— Ты была вчера там?! – воскликнула Эни Вада, и было непонятно, обвиняет она Рику или восторгается.

— Была, — подтвердила чародейка, ругая себя в душе, что не смолчала. Теперь от вопросов не будет покоя.

Вопросов, действительно, последовало немало. Рике пришлось поведать обо всём, от смерти на сцене до фасона платья и причёски будущей королевы Артании. Интерес по поводу буфета она удовлетворить не смогла, заявив, что в королевскую ложу всё приносили лакеи.

Воспользовавшись тем, что тётушка Дотти и Эни принялись обсуждать смерть артиста между собой, строя самые фантастические предположения, чародейка прихватила газету и удалилась к себе.

Посреди галиматьи вокруг слёз короля и якобы витавшей вчерашним вечером трагической атмосферы журналист Руко Нори описал нечто, что проскользнуло по краю сознания чародейки, и это самое нечто заставило ворохнуться воспоминание о театральной беде. Беду упоминали несколько опрошенных. Конечно, существовала вероятность, что господин Нори пообщался с теми же самыми персоналиями и у них подцепил сплетню, но дочитать дурацкую претенциозную статейку до конца всё же следовало.

Рика надела очки и принялась читать. Морщась в душе, она по новой прочла о рыдающем короле и необыкновенно прозорливом и восприимчивом к эманациям смерти журналисте, который, по его же собственным словам, правда, совершенно не вязавшимся с реальностью, одним из первых кинулся оказывать помощь застрелившемуся артисту.

Но вместе с этим обнаружилось в статье и ещё кое-что: в последнем абзаце господин Нори высказывал гипотезу о многовековом проклятии, что тяготеет над Королевским оперным театром. Ссылаясь на собственное расследование, которое он опубликовал в «Вечернем Кленфилде» минувшей осенью, журналист предполагал будто бы театр построен на месте святилища давным-давно забытого божества.

«Всем известно, что подобные святотатства, пускай даже невольные и непреднамеренные, откликаться самыми зловещими последствиями, — писал журналист, — как бы не хмыкали скептики, которые всегда и во всём норовят увидеть рациональную составляющую бытия, я ЗНАЮ, что проклятие демона Королевского театра существует в действительности, ибо ни одно практическое, приземлённое и глубоко рациональное обоснование не способно объяснить трагические внезапные кончины талантливых молодых артистов этого театра. Пускай упомянутые мною оппоненты-скептики попробуют найти подоплёку периодичности смертей, что с ужасающей точностью колеблется от пяти до десяти лет и строго связана с премьерами. Попытайтесь! Коли вам это удастся, я первый сниму перед вами шляпу и даже пообещаю съесть её».

Вот оно! Рика отложила газету. Беда, так артисты скромно назвали внезапную смерть Эйдо Финчи, случалась и раньше. Если верить журналисту, то по крайней мере уже полторы сотни лет. И композитор, написавший «Слепого мастера», тоже не исключение. Если только журналист Руко Нори не насочинял по привычке приукрашать реальность в угоду красного словца, то здесь есть над чем подумать: потусторонним сущностям, возникающим или проникающим в наш мир из-за разрушения святилищ, вполне по силам подобным образом вмешиваться в жизнь людей. А уж кровавые жатвы вообще по их части! Если периодичность несчастных случаев подтвердиться, в данном направлении можно копать.

Утром, когда чародейка пришла на работу, у входа в коррехидорию она столкнулась с четвёртым сыном Дубового клана.

— Я узнал кое-что любопытное, — проговорил Вил после приветствия, — мне казалось, что я давно читал про всяческую чертовщину, связанную с оперой «Слепой мастер», и оказалось, что это произведение, как ни с какое другое окутано огромным количеством суеверий. Возможно, причина этого в ранней смерти композитора. «Слепец» (так предпочитают называть оперу в театральных кругах, ибо само название, произнесённое вслух сулит несчастья) — его последнее произведение, не полностью даже завершённое, но успешное. Его редко ставят на сцене, следуя при этом множеству неписанных правил, нарушение коих может привести к фатальным последствиям. Например, нельзя до премьеры ни в театре, ни каком ином месте произносить последнюю фразу; запрещается напевать, а уж, тем паче, насвистывать мелодии арий. Все костюмы должны быть пошитыми сызнова, опасно использовать даже элементы костюмов из других спектаклей. Но главное, постановка «Слепого мастера» изобилует разными необъяснимыми несчастьями: от вывихнутых конечностей до смертей. Правда, не всегда во время спектакля, а после или же до него. Мне в голову было залетела шальная мысль: вдруг кто-то решил поддержать репутацию про́клятого спектакля и подменил патрон в реквизите? Но по здравом размышлении я посчитал свою версию несостоятельной. Смерть солиста, компенсационные выплаты принесут администрации Королевской оперы гораздо больше проблем и не окупят скандальную славу.

— Как ни странно, — слегка улыбнулась чародейка, — я тоже размышляла в похожем направлении. Вы читали вчерашний «Вечерний Кленфилд»?

— Нет, — качнул головой Вил, они подошли к его кабинету, — а что там было?

— Статья этого ушлого Руко Нори, — ответила Рика, кивком приветствуя Тураду, усиленно изображавшего утреннюю кипучую деятельность за своим столом.

— За что же вы так о бедном журналисте? – вскинул бровь коррехидор, — говорят, господин Нори – восходящая звезда, у него бойкое перо, он хваткий и не боится браться за дела, которые другие его коллеги по цеху обходят стороной.

— Перо у него чересчур бойкое, — подтвердила Рика, — а ещё парень обладает нерядовой фантазией, и склонен пускать её в ход по любому поводу.

Она поведала, о чём прочитала в статье.

— Демон театра? – усмехнулся коррехидор, — вот это — полнейший бред!

— Почему? – обиделась чародейка. Не такой реакции она ожидала.

— Да потому, что за полторы сотни лет кто-нибудь да догадался бы пригласить жреца, заклинателя или чародея. Театр бы обследовали, выявили вашу потусторонняя сущность и она была бы благополучно уничтожена либо отправлена в духовный план.

— Если бы так поступили, то Эйдо Финчи пел бы спокойно свои арии, а не погиб на сцене во время премьеры, — проворчала Рика.

— Хорошо, — сказал коррехидор, — поскольку никаких иных зацепок в деле артиста у нас нет, предлагаю посмотреть изыскания господина Нори, которыми он, по вашим словам, так гордится.

— Неужели опять полдня просидим в Королевской библиотеке! – в сердцах воскликнула чародейка, — нам там пора абонементами обзаводиться. У нас ни одно расследование без библиотеки не обходится. Сразу вспоминаются славные студенческие годы!

— Если у вас сегодня нет охоты рыться в пыльных подшивках газет, могу предложить навестить господина Нори и узнать всё, что называется, из первых рук.

Чародейка согласилась. Перед тем, как поехать в издательство, Вилохэд затащил её в чайную, сославшись на то, что у него в доме гостит отец, а это значит, что все на завтрак едят рис с сырым яйцом – пищу простую, но чрезвычайно здоровую по мнению герцога Окку.

— Вот я и постарался пораньше улизнуть из дома, — подмигнул коррехидор, — меня буквально наизнанку выворачивает от одного запаха сырах яиц. Так что прошу составить мне компанию за чашкой крепкого порохового чая.

Рика была не против. Теперь ей стало понятно, почему они встретились у входа в коррехидорию. Обыкновенно четвёртый сын Дубового клана, пользуясь привилегиями должности и знатности, редко появлялся на службе раньше половины десятого.

В редакции одной из самых популярных газет ничего не изменилось с момента их последнего посещения. Только на этот раз Вил прекрасно знал, куда нужно идти, чтобы попасть к главному редактору.

В приёмной их встретила всё та же секретарша с кислым лицом и предложила обождать, пока у господина Ба́ру совещание. Присев на кожаный, изрядно потёртый диван, чародейка подумала, что кое-какие изменения в «Вечернем Кленфилде» всё же произошли. Секретарша главного явно собиралась стать матерью, а место безвременно отошедшей в мир иной пальмы занял разлапистый фикус с крупными зелёно-белыми листьями.