— Игорь, я больше не могу здесь сидеть! Я хочу домой.

— Мы уезжаем, давай сумку.

Льёт дождь, и капли дождя стучат по крыше нашей машины, создавая монотонный и успокаивающий звук. Мы едем молча, каждый из нас погружен в свои мысли. Сквозь лобовое стекло виден мир, затянутый серыми облаками, как будто сама природа отражает наше настроение. Мокрые улицы блестят под фарами, и кажется, что всё вокруг погрузилось в бесконечный серый сумрак.

Внутри меня бурлят мысли, как водовороты в глубине океана. Кажется, что всё потеряло свою краску, и мир кажется таким унылым и безжизненным. Я вся в размышлениях, пытаюсь найти утешение в своих собственных чувствах, но понимаю, что всё это запутано и сложно. Как же хочется просто любить и быть любимой, чувствовать ту лёгкость и радость, которые наполняли меня раньше.

Стараюсь вспомнить свои чувства к этому человеку, но воспоминания словно затеряны где-то в глубине моей души. Как вспомнить те моменты, когда всё казалось простым и ясным, когда чувства были искренними и настоящими? Кажется, что даже самые яркие воспоминания потеряли свою насыщенность в этом сером фоне.

Подъезжаем, свекровь радостная поджидает с открытой дверью.

— Услышала шум мотора, думаю, ну наконец приехали.

Продолжает.

— Курьер приезжал, — обращается к Игорю, — сказал с работы твоей подарок прислали для тебя и жены. Показывает на небольшую коробочку, перевязанную лентой цвета чайной розы.

Игорь закашлялся, и выпучил глаза на мать.

Не снимая пальто, скидываю обувь, беру коробочку и на ходу развязываю ленту.

— Как мило, подарки — это замечательно.

Иду на кухню.

— Ты что, сдурела? — шепчет Игорь матери. — Я никому не говорил, что переехал за город. Никто не знает, что мы здесь. Совсем не соображаешь?

— Ой, Игорёша! Я даже не подумала, — её руки затряслись от волнения, — а я-то, старая дура, подумала, как хорошо, уважают на работе, подарок вон отправили. Ой, что делать то?

— Выкручиваться.

— А что прислали-то?

— Развод наш прислали. Что прислали, что прислали…

— Как развод? — её глаза округлились, — ой, ну отними иди, придумай что-нибудь, а то я без внучки останусь, ой…

— Какая внучка, мама, — машет рукой, — нам бы сейчас с этим «подарком» справиться.

— Где цветы и карты из Элиной сумки?

Спрятала, не найдёт, — показывает рукой на свою комнату.

Я стою в комнате, держа в руках красивую керамическую рамку с изображением дельфинов. Входят Игорь и его мать. Их взгляды полны недоумения и тревоги.

— Игорь, что это? — недоуменно смотрю на них, — и почему я рядом с этим человеком? — смотрю на мужа, стараясь разобраться в ситуации, — я была на море с ним?

— Дорогая, дай сюда, — голос Игоря звучит напряжённо.

Вырывает её у меня из рук.

— Что это ещё такое? — смотрит на рамку, — кто мог это сделать?

— Так мы знакомы или нет? — спрашиваю ещё раз, пытаясь разобраться с этим.

— Конечно, нет. Кто-то хочет нас поссорить, — отвечает с раздражением.

— А у нас есть враги?

— Ты забыла где я работаю? — его глаза метают искры.

— Но я знаю этого мужчину, — твёрдо произношу и в этот момент замечаю, как Игорь напрягается, — я помню его в больнице с цветами. Ты тогда сказал, что он жену встречает. Что это значит всё?

— Я узнаю, Эля, — бросает Игорь, сжав кулаки. Обещаю, я разберусь. Он опускает руки вниз вместе с рамкой, и я случайно ловлю своим взглядом фото снова. Резкая боль пронзает голову.

— А где моя сумочка?

— Не волнуйся, с ней всё в порядке.

Свекровь открывает шкаф, достаёт сумочку и подаёт мне. Забираю её.

— Я пойду приму душ и переоденусь, — в моём мозгу непрерывно крутятся картинки белых цветов жасмина и роз, и этого незнакомца, которого я наверняка знаю.

Вытряхиваю содержимое сумочки, перебираю мелочи: помятые чеки, старую жевательную резинку, несколько монет и здесь же моя банковская карта. Разочарованно фыркая, я снова окунаю пальцы в потайное отделение в подкладе, но и там пусто. Воспоминания о том, что мне нужно было сделать, начинают исчезать в головной путанице. Наконец, решаю снять кофточку, и тут из кармана выпадает засушенный цветок жасмина. Его запах знаком до слёз. Я закрываю глаза и вдыхаю этот аромат, стараясь восстановить в памяти, что же он мне напоминает. Запах жасмина связан с каким-то важным моментом или местом, но что это — ускользает от меня. Давай, Эля, вспоминай. Ни-че-го.

Заходит Игорь. Закрывает плотно дверь. Подходит ко мне.

— Дорогая, — говорит он, обнимая меня, — как ты?

Его руки скользят по моим плечам, вниз, к талии. Я чувствую, как он сжимает меня в объятиях и ловко поворачивает к себе задом. Я удивлённо восклицаю:

— Что ты творишь? — возмущаюсь, но сопротивляться сложно.

Он ведёт вниз, задирает юбку. Я чувствую его дыхание у себя на шее.

— Отпусти, я не хочу, — вырываюсь, поворачиваюсь к нему, — я же просила тебя подождать, я ещё не готова.

— Ты моя жена, у жены есть обязанности.

— Да что ты?

— Эля, я мужик, мне нужен секс.

— А мне нужна любовь, и мне нужно вспомнить. Смотрю ему в глаза.

— Вот опять заладила: вспомнить, вспомнить, — хватает за плечи, впивается губами в мои губы, рукой хватает грудь, пытаясь расстегнуть блузку.

— Ты моя жена, я твой муж, что плохого мы делаем? — отрывает губы.

— Но я не хочу, — лицо его мрачнеет, — сейчас не хочу, — становится немного страшно, я ещё не разобралась, я не вспомнила.

Кидает на меня злобный взгляд, отворачивается и уходит.

— Фух, — сажусь на край кровати, закрываю лицо руками.

Выхожу из комнаты. Спускаюсь вниз. Мать стоит руки в боки.

— Игорёша, что здесь происходит? — мать смотрит исподлобья.

— Что ты имеешь в виду? — делаю вид, что ничего не понимаю.

— Эля тогда ушла к другому мужчине? Это он на фото с ней? — испуганно смотрит.

— Конечно, нет. О чём ты? — продолжаю врать, — тихо ты, не причитай, пошли на кухню, — хватаю за рукав и тяну подальше от лестницы.

— Игорь, — ты мне сейчас должен всё рассказать, — не унимается, — она носит его ребёнка?

— Что за чушь ты несёшь? С чего ты взяла-то? Это мой сын!

— А я-то дура и не поняла, что она в отпуск не одна улетела, — ехидно шепчет мать, — ты мне хочешь подсунуть чужого ребёнка? — грозит пальцем, смотрит хмуро, напряжение растёт.

— Сейчас ты замолкнешь и будешь делать то, что я скажу! — смотрю на неё, а агрессия во мне нарастает.

— Ой, ты господи Иисусе, что делается-то, — запричитала мать, — что будет-то, ой…

— Ничего не будет, это моя жена и мой сын! А сейчас ты закроешься и пойдёшь делать свои дела и будешь вести себя как раньше, поняла?

— Поняла, Игорёша, поняла, ой… — мать схватилась за лицо и пошла в свою комнату.

Утром я проснулась от грохота внизу. Приоткрыв дверь, я увидела, как муж собирается на работу, открывает дверь и что-то шепчет свекрови на ухо. Та качает головой и закрывает рот ладонью.

— Всё, поехал, — целует её в щёку.

— Ну с богом, — крестит его и закрывает дверь.

Спускаюсь. Алла Леонидовна словно меня не видит, идёт к плите.

— Доброе утро, Алла Леонидовна.

— Доброе, доброе, — косится.

Интересно, где это «Элечка иди поешь кашки, попей свежевыжатого сока»?

— Алла Леонидовна, Вы знаете того мужчину, на фото, в той рамке?

Алла Леонидовна обомлела, покраснела, руки её опустились.

— Откуда ж мне знать-то, что у вас там происходит, — выпалила она и автоматически закрыла рот рукой.

— Я вижу, Вы что-то знаете, скажите мне, пожалуйста, я уже устала жить в какой-то неизвестности.

— Да откуда ж мне знать-то? — повторяет она. — Вы разве мне что-то докладываете, — закипает, — ссоритесь, миритесь, беременеете, переезжаете, меня же не спрашиваете, не советуетесь, а потом вон, скажите им пожалуйста. Не знаю я ничего.