— Предполагаю, вы столкнулись с зарослями артанской ка́йвы, — встряла чародейка, — надеюсь, у вас хватило благоразумия не оцарапаться? Ведь на иголках этого милейшего растения любят окладывать свои яйца осы-паразиты. Когда вы поранитесь, яйца проникают под кожу. Приблизительно через неделю вылупляются личинки, которые питаются мясом носителя.

Кока лихорадочно принялась задирать брючину, дабы убедиться, что её царапина была неглубокой.

— Срок развития личинки до куколки месяца три. Носитель при этом испытывает сильный зуд, болезненные ощущения в увеличенных лимфатических узлах, его лихорадит, и, если не прибегнуть к помощи специалиста, наступает летальный исход, — Рика не без удовольствия увидела на лице журналистки испуг и добавила, — ну, смертью заражение заканчивается всего в тридцати процентах случаев. У вас достаточно шансов.

— Не слушайте её, Кока, — Вил засмеялся, — Рика имеет слабость подшучивать над несведущими людьми. Уверен, всё не столь страшно.

— Будем надеяться, — проговорила журналистка, с которой слетела значительная часть её апломба.

— И что же вы обнаружили за кустами кайвы?

— Бухту с удобным пляжем, в которой и резвились местные мальчишки. А ещё они раскрыли мне один секрет и показали «логово дракона». Да, да, — заверила она удивлённого Вила, — пещера, в которой хранилось нечто вроде части праздничного дракона из Делящей небо. Голова и шея; её местные энтузиасты снимали для газет и показывали издалека туристам.

— С чего это вдруг мальчишки выдали чужачке городскую тайну? – это уже спросила чародейка.

— Во-первых не чужачке, а чужаку, — задорно, по-мальчишески во весь рот улыбнулась Кока, — а во-вторых, заводилой у ребят был Ушима-младший. Он как раз поцапался с папенькой и горел жаждой мести. Вот эта самая месть и вылилась в демонстрацию «логова дракона».

— Интересно, чем это теперь обернётся для Рюсаки? – не унималась Рика, — вы разрушите их легенду и оставите целый город без средств к существованию. Мне показалось, что многие там живут за счёт туристов.

— Госпожа Таками, — возразила Кока, — я всего лишь раскрою правду о Рюсакском драконе. Пусть будет стыдно тем, кто десятилетия бессовестно обманывал легковерных людей. Люди привозили в Рюсаку деньги, способствуя росту благосостояния города. По-вашему, это – достойное поведение? Обман всегда остаётся обманом.

Рика ничего не ответила. Она принялась смотреть в окно, где проплывали прекрасные виды рисовых полей с зеленеющими всходами, а где-то не западе солнце скрывалось за горами, падая в океан. Видимо ни у Коки, ни у коррехидора не было охоты обсуждать проклятие театра. Они болтали о самых разных вещах, будто старые знакомые, а чародейка упорно молчала, делая вид, что ей до всего этого нет никакого дела.

В Кленфилд они приехали к вечеру. Сначала Вил подвёз Коку до дома. Девушка, сославшись на позднее время, усталость и необходимость сдать к материал к утренней вёрстке, клятвенно пообещала до обеда занести в коррехидорию все материалы по театральному проклятию и снабдить их необходимыми разъяснениями.

Вил поехал на улицу Колышущихся папоротников к дому чародейки.

— Что это вам вздумалось пугать бедную девушку страстями про заживо съедающих человека паразитов? – спросил Вил, — вы ведь бессовестно наврали!

— Не совсем, — ответила смущённая чародейка, которой и самой её недавняя выходка теперь казалась глупой, — оса-паразит и вправду существует, только встречается она на островах Южного хребта.

— Неужели вы порадовали меня ревностью? – Вилохэд повернулся Рике, и в наступивших сумерках трудно было определить выражение его лица, — очень было похоже.

— Не льстите себе, — огрызнулась она, порадовавшись в душе, что четвёртый сын Дубового клана не видит краски смущения, — просто эта девушка-парень очень меня раздражала.

— Правда? – спросил Вил с непонятной интонацией.

— А вам, как я вижу, выскочка пришлась по душе!

— В госпоже Норите имеется своё очарование, — сказал Вилохэд негромко, — свободное поведение без тени жеманства, открытость, которая приобреталась опытом общения с мужчинами на равных, делают её весьма привлекательной персоной.

— А все остальные женщины, выходит, жеманничают, скрытничают, строят вам глазки и разговаривают томным голосом? – съязвила чародейка, — я знаю ещё некоторых, кто тоже не особо угнетает себя правилами приличия. Только некоторые из них стали недавно жертвами демона, вселившегося в одного нашего приятеля из клуба по травле крыс.

— Вот, возможно, именно устав от «подобающего» поведения своих жён, которые снисходят до близости и никогда не говорят о своих чувствах, наш брат ищет чего-то иного в весёлых кварталах или за кулисами театра. Нам не хватает обычной искренности.

— Да Кока Норита – во всём искусственна! – воскликнула чародейка, которую очень задели слова Вила, — как в виде Коки, так и виде Руко Нори! Хотя, если вам по душе артистки…

Она не договорила. Четвёртый сын Дубового клана резко перегнулся через спинку сидения, подтянул девушку к себе и поцеловал в губы.

— Никогда, Рикочка, не пытайтесь решать за меня, что мне нравится, — улыбнулся он, отпуская задохнувшуюся от неожиданно нахлынувших чувств чародейку.

— Зачем вы поцеловали меня?

— Захотелось.

— Вы всегда делаете то, что хочется в данный момент?

— Пытаюсь, но всегда существует масса препятствий. Спокойной ночи, прекрасных снов! – он махнул рукой и укатил прочь.

Рика и эту ночь провела беспокойно. Не то, чтобы прежде ей не приходилось целоваться с парнями, просто поцелуй коррехидора оказался каким-то особенным. Она даже сама не могла объяснить, чем именно, и это чуточку пугало. Чародейка перевернула подушку и зарылась в неё лицом. «И самое противное во всём этом, — подумала она, злясь на саму себя, — что не подойдёшь же к Вилу и не спросишь: вы вчера поцеловали меня из-за минутного порыва, или же за этим стоит что-то большее?» Рика в очередной раз перевернулась на другой бок, велела себе выбросить все глупости из головы и спать.

В коррехидории её уже ждал Меллоун, который с потерянным видом маялся возле её кабинета.

— Тут, это, труп привезли, — сообщил он и запоздало поклонился вместо приветствия, — велели поскорее проделать все необходимые дела. К обеду желают забрать.

— Кто это велел? – прищурилась Рика, она не выспалась, у неё болела голова, и чьи бы то ни было повеления оказывались совершенно некстати.

Сержант, немного смутившись, сообщил, что Турада не то, чтобы велел, а скорее попросил о любезности. Экзальтированная девица, которую отверг возлюбленный, с дуру наглоталась настойки из кре́мведи – спиртовой настойки, ею мажут царапины и ссадины, чтобы не нагноились; и скончалась с собственной постели. Бедные родители приходились знакомыми семейству Турады, оттуда и просьба не затягивать со вскрытием и оформлением всех бумаг.

— Если, конечно, у госпожи чародейки сыщется подобная возможность, — закончил он, краснея.

— Надеюсь, жестокосердным возлюбленным оказался не наш охотник за вампирами, — не удержалась Рика.

— Нет, нет, — заверил Меллоун, — господин Турада даже знаком с бедняжечкой не был.

Рика пообещала содействие и захлопнула дверь кабинета перед носом сержанта.

Вскрытие было недолгим. Симпатичная высокая девушка семнадцати годов, действительно, самостоятельно ушла из жизни. Ожоги гортани и желудка, сгущение крови и отказ почек говорили о том, что агония была мучительной, но не особенно долгой.

— Дурочка, — проворчала Рика, зашивая тело, — свет клином не сошёлся ни на одном представителе рода человеческого, носящем брюки. Тебе бы жить, да жить, родителей внуками порадовать, а ты кремведь пить вздумала.

Когда она закончила и вышла из кабинета, Меллоун уже сидел в коридоре вместе с безутешной парой ещё нестарых артанцев, облачённых в траурные одежды. Чародейка отдала им необходимые для погребения документы и поспешила уйти. Она не представляла, какими словами можно выразить соболезнование в подобном случае.