— Не стану обнадёживать госпожу пустыми обещаниями, — поклон, — служба, долг перед кланом и бесконечное почтение не позволят мне поступить со столь неподобающей фамильярностью.

— Что ж, жаль. Прощайте, господа. Провожать не стану.

При этих словах и Вил, и Рика почувствовали непреодолимое желание как можно скорее покинуть эту странную комнату с разобранной кроватью. Ощущение ослабело и исчезло вовсе только, когда они выбрались из трюма сцены.

На сцене сидел сторож и нервно курил.

— Наконец-то! Отыскали свою трость, господин?

— Тебе ж велено было из своей подсобки не выходить и по театру не шляться? – нахмурил брови Вил.

— Велено-то – велено, — почесал лоб парень, — да только наши всякое болтают. О призраках, например. Вот и подумал, чего-й-то долго вы под сценой шарашитесь. Вдруг вас тама сожрали, а мне опосля отвечать: накой пустил? Кого? Возни не оберёшься. Решил, выкурю ещё папиросочку и внизы полезу за вами, стало быть.

— Благодарю за проявленную заботу, однако ж сие излишне. Эрика, в наших силах сделать нечто, чтобы, доблестный хранитель ночного покоя Королевской оперы не распространялся о нашем визите? – Вил выразительно поглядел на чародейку.

— Сейчас подумаю, — девушка вытащила из сумочки пудреницу и раскрыла её. Затем поднесла к лицу оторопевшего дворника, — силой зеркала заклинаю тебя: коли раскроешь рот, чтобы рассказать кому-нибудь о нашем сегодняшнем визите и поисках трости, в тот же миг лицо твоё обрастёт обезьяньей шерстью. Понял? Ну-ка посмотри хорошенько, каким красавцем станешь!

Коррехидору не было видно, что узрел сторож в маленьком дамском зеркальце, только тот переменился в лице и побледнел, отшатнувшись от пудреницы.

— Я – могила!

— Вот и молодец, — чародейка убрала пудреницу, — а теперь проводи-ка нас к выходу.

За всю дорогу сторож не проронил ни единого слова, поклонился на прощание, и тяжёлые двери Королевского оперного театра закрылись за спиной коррехидора и его спутницы.

— Итак, — проговорил Вил уже в магомобиле, — визит в катакомбы был, без сомнений, познавательным, но абсолютно бесполезным.

— Упаси вас боги проговориться Коке о развязной представительнице божества под театром! – воскликнула Рика, представив себе неподдельную радость журналистки и гнев Эйки, когда девица в мужском платье заявится к ней и начнёт задавать самые разные вопросы.

— Естественно, я не пророню ни единого слова. Вам даже зеркальце задействовать не придётся. Кстати, что такого увидел там бедолага-сторож? Он аж с лица спал.

— Просто самая чуточка гипноза, поддержанная магией, показала парню его самого в обезьяньем обличии. Естественно, превратить кого-либо в обезьяну или в крысу не под силу магии, но сторож не знает об этом, посему надеемся на его скромность, — ответила чародейка, — а наше подземное приключение нельзя назвать совершенно бесполезным. Мы убедились, что в качестве призрака оперы выступает представительница бога, и она не имеет никакого отношения к смерти Эйдо Финчи.

— То есть мы с вами оказались в той же самой точке, откуда начали расследование, — грустно покачал головой коррехидор, — мотивов для суицида у парня не было, врагов, вроде как, тоже. Кто его убил и за что – непонятно. Но скоро утро. Давайте отложим до завтра выстраивание новых версий, и хотя бы немного выспимся перед новым рабочим днём, — он сдержал зевок. Переночуете в гостевой комнате или поедете домой?

Рика хотела сказать, что домой, но тут вспомнила о привычке квартирной хозяйки запирать входную дверь на засов, чтобы обезопасить дом от грабителей. Войти, не перебудив всех, ей просто не удастся. Поэтому пришлось согласиться на гостевую спальню в резиденции Дубового клана.

Было странно и непривычно завтракать вместе с Вилом в его доме, а потом ехать в коррехидорию. Когда чародейка выходила из магомобиля, она в душе немало порадовалась привычке коррехидора являться на службу не ранее десяти часов, иначе заинтересовано-понимающих взглядов мужчин в чёрно-зелёных цветах Кленовой короны было бы гораздо больше. Турады-Дурады на месте не оказалось, и чародейке только оставалось молить богов, чтобы вчерашний день не оказался богатым на убийства и трупы.

— Итак, — проговорил Вил, вешая в шкаф своё лёгкое пальто, — мы с вами оказались в той же самой точке, с какой начали, а сегодня – доклад его величеству. Представляю его физиономию, когда он услышит об обеих наших новых знакомых. Особенно об Эйке. «В моей столице божество устроило себе представительство, а я не в курсе дела! – передразнил короля он, — заключаются чёрт знает какие контракты с чёрт знает какой оплатой, а моя доблестная служба, долженствующая охранять ночной покой и создавать полнейшую дневную безопасность, попросту бездействует. И вы, наш кузен Вилли, за просто так получаете жалование, сумма коего позволила бы ремесленнику средней руки прожить полгода»!

Рика прыснула со смеху, коррехидор явно обладал артистическими способностями, и пародия на короля Элиаса вышла у него очень даже живой, а король совершенно узнаваемым.

— Я тут уже подумала, — проговорила она, принимая серьёзный вид, — мы слишком рано списали со счетов самоубийство.

— Но ведь Финчи был здоров и успешен? – заговорил Вил уже своим обычным голосом, — предсмертного послания он не оставил, перед спектаклем нервничал, конечно, но это – нормально. Я слышал, артисты даже с двадцатилетним опытом выступлений на сцене волнуются перед премьерой.

— Мы поступили как дилетанты, — заявила чародейка с таким покаянным видом, что у коррехидора не возникло даже желания возражать, — увлеклись версией, показавшейся нам вполне себе реалистичной. И всё это с подачи Коко или, как она себя любит называть, Руко. Что простительно журналистке, непростительно офицерам королевского сыска. Пошли на поводу сенсации, словно пара школьников, заигравшихся в детективов! Умеют же некоторые задуривать людям головы. Да Коку редактор «Вечернего Кленфилда» на руках носить должен! Такой талант и безо всякой магии, хорошо ещё, что девица в мошенницы не подалась или же карточные шулера…

— Давайте оставим в покое госпожу Нориту, ваше отношение к ней мне вполне понятно, — усмехнулся горячности чародейки Вил, — станем считать, что мы уже осознали свои ошибки, самобичевание же никому ещё пользы не приносило. Я согласен, проблемы со здоровьем – не единственная причина свести счёты с жизнью: долги, несчастная любовь – тоже способны подтолкнуть человека к краю пропасти. Артисты – своеобразная публика, они не любят откровенничать с посторонними, а мы не приложили должного количества усилий, дабы выяснить всю подноготную солиста. Более того, мы не побывали у него дома.

— И ещё одно, — Рика подняла на коррехидора свои большие зелёные глаза, — я допускаю, что Финчи сам вставил в свой револьвер боевые патроны, да, именно ему сделать сие было проще всех, но где он их взял?

— С этим никаких сложностей, — отмахнулся Вил, — по Кленфилду разбросано немало оружейных лавок и магазинчиков. Покупай, сколь душе угодно.

— Нет, — покачала головой чародейка. Благодаря отменной зрительной памяти перед её мысленным взором встал оставшейся в револьвере патрон и гильза, что лежала рядом в пакете, — насколько я помню, патроны показались мне какими-то странными.

— Не знаю, может, они просто отличались от остальных-холостых?

— Возможно. Я ведь не имею дела с огнестрельным оружием, помниться, там было изображено какое-то животное.

— Где «там»? – не понял Вил.

— Ну на кругленьком дне патрона.

— На шляпке гильзы, — уточнил коррехидор.

— Пускай на шляпке, — согласилась чародейка, — были какие-то буквы и рисунок.

— Пойдёмте, поглядим. Это может стать интересной зацепочкой.

В приёмной появился Турада с пакетом из кондитерской. Оказалось, адъютант проявил заботу о своём шефе и лично сходил за пирожными.

Патрон и гильза, действительно, оказались весьма необычными. На шляпке гильзы красовался не то затейливый узор, не то два стилизованных под узор иероглифа, а весьма искусно вычеканенный бегущий заяц как бы восполнял недостающее «и».