Наверное, боги одарили меня талантом, забрав взамен банальную способность испытывать благодарность и привязанность к женщине. Мне страшно и неприятно писать это, повторяя жестокие слова, что уже вырвались из моего горла и моего сердца: я не люблю тебя, Хина, и не любил никогда. Как, собственно, и вереницы других женщин, побывавших в моих объятиях. Прощай, не стану даже благодарить тебя за твои чувства, они пропали для меня втуне и не принесли радости. Подарки и деньги, коими ты со свойственной тебе щедростью одаривала меня всё время нашей смешной связи, я возвращу в полной мере и в самое ближайшее время.

Прощай, Хинако, прощай навсегда.

Эйдо Финчи.

Вилохэд протянул послание чародейке, которая буквально сгорала от любопытства, пока он читал.

— Довольно-таки хамское письмецо, — сказала она.

— Для Хины, к которой я не испытываю ни малейшего сочувствия, возможно, — попыталась выдавить из себя ядовитую улыбочку Ари, — а для меня оно показалось чудесным бальзамом на исстрадавшуюся душу. Мой Эйчик решил порвать с любовницей, более того, он ясно даёт понять, что никогда не любил её. А это значит, что он всё ещё любит МЕНЯ.

Чародейка хотела было возразить, что из письма такого вывода сделать совершенно невозможно, скорее можно сказать, что этот убитый солист был эгоистом и бессердечным типом, но предостерегающий взгляд коррехидора остановил готовую вырваться реплику.

— Эти патрон и гильза из театрального револьвера? — костюмерша заставила себя поглядеть на вещи, разложенные на столе.

— Да, — подтвердил Вил.

— Странные какие. Можно мне поглядеть?

— Смотрите, — письмо вычёркивало Ари Дару из списка подозреваемых. Оно лишало её главного мотива, а напротив, вселяло шальную надежду на возобновление отношений.

— Никогда таких не видела, — покачала головой девушка, — и знаете что? Реши я убить Эйчика, я бы заказала коробку боевых патронов у того же самого оружейника, где и всегда. Подозрений это не вызвало бы: где холостые, там и боевые. Я – постоянный клиент, надёжный, может даже чуточку почётный. Заряжать револьвер такими необычными патронами станет лишь полный идиот. Они ж – что визитная карточка: где достал? Почему именно эти? Ещё клеймо какое-то именное. Станешь покупать такие в лавке – запомнят.

Вил подумал: не зря, ой не зря бабушка посоветовала маленькой Ари Дару брать по жизни умом. Ум имелся, да ещё какой острый. С одного взгляда срисовала и особые патроны, и все последствия столь необдуманного шага, как использование последних в убийстве.

— Зачем вы письмо-то забрали? – спросил он, — я бы понял, будь в нём хоть что-то, что могло бы бросить на вас подозрение. А так – наглое, неумное послание.

— Для меня письмо стало последним, что оставил Эйчик на этом свете, — опустила глаза девушка, — понимаете, косвенное признание, что я ему могла быть нужна, что он любил меня. Ибо страсть, желание – не по моей части. Я носила его с собой, как драгоценную реликвию.

— Отменный же почерк был у солиста, — Вил ещё раз взглянул на письмо, — обзавидуешься. Меня специально учили каллиграфии, но я и вполовину не сумел бы так шикарно написать.

— Что вы! – грустно улыбнулась Ари, — Эйчик косорукая бездарь, он своё имя без ошибок написать мог через раз, не говоря уж о более сложных вещах. Переписчик, — пояснила она, — над его малограмотностью мы с Донни немало поиздевались, вот он и пользовался услугами переписчика, да, глядите, ещё и бумагу бабскую заказал. Розовый тон и лепестки облетающей сакуры. Надушить ещё осталось. Хотя, кто ж станет это делать в расставательном послании.

Театр, брат и сестра Дару остались позади, а коррехидор горестно воскликнул:

— Что за дело такое! Только у нас складывается версия с подозреваемым, мотивом, возможностью, как всё рушится карточным домиком. Какая прелесть: бывшая любовница, избавление от ребёнка, месть, заряженный револьвер – кровавая ария. Так ведь нет. Письмо в кармане и патроны, взявшиеся из ниоткуда, всё перечёркивают.

— Мне письмо показалось каким-то подозрительным, — чародейке вспомнились откровенно грубые слова, дисгармонирующие с розовой бумагой и красотой летящих строк, — зачем писать письмо уже после того, как вопрос с расставанием решён? И как удобно: у Финчи был плохой почерк, от этого письмо заказал переписчику. Ари могла сама заказать письмо, дабы обеспечить себе надёжное алиби: мол, нет причины для ревности, всё одно Финчи расставался со своей возлюбленной.

— Могла, — подтвердил Вил, — конечно, могла. Но где она добыла патроны? Она их не покупала в лавке или в магазине. Турада все их проверил.

— Украла! – предположила Рика, — выкрала у коллекционера.

— Слишком опасно, но принимается. Пообедаем и к господину Чигасу. Кто, как не председатель клуба коллекционеров оружия, сможет нас проконсультировать о владельце номерных патронов Хаширо и Носаги? Будем надеяться, что сей достойный муж успел вернуться из поездки.

Вилохэд оказался прав, и к господину Чигасу их провели сразу же. Рика даже разочаровалась, ничего необычного или пугающего в господине Чигасу не было: с приличествующим случаю радушием их встретил невысокий старичок, с абсолютно седыми волосами, постриженными по-военному коротко.

— Проходите, многоуважаемый коррехидор, — он сделал скупой приглашающий жест, — наслышан о вас, и, смею заверить, характеристики, что достигали моих ушей, оказывались вполне лестными, — он говорил с особенными интонациями, какие порой можно заметить у пожилых людей: слова выговаривались с медлительным тщанием, делались нередкие паузы.

— Рискну проявить невежливость и поинтересоваться, из чьих уст исходили сии лестные характеристики, — поклонился Вил.

Чигасу хмыкнул, заявил сперва о неразглашении источников, но потом смягчился:

— А́нгус Кабу́си. Вы оказали ему неоценимую услугу, выведя клан Магнолии из-под позорного обвинения в убийстве дайнаго́на его величества на балу в охотничьем замке. Мы регулярно общаемся с Ангусом в клубе «Серебряная пуля», где уже более двадцати лет проходят регулярные собрания сообщества кленфидских коллекционеров огнестрельного оружия, бессменным председателем которого является ваш покорный слуга, — он чуть наклонил голову с достоинством, как человек, прекрасно знающий себе цену, — как я догадался, вас в мою скромную обитель привело не праздное любопытство?

— Да, господин председатель, — вежливо поклонился в ответ Вил, давая понять, что он оценил прозорливость собеседника, — мы ведём расследование преступления, в котором были задействованы вот такие интересные патроны, — коррехидор предъявил гильзу и патрон.

— Уверен, вы в полной мере не представляете себе, насколько они интересны, — председатель сообщества коллекционеров надел очки, что свешивались на плетённом шнуре ручной работы, — пройдёмте в мой кабинет, господа. Вот уж не ожидал, что ещё раз увижу их. Если, конечно, это не другая именная партия, — бормотал он себе под нос, неся патроны бережно, будто те были сделаны из хрусталя.

Его кабинет нисколько не удивил Рику – об увлечении хозяина рассказывало разнообразное оружие, что украшало стены, — от старинных аркебуз и пищалей, виденных чародейкой лишь на картинках в учебниках истории, до современных ружей. Казалось, несколько разных эпох собрались здесь вместе. Вдоль стен притулились стенды, там под стеклом отдыхали всевозможные патроны в коробках и без, лежали пистолеты и револьверы. Одна витрина полностью была оккупирована кинжалами самой разной формы. Некоторые выглядели практически новыми, какие-то основательно подъела ржа, а от парочки вообще кроме рукояти и обломка лезвия не осталось ничего.

— Хочу вас обрадовать господин Окку, — коллекционер смотрел на Вила правым глазом, поскольку его левый глаз закрывала знакомая чародейке ювелирная линза, — вам в руки попали не просто заячьи патроны (а поскольку сюда вас направил многоуважаемый господин Бито, не сомневаюсь, что вы уже в курсе дела, относительно Хаширу и Носаги, и я не стану утомлять вас пересказом информации, коя известно любому уважающему себя оружейнику), — он сделал многозначительную паузу, — это – юбилейные патроны. Не знаю, заметили ли вы мелкую надпись, что украшает закраину и кольцевую проточку совершенной по пропорциям и гармонии шляпку гильзы?