— Получается, ваша сестра фактически призналась в убийстве, — констатировала Рика.

— Да простят вас боги за подобное предположение, — скривился артист, — Аричка у нас девушка характерная, тут не поспоришь, но сокрушалась она тогда лишь в том, что не проверила револьвер перед последним актом. Всё восклицала, мол, Эйдо вечно в облаках витает, он патрон от ружья от револьверного не отличит под страхом отрубания головы. Ему заряжено оружие – и ладно, это коли вообще на барабан смотрел. А сие – не факт. Эйчик у нас – талантище, он полдня с повязкой на глазах ходил, когда роль получил. Даже на улицу с тросточкой выходил, прохожих пугал. Люди от него шарахались, мы с Ари в трёх шагах позади шли и усиленно делали вид, что этот модно одетый мужчина, с какого-то перепугу завязавший себе глаза, не имеет к нам никакого отношения. А ему – хоть бы что. Говорил, мол, чтобы сыграть слепца, ему надо было прочувствовать, каков окружающий мир без зрения.

— А почему ваша сестра так убивалась по Финчи? – безразличным тоном задал вопрос Вил, — она отличается особой чувствительностью или слишком ответственно воспринимает свою работу.

— Чтобы вы всё правильно поняли, — проговорил Дару, — придётся рассказать всё подробно. Итак, вернёмся в наш маленький городок, где по соседству жили мальчик Эйдо и девочка Ари. Вы почти наверняка успели побеседовать с моей сестрой, иначе я перестану уважать Королевскую службу дневной безопасности и ночного покоя. Ведь за револьвер отвечала именно она, и именно она могла совершенно свободно зарядить боевые патроны заместо холостых. Не делайте таких удивлённых глаз, госпожа коронер, я – не дурак, догадался, поди, что вы прошли в своих рассуждениях тем же самым путём, что и мы с Аричкой в ту проклятую бессонную ночь. Теперь вот отвечаю на ВАШ вопрос: суицид мы вычеркнули. Не тем человеком был Эйдо Финчи, чтобы такое публично учудить. Да и не из-за чего было. Но вернёмся к нашим мальчику и девочке.

Дару весьма живо описал детство в захолустном городишке, дружбу, коснулся даже проблемы перекошенного рта сестры.

— Её вообще чудом спасли, — он покачал головой, — роды у матери тяжёлыми оказались, а ещё сестрёнке пуповина вокруг шеи обвилась. Сперва подумали, мёртвой малышка на свет появилась, но потом откачали. Только вот ей ротик на сторону-то и своротило. А ещё болела она много. Что ни зима – простуды одна за одной, что ни лето – то опухнет от укусов мошкары, то перегреется на солнышке до рвоты, то объестся чего. Одним словом – беда, а не девка. Но вот Эйчи к ней как-то всегда очень по-доброму относился, говорил, мол, у тебя, Арика, не один старший братик, а целых два, и себя в грудь пальчиком тыкал.

Мужчина погрустнел, поглядел в окно, вздохнул и продолжил экскурсию в прошлое. Оказалось, что Ари влюбилась в соседского «братика» ещё лет в двенадцать. С тех пор неотлучно следовала за ним, пользуясь правом подруги детства.

— Они за одной партой так всё время и просидели, — уроки парой делали. Арика – умная и собранная, натаскивала ленивого приятеля, летние задания вообще сама за него делала. Что у них там потом приключилась, не знаю, и предположения строит не хочу. Я уехал в столицу, дома бывал в положенные праздники. Но как-то моя сестра свои чувства до объекта донесла. Однажды она сообщила мне, что они стали встречаться. Я обрадовался, потрепал её по голове и пожелал всего наилучшего. Тут-то Ари и заговорила со мной о будущем своего кавалера. Дальше всё просто, они поработали пару лет, поднакопили деньжат и подались в Кленфилд. Я, натурально, в стороне не остался, помог. Меня удивило лишь, что Эйдо в драматическую труппу попросился. У него ж голос был сказочный с младенчества, и музыкальная память – дайте боги каждому. С одного прослушивания любую мелодию запоминал в мельчайших деталях. А тут – драма. Ну ладно, мне же проще было. Аричка никакими талантами, кроме растущих откуда надо рук, не блистала. Внешность тоже не артистическая. Тут у нас в театре костюмер на покой вышел. Сердце стало пошаливать, задыхался туда-сюда носиться, вот сестре моей случай и выдался себя проявить.

— Выходит, Финчи и ваша сестра жили вместе? – уточнил коррехидор.

— Да, они квартиру вместе снимали. О женитьбе не думали, их и так всё устраивало. Только я видел, что любила-то одна Ари, а Эйчик просто позволял себя любить. Он даже палец о палец не ударял: всё ему готовенькое было: рубашки поглажены, обед, завтрак и ужин – только то, что он любит. Он даже по магазинам не ходил. Ари сама тяжёлые корзины тягала.

— И почему они расстались?

— Из-за самой банальной беременности, — криво усмехнулся Дару, — Ари примчалась ко мне вся такая счастливая, мол боги послали им ребёночка. Я засомневался, думаю, как Эйчик воспримет пополнение в своём холостом семействе? Бедная моя девочка дождалась выходного дня, понакупила всяких вкусностей, дорого вина, и преподнесла ему в бокале с вином детскую соску-пустышку. Такой, знаете ли, тонкий намёк на будущее отцовство.

— И как отнёсся к новости будущий отец? – вопрос Вила заполнил повисшую паузу.

— Очень даже плохо отнёсся. Устроил безобразную сцену с плесканием вином в лицо и растаптыванием соски. Орал, возмущался, в конце концов заявил, что ни Ари, ни её ребёнок ему не нужны. И максимум, что он может для неё сделать – так оплатить услуги врача, который избавит сестру от нежелательной беременности. Эйчи за несколько месяцев до этого получил главную роль в пьесе «История ронина» и видел своё будущее несколько иначе, нежели моя бедная сестра. На все разговоры о любви и долге перед любимым человеком, он отвечал, что ни единого раза не говорил ей, что любит её. «Ты меня хотела, — жестоко заметил Эйдо, — ты меня получила. Меня, но не моё сердце и не мою душу». Одним словом, Ари избавилась от ребёнка, они разъехались, хотя при этом она продолжала тянуть с ним некое противоестественное подобие дружбы. По крайней мере до премьеры «Ронина».

— Как я догадываюсь, далее последует история мести, — усмехнулся Вил, помнивший о неудаче убитого на поприще драмы.

— Ага, вам уже рассказали! – разочарованно протянул собеседник, — как жаль, а я так хотел быть первым.

— Вы и будете, — ободрил его коррехидор, — нам известно лишь о провале Финчи, но ни причин, ни подробностей мы не знаем.

— Это хорошо. Вы не будете против, коли я закурю? – он закурил папиросу, открыл любезно окно и перешёл к заключительной части своего повествования, — у Эйчика с детства была непереносимость мандаринов. Когда дети и взрослые в ожидании новогодних празднеств объедались этими замечательными фруктами, Эйчик с кислым видом сидел в сторонке. Потому как от пары ароматных долек он начинал безбожно икать. Эта его особенность и подсказала моей сестре путь мести. Честное слово, я ничего тогда не знал, иначе остановил бы Ари. Вы представляете о чём повествует пьеса?

— Естественно, — усмехнулся Вил, — историческая пьеса эпохи Расцвета и увядания, в которой говориться о молодом воине, утратившем господина, его скитаниях, попытках обелить имя сюзерена, его любви и гибели на эшафоте.

— Да, — немного удивился артист, — Эйдо, как вы уже успели догадаться, исполнял роль ронина Уте́чи. И что удумала моя мстительная сестрица? Она добавляет сок мандарина в глайс, который изображает вино в первом акте пьесы. Понимаете, — он затушил окурок и тут же закурил вторую папиросу, — в театре всё ненастоящее: и оружие, и еда, и питьё. Дураки, конечно, утверждают, будто бы хлещем на сцене бренди и виски. Но на самом деле это чай, глайс или фруктовый сок, внешне схожий с напитками, которые изображают. Ронин выпил подогретого вина, и началось! Эйчик принялся отчаянно икать. Когда он пытался сдерживаться, его ики становились просто чудовищными. Смех в зрительном зале раздавался в самых неподходящих для этого местах, режиссёр рвал на себе остатки волос, ругал главного героя последними словами и в конце концов велел подавать ему воду, чтобы хоть как-то доиграть премьеру до финала. Повествование о благородном и храбром юноше превратилось в фарс об опустившемся алкоголике, причём все окружающие знают о его пагубном пристрастии и потворствуют ему. Кубки, чаши, о-тёко ему подносили все, кому не лень. Утечи принимал их и непременно выпивал. Он приложился к воде, которая всеми зрителями однозначно воспринималась, как вино, и перед поцелуем со своей возлюбленной, и перед обличительной пафосной речью, когда он пытался раскрыть заговор против императора. Даже на эшафоте перед казнью королевский палач любезно поднёс ему выпивку перед заключительным монологом. Одним словом, случился провал. Публика к концу пьесы почти хохотала, я исполнял роль королевского дайнагона, и всё это безобразие происходило на моих глазах. Кто-то с галёрки пару раз ухитрился выкрикнуть тост. В итоге пьесу закрыли, разгромные рецензии, последовавшие в прессе, привели к смене режиссёра. Эйчика выпроводили тем же вечером. Не берусь пересказать все эпитеты, коими тогдашний режиссёр награждал моего друга детства, боюсь оскорбить слух важных господ, но он, будьте уверены, он не поскупился на ругательства. Ари смеялась и плакала одновременно. У меня с ней состоялся серьёзный разговор. Она созналась и заявила, что теперь она с Финчи в расчёте. Она никогда больше не называла его Эйчиком, и начала вести себя так, словно между ними ничего не было. Сам Эйчик в итоге даже выиграл, как, собственно, и наша труппа, которой смена режиссёра пошла лишь на пользу. Мой друг детства был просто создан для оперы, там раскрылся его истинный талант. Ари, к моему удивлению, последовала за ним в оперную труппу. Не знаю как вы, милорд, а я временами решительно отказываюсь понимать женщин, даже собственную сестру!