— Коллекция господина Хигеми – эта просто поэма! – Утида откинул длинные пряди странно постриженных волос, которые регулярно падали на его свежее, румяное лицо, выдающее человека отменного здоровья и аппетита, — я сам не чужд данного увлечения. Знаете, род, оружие, коим мои предки воевали на полях сражений. Так вот, сэр Вилохэд, коллекцию сию унаследовала моя супруга Хи́на. Бедняжка шесть лет назад лишилась отца, а в позапрошлом году и её многоуважаемая матушка, моя тёща, последовала за мужем в мир иной. Госпожа Хигеми была слаба здоровьем смолоду, а уж кончина главы семьи её вообще подкосила. Вот такие дела.

— Скажите, имеется ли в коллекции коробка патронов к револьверу прошлого века, изготовленная в мастерской Хашидо и Носаги? – спросил Вил, которому румяная физиономия Утиды тоже показалась знакомой.

— Конечно! – гордо подтвердил тот. Казалось, его нисколько не удивил вопрос коррехидора, — ещё как имеется. Знаете, какие деньги нам предлагали за неё? – он прищурился, предлагая собеседнику высказать самое смелое предположение, но Вил не собирался ему подыгрывать, а чародейка, на которую Утида не обращал вообще никакого внимания, тем более.

— От полтораста до двух сотен рё, — хозяину дома пришлось самому озвучить цифры, — но ни я, ни Хина даже не подумали соглашаться. Папенькина коллекция – святое. И потом, — он сделал приглашающий жест и повёл их внутрь дома по широкой лестнице, поднимавшейся прямо из холла на континентальный манер, — мы совершенно не стеснены в средствах. Продавать что-либо из великолепнейшего собрания моего тестя, хвала богам, нет ни малейшей надобности.

Коллекция никак не заинтересовала гостей. Утида вздохнул, вытащил из шкафчика связку ключей и отомкнул замок застеклённого шкафа, где лежали явно самые ценные экспонаты, среди коих была коричневая картонная коробка со знакомыми иероглифами и бегущим зайцем вместо соединительного союза «и».

— Вот, извольте видеть, — он вынул коробку и со всех сторон показал её, — прекрасно сохранившаяся упаковка, не потёртая, не подмокшая, хотя, — он коротко хохотнул, — для ЭТИХ патронов и вода не страшна. Но главная её ценность, что она полна! – мужчина ногтем подцепил крышку и открыл коробку. Его удивлению не было предела: в верхнем ряду ровных шляпок револьверных патронов не доставало ровнёхонько двух, — что такое? Как? Вы видите это! – он даже покраснел от возмущения, — у меня просто хватает слов!

— Патроны украдены? – вежливо осведомилась Рика, которой надоело играть роль мебели, — желаете сделать заявление.

— Нет, нет, — замотал головой Утида, словно надеялся прогнать наваждение, — ни о какой краже не может быть и речи. Витрина на замке, ключи лежать в секретном ящичке шкафа, без должных знаний его не открыть. Исключено.

— Кто знает о ящичке и способе забрать ключи, а также о том, каким именно ключом открывается витрина? – коррехидор сличал патроны из своего пакета и из коробки. Они оказались совершенно одинаковыми.

— Известно мне, — ловя ртом воздух, проговорил хозяин дома, — и моей жене Хине. А откуда у вас патрон?

— Должен заявить официально, господин Утида, — Вил серьёзно поглядел на растерянного кудрявого мужчину, — патроны из вашей коллекции фигурируют в деле об убийстве солиста Королевского оперного театра Эйдо Финчи. Что вы можете сказать нам по этому поводу?

— Я знал, что это плохо кончится, — тихим, убитым голосом проговорил Утида, — извините, но мне нужно выпить. Пойдёмте в гостиную, я расскажу, что именно должно было плохо кончиться. И кончилось…

В гостиной он налил себе солидную порцию виски из обширного набора бутылок и бокалов, примостившихся почему-то на рояле, кивнул на отказ коррехидора, предложил гостям сесть и выпил.

— Дело касается Хины, — проговорил он тихо, — видите ли, сэр Вилохэд, наш брак не имеет и не имел ничего общего с союзом двух любящих сердец. Это просто сговор. Отец Хины, господин Хигеми, был простого происхождения, разбогател своими силами и страшно желал породниться с древесно-рождёнными. Наш род пришёл в упадок уже несколько поколений назад, все попытки поправить финансовое положение выгодными браками не удавались. Мой дядя даже выдвинул теорию о родовом проклятии, хотя она и была шита белыми нитками. Возможность породниться с одним из богатейших промышленников в Кленфилде, да и в королевстве, показалась моему отцу заманчивой. Дело было слажено: я стал мужем единственной дочери Хигеми. Дела моего рода устроились как нельзя лучше, но свершилось это путём принесения в жертву чувств сразу двоих молодых людей. Нам было чуть за двадцать, и мы были абсолютно равнодушны друг к другу. Вы спросите, как такое возможно: симпатичный парень и красивая девица стали супругами, и при этом не возникло никаких чувств? – он сделал ещё один большой глоток, чуть сморщился (не то от выпитого спиртного, не то от горьких воспоминаний), — но в нашем случае боги распорядились именно так. Мы оказались не нужны друг другу даже в постели. Очень скоро, благодаря разумности Хины, было принято решение о свободном браке: если нас соединило обоюдное желание нашей родни, это – не повод проводить всю жизнь в унынии с совершенно не интересующим тебя ни в каком разрезе человеком.

— То есть, вы оба рассматривали возможность иметь связи на стороне? – уточнил коррехидор.

— Да, мы приняли это непростое решение. Мы получили свободу с условием никогда, ни при каких обстоятельствах не выходить за рамки приличий. И мною условие сие неукоснительно соблюдалось. Но вот Хинако..., — он покачал головой, — не знаю, как другие женщины повели бы себя в подобных обстоятельствах, но моя супруга оказалась склонной к страстным романам. По первоначалу всё было прилично. Был художник, которого она превозносила до небес. Его сменил непризнанный гений поэзии. Жил гений где-то на чердаке, но сочинял весьма недурные любовные стихи.

— Получается, ваша жена показывала вам стихи, которые ей посвятил её любовник? – изумилась чародейка.

— Мы с Хиной не были счастливыми супругами, что, впрочем, не мешало нам иногда спать вместе, — с обезоруживающей откровенностью заявил Утида, — и при том приятельствовать. Ревности меж нами не было, а пикантные рассказы о любовных приключениях весьма скрашивали общение. Два года назад Хина увлеклась бедным студентом, но вот этой связи положил конец уже я. Убедил супругу, что не стоит иметь дела с мальчишкой, который боги знает что может себе навоображать по её адресу.

Он замолчал, словно собирался с мыслями, потом заговорил снова. Заговорил несколько торопливо, чуточку сбивчиво:

— А полгода назад пришла самая настоящая беда. Хина влюбилась. Я всё понимал: страсть, увлечение плюс развлечение. Но что б настолько потерять голову! Объектом оказался Эйдо Финчи. Она и без того в Женском клубе театром увлекалась, а тут случилось нечто невообразимое: Хину словно подменили. Она превратилась в практически другого человека, это ещё что! Перестало перепадать в постели, и ладно. У меня имелась достойная замена супружеского ложа, но выход за рамки приличий! Моя жена стала появляться с любовником в общественных местах, магазинах, ресторанах, ходила к нему в театр. Словом, вела себя так, что знакомые порой мне сочувствовали, а порой крутили пальцем у виска. Я пытался отговорить её, взывал к разуму, пророчествовал о дурном завершении романа. Одно дело развлекаться, другое – влюбляться! Но ничего, кроме ненависти не приобрёл. Хина замкнулась, принялась избегать меня, и так было до прошлой недели.

Вил собрался уже спросить, что же такого знаменательного случилось на прошлой неделе, но мужчина взъерошил свою пышную шевелюру и заговорил:

— Он её бросил. Представьте себе нагло, бессовестно бросил, наговорив целых ворох ерунды об несовместимости таланта и способности любить женщину, которой он якобы за свой талант пожертвовал. Что не любил её никогда и всё прочее, что говорят обыкновенно в таких случаях. Она плакала. Плакала долго и горько. Такой убитой горем я видел Хину лишь однажды, когда скончался её отец. Потом моя жена немного пришла в себя, и как-то даже успокоилась. Если б я только мог предположить тогда, что она задумала! Боги, боги, почему я был столь слеп?