— Вы хотите сказать, будто госпожа Утида взяла ключ, открыла коллекционную коробку с патронами, извлекла два, а потом в театре подменила холостые патроны в револьвере любовника на спектакле? – прищурилась чародейка.

Муж был в таком шоке от осознания судьбы патронов, что даже не попытался выгородить свою жену.

— Боюсь, господа, что всё так и было, — проговорил он глухим голосом, — она могла пойти искать примирения, но, когда бессердечный артист отказал ей, заменила патроны в револьвере. Она ведь – дочь известного коллекционера и умеет обращаться с оружием. Уверен, Хина жалеет, что так поступила. Её ослепила любовь. Бедная, бедная, моя девочка, что тебе пришлось пережить!

Вил в голове пробежался по всей последовательности событий. Вроде противоречий нет: мотив, возможность, способ – всё есть. Письмо, припрятанное костюмершей, только подтверждает версию Утида.

— Где в данный момент находится ваша супруга? – спросил Вил, — как я понимаю, дома её нет?

— Она в своём Женском клубе. Ещё одна привилегия супруги древесно-рождённого. Хина буквально нашла себя в благотворительных спектаклях. Подождите здесь, если угодно, часа через два она вернётся. Ей ведь не с кем более задерживаться, — философски заметил муж, и, осознав глубину проблемы, запричитал, — глупая, глупая! Ни один мужчина не стоит таких жертв. Что ей грозит?

— Если преступление будет доказано, в Артании за убийство полагается смертная казнь, — без особого желания ответил коррехидор. Ему было даже жаль этого кудлатого, румяного парня, всего на несколько лет старше его самого. Узнать, что твоя жена убила любовника, само по себе удар судьбы, а он всё равно продолжает сочувствовать ей.

— Я найму лучших адвокатов, — принялся бормотать Утида, — сделаю всё возможное. Может, её разум помутился? – с надеждой вопросил он, — ведь помрачение рассудка не может не быть смягчающим вину обстоятельством? Господин полковник, я так надеюсь на вас! Ведь, если вдруг отыщется хоть малюсенькая вероятность, что Финчи убила не моя жена, вы же не пропустите это? Не оставите без внимания?

Вилу пришлось заверить расстроенного вконец супруга, что проверит все факты самым доскональным образом, и взять с него слово древесно-рождённого не звонить в Женский клуб и не предупреждать госпожу Утиду о визите Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя, а также не предпринимать никаких шагов до окончания расследования и предъявления обвинения.

— Вы ведь не желаете навредить своей супруге? – спросил коррехидор, опасаясь, чтобы находящийся в растрёпанных чувствах муж не наделал каких-нибудь глупостей.

— Нет, конечно же, нет! – пылко откликнулся тот, — я клянусь, во всём слушаться вас, господин полковник!

— Что скажете? – Рика оглянулась на дворника в фуражке, что важно закрыл за ними ворота, — каким вам показался господин Утида?

— Несчастный, хотя несколько заносчив и до безобразия откровенен, — ответил коррехидор, — хотя в нашем случае последнее даже на руку. Не стал выгораживать жену.

— Мне его сетования показались немного избыточными, слишком показными, что ли? Да сам нынешний владелец юбилейных патронов какой-то скользкий.

— По-моему, причина вашей неприязни к господину Утиде кроется в его полнейшем небрежении вами, — чуть поклонился Вил, — а манеры? Что манеры! Потомок обедневшего рода, да ещё и без титула. Ему страшно хотелось показать, что мы с ним – равны.

— Ну да! Равны! – не удержалась чародейка, — вы же – фактически принц. Кузен его величества и пятый претендент на Кленовую корону, если леди Камирэ не подарит наследника, и худородный из Тополиного клана! Куда как равны.

— Фактически, да, но технически – все древесно-рождённые считаются равными. А его величество – всего лишь первый из нас. Утида не стал пятнать честь клана попытками выгородить убийцу. Просто признал, что его жена могла сделать подобное, и всё. Сие не помешает ему нанять лучших адвокатов или вытребовать врачебную проверку душевного состояния супруги. Хотя меня временами посещало ощущение узнавания господина Райана Утиды, при том, что готов держать пари, что я с ним незнаком. Где я мог его прежде видеть?

— У театра, это тот самый нахал из дорогого магомобиля, который занял присмотренное вами место для парковки.

— Нет, — возразил Вил, — тот был совершенно не похож. Отвратительная прилизанная рожа.

— Так и есть, — победно улыбнулась чародейка, — всё дело в волосах. Мне его стрижка показалась странноватой, поскольку она рассчитана на специальный гель для волос с зачёсыванием их назад. А дома он ходит с неприбранными волосами, да ещё и вьющимися от природы. Поэтому впечатление от него было совсем иным.

— Занятный брак у них, — проговорил коррехидор, — муж и жена крутят романы в одном театре.

— Ага. При этом господин Утида не чужд двойных стандартов: его бурные лобызания с балериной прямо на улице как-то не особо вписываются в столь превозносимые им рамки приличий.

— Дорогая моя Эрика, — Вил шутливо хлопнул её по макушке, словно младшую сестрёнку, — рамки приличий для мужчин и женщин в артанском обществе заметно разнятся. И так было всегда. Древесно-рождённый лорд может иметь любовницу. Триста лет назад у императора их было около десятка, совершенно официальных, с отдельными покоями и титулами. Императрицу Нежной глицинии, поднявшуюся из наложниц, как раз в то время казнили за измену с дайнагоном.

— Что, и дайнагона тоже?

— Нет, министру предоставили почётное право публичного самоубийства после соответствующего покаяния.

— А разговоры господина Утиды о том, что жена всюду появляется вместе с любовником? При этом никто из друзей Финчи её не видел? – продолжала рассуждать Рика.

— Ничего удивительного. Круг общения древесно-рождённых отличен от круга общения даже знаменитых артистов. Их могли видеть знакомые Утиды, но не коллеги из театра. К тому же разговор с мужем развеял некоторые мои сомнения по поводу припрятанного Ари письма.

— Да, письмецо более, чем странное, — подхватила чародейка, — с какой это радости Финчи писал своей любовнице о разрыве уже ПОСЛЕ того, как решающий разговор состоялся?

— Думаю, госпожа Утида не желала принять из разрыва, — предположил коррехидор, — и донимала любовника попытками и требованиями примирения, посылала подарки, которые он в письме обещал ей вернуть. Потом она пришла в театр и в очередной раз выслушала отказ от Финчи. Письмо отправлять не было смысла, он так и оставил его в кармане, где его нашла Ари Дару. Отказ подтолкнул госпожу Утиду к убийству. Возможно, она решила: либо ты помиришься со мной, либо умрёшь. И подменила патроны.

— Похоже на правду. Вы знаете, где расположен этот самый Женский клуб? – спросила Рика.

— Естественно, знаю. Там председательствует одна милейшая дама, сокурсница моей матушки по Кленовому институту.

Женский клуб с названием «Ипомея» занимал первый этаж какого-то большого здания со множеством контор, их более скромные вывески окружали украшенную изящными кованными вьюнами вывеску клуба. Их пропустили без звука, а чародейке подумалось, что, должно быть, не одни дамы захаживают в клуб, либо их просто приняли за посетителей одной из контор.

Оказалось, коррехидору уже приходилось бывать тут.

— Я участвовал в благотворительном музыкальном фестивале, — ответил он на удивлённый взгляд Рики, — попросили сыграть на рояле.

Чародейке оставалось лишь гадать о личности просительницы: ею могла оказаться как леди Окку, так и одна из назойливых сестричек, что в Доме шоколадных грёз делали двусмысленные намёки по поводу искусных пальцев.

Женский клуб встретил их нестройным, но мелодичным гулом женских голосов, который перекрывало властное контральто:

— Дамы, дамы, не спорьте. Мы не станем обнажаться даже в благотворительных целях. Подобное неподобающее поведение нанесёт ущерб репутации «Ипомеи». Как председатель, я категорически запрещаю делать это!

— Но, госпожа председатель, — возражал ей высокий молодой голосок, — на акварелях великого мастера Гоку́си женщины часто изображены с обнажённой грудью и ногами. Я не предлагаю заголять грудь, но ноги-то мы можем показать? Иначе наши зрители подумают, будто мы, читая строки «Искорок поэзии», показываем картинки из азбуки! Всё скромненько и целомудренно.