кто выходил за рамки песен и романтических романов. Но был и некий процент волшебников, которые полностью предавали этот путь и лишь зарабатывали приобретенными способностями на безбедную старость. Так хотел поступить и Уриэль. Став колдуном, он бы оправдал надежды семьи и не напрягаясь прожил бы долгую и счастливую жизнь. Так что не стоит ни о чем волноваться. Сегодняшний день ни на что не влияет. Его жизнь уже лучше, чем у большинства, а он ведь еще ничего не сделал. Приложить капельку усилий, и он во главе отцовского предприятия уже будет рулить всем их небольшим городком. На всякий случай он несколько раз повторил про себя эту мантру, чтобы справиться с возрастающим стрессом. Обычно такой способ помогал.
Уриэль прислушался к себе. Видимо в этот раз самовнушение не сработало. Его охватил мандраж. По телу пробегали волны какого-то неясного холодка, а сердце стучало не ровно – то замедляясь, то ускоряясь. В его комнате было темно из-за зашторенных окон и немного душно, но он все равно лежал на кровати полностью одетый в новый, парадный камзол. Его мысли ходили по кругу, зациклились на нескольких точках-идеях и прыгали бесцельно от тревожных - к ужасающим, и обратно. Не способный свернуть с этого маршрута он совершенно потерял счет времени. Спустя целую вечность переживаний, уничтоживших его настроение и остатки решимости, с улицы раздался колокольный перезвон в главном городском храме. Скоро к сумбурной мелодии подключились остальные. Все они играли в разнобой, создавая ужасную какофонию, но на Уриэля эта музыка подействовала сугубо положительно. Была в ней какая-то магическая, или даже божественная природа. Кроме возвышенных чувств, колокола возбудили в нем что-то гораздо более древнее, первобытное и важное – чувство голода. В их доме сейчас должен был начаться завтрак!
Если он сможет поступить, то сейчас будет его последняя встреча с родней на ближайшие пять лет – в магических академиях нет каникул и свиданий с родителями. Разве что, если сильно повезет, то можно встретиться с ними на одной из практик. Но Уриэль, наверное, и сам этого не хотел. Если он самостоятельный человек, каким он себя считал, то он должен быть способен прожить несколько лет вдали от родственников. Ничего страшного с ним не случится. По правде, он даже не против от них хорошо отдохнуть. Семейка у него была та ещё. Ничего плохого, конечно, но личное пространство и внутренняя свобода были у него сейчас в дефиците. Этот аргумент смог возродить остатки его воли, и будущий маг, наконец, преодолел жаркие, но комфортные объятья своей кровати, и сделал шаг к взрослой жизни, которая начиналась прямо за дверью его комнаты.
Уже коснувшись пальцами дверной ручки, он решил в последний раз взглянуть на свою комнату, в которой прожил недолгие пятнадцать лет. Уриэль с жадностью вглядывался во все мельчайшие детали, но с грустью находил, что ничего примечательного в ней, к сожалению, не было. Голые стены, окна, стол, шкаф, остальная мебель, несколько полок с нечитанными книгами. Если подумать, комната осталась в неизменном виде после десятка лет проживания в ней. Как будто тут никто и не жил. Было в этом нечто неправильное, но менять ее уже поздно.
С этими безрадостными мыслями он и спустился в столовую. Как он и думал, за накрытым столом его уже ждали. Во главе сидел его отец – Бурут Кассинский. Уриэль получается тоже был Кассинским, но в их семье предпочитали фамилию не упоминать. Это была история глубоких обид пяти вековой давности. Но каким-то чудом традиция сохранялось до сих пор. Бурут был полноватый высокий мужчина, рано поседевший, с совершенно добродушным видом. Его жесткий и хваткий характер не оставил никаких черт на простоватом лице. Справа сидел его брат, дядя Уриэля, Гамилькар - бывший военный, он часто гостил в их доме летом. Слева сидели его младшие брат Нарам и сестра Шара, к ним подсел и будущий маг. У него были еще родственники, но они жили отдельно, один старший брат учился в столичном университете, обычном, а не магическом, другой пытался строить военную карьеру, но пока у него мало что получалось, и старшая сестра Таома уже вышла замуж и жила в доме мужа. Ещё были дедушка с бабушкой с отцовской стороны, но те недавно отправились на морской курорт. В общем семья у них была не самая большая, можно даже сказать скромная.
Стол уже ломился от выставленных блюд: утопленная в перечном соусе ягнятина, оранжевая от шафрана жареная курица, прозрачный как слеза консоме с говяжьими щеками, подающийся в широких стеклянных бокалах, наваристый луковый суп на густом бульоне из говяжьих костей, налитый в корку от белого хлеба, несколько кусков дорого сыра. И, что особенно радовало Уриэля – это пироги с жареной утиной печенью и луком. Сложность блюда в том, чтобы нежная утиная печень не растеклась в жир при приготовлении, а это не так просто. И это только те блюда, которые интересовали будущего мага, на рыбу, салаты, остальную выпечку, дорогущий сахар и десерты он внимания не обращал. Конечно, это был не обычный завтрак, а проводы одного из отпрысков во взрослую жизнь.
Атмосфера стояла праздничная. Но она ни капли не повлияла на Уриэля, он по-прежнему пребывал в подавленном состоянии. Музыка на улице прекратила свое звучание, сломалась последняя опора его воли, веры в себя и самообладания. Даже пироги казались не такими вкусными как обычно. Он полностью отрешился от происходящего. Ел, односложно отвечал на бессмысленные вопросы, рассказывал о своих планах на учебу и после. Поток его сознания превратился в хилый ручеек, который уже не был способен нести кораблики его мыслей. Скоро он достиг полного отсутствия разума, взгляд его расползся и отныне не выхватывал отдельных предметов. Растекся и сам Уриэль. Обычно он старался сидеть прямо, выпятив грудь, расправив плечи, сделав взгляд поумнее. Сейчас он стал куском расплавленного масла, расплывшегося по жесткой поверхности неудобного стула.
Сбросить оцепенение помогли только всеобщие подбадривания и теплые пожелания. Когда завтрак близился к концу, Уриэль полностью успокоился, не без помощи половины кружки имбирного пива, выпитого для храбрости. Потом последовали прощальные слова, череда объятий, рукопожатий и похлопываний по плечу, после чего родные от него отлипли и отправили навстречу к таинственным магам. Вот будет нелепость если он не пройдет… Последовательность событий яркими картинками пронеслась в голове: отказ колдунов, идущий домой с кислой миной Уриэль, робкое открытие входной двери, сочувствующие взгляды встречающих, в глубине которых едва виднеется упрёк и осуждение за плохо выполненную работу. Но это же не его вина! «Ладно, - подумал про себя он – нечего корить себя за поражение, если я еще не проиграл. Не могло же все это быть зря!?»
Уриэль вышел из дома и направился к конюшне, захватив с собой слугу. Затягивать прощание казалось не кстати. С семьей он и так неотлучно провел несколько последних волнительных дней. Не говоря, о пятнадцати годах предыдущей жизни. Да и сентиментальностью он не славился. Конечно, он был сильно привязан к родственникам, послабее к друзьям и совсем чуть-чуть к некоторым слугам. Но он уже понял, что в этом отличался от других. В нем почему-то не было тех глубоких сердечных чувств, о которых часто говорили другие. Долг, взаимность, теплота человеческого общения, вряд ли больше. Это не следует говорить близким людям, но он же не может изменить себя? Таким он ощущал себя если не с рождения, то с детства точно. Возможно иное отношения он имел бы к матери, но та погибла, когда ему было не больше восьми лет. Похоже, что тогда он выплакал все слёзы, которые только были у него припасены на оставшуюся жизнь. И все же от несознательного ребенка нельзя ожидать другого. В общем он не долго переживал эту потерю и редко вспоминал о матери.
