— Нет, — бросил Вил, — обойдёмся.

Рика, подыгрывая ему, небрежно засветила на руке небольшой шарик, пульсирующий зеленоватым мертвенным светом.

— А если нарушишь приказ господина коррехидора, — пообещала она сладким голоском, от которого у сторожа пробежали по спине мурашки, — я наложу на тебя такое заклятие, что потом век помнить меня будешь.

Перепуганный парень опрометью кинулся прочь.

— Значит, всё-таки Сайн, — негромко проговорил коррехидор, когда шаги сторожа стихли вдалеке, — и кто приходит на их с позволения сказать «собрания» сторож не знает.

— Вот мы своими глазами всё и увидим, зря я что ли соглядатая оствляла? — Рика убрала огонёк, который хоть и выглядел эффектно, света почти не давал, и вызвала Таму.

Череп весело покружился вокруг Вила, лизнул призрачным язычком в ухо и после шиканья хозяйки словно бы вздохнул, остепенился и послушно полетел в двух шагах впереди, освещая дорогу.

Запах благовоний коррехидор почувствовал сразу, как только они открыли люк в трюм. Он был тяжёлым, сандалово-сладковатым. Видимо, вчерашней ночью не поскупились на сэнки. И действительно, в ониксовом стаканчике в камидане их стояла целая горсть.

Чародейка поднялась на цыпочки и принялась щупать рукой бревно, поддерживающее доски сцены. Вил усмехнулся, вспомнив, как приложился о него головой в первый раз, когда они сюда спустились. Зачарованный кусочек сахара за минувшие сутки как-то усох, потемнел и походил скорее на случайно завалившийся под сцену камешек. Рика попросила Вила откупорить бутылку, после чего растёрла соглядатая в маленькой ступке и высыпала в бутылку с вином. Оттуда раздалось шипение и потянулся странно пахнущий дымок. Девушка прочла над вином соответствующее заклинание, хорошенько потрясла содержимое бутылки и разлила в два бокала, один из которых протянула коррехидору:

— Пейте смело.

Вино из белого превратилось в странно коричневую жижу, пить которую не возникало ни малейшего желания. Вил осторожно понюхал содержимое бокала: пахло жжёным сахаром, плесенью и древесиной.

Рика уже почти поднесла свой бокал к губам.

— Лучше не нюхайте, — посоветовала она, — многие зелья и на запах, и на вкус не очень. Давайте сразу, глотка четыре хватит.

— Постойте, — проговорил Вил, — что будет после?

— Ничего особенного. Просто мы с вами своими глазами увидим то, что происходило здесь вчерашней ночью.

— Не уверен, что жажду стать свидетелем ритуалов с менструальной кровью, — заявил коррехидор.

— Придётся. Речь не идёт о ваших желаниях. Мы не развлекаемся, подглядывая за своими ближними и дальними, а расследуем убийство, — серьёзно произнесла чародейка, — вы должны увидеть то же, что и я. Потом обсудим и сведём увиденное и запомненное воедино. Только так картина станет более объективной. Кто упоминал намедни о докладе его величеству в пятницу?

Вил устыдился собственной слабости и сделал первый глоток. От белого вина в зелье не осталось ровным счётом ничего, разве что кислый вкус. Весь ароматный тонкий букет был напрочь забит вкусом плесени и влажного дерева. Второй глоток чуть не вырвался назад, и коррехидор поспешил сделать ещё два.

Земля подсценья столь стремительно ушла из-под ног, что он на потерял всяческую ориентацию в пространстве, в глазах потемнело, дурнота сбила дыхание. Полегчало резко и как-то враз. Вил, к своему полнейшему ужасу, осознал, что не может ни двигаться, ни говорить. И ещё у него как-то сразу прибавилось росту: потолок трюма, являвшийся по совместительству полом сцены, был прямо перед глазами, а камидан – где-то внизу. Странным стало и освещение. Вернее, его не было вовсе, однако всё вокруг виделось вполне чётко и ясно. «Похоже, я вижу всё так, словно стал кусочком сахара с нарисованным глазом,» — сообразил он и пообещал сказать чародейке пару ласковых за то, что не потрудилась как следует разъяснить, что им предстоит.

Он ничего не слышал, будто бы его уши плотно забили хлопком, от этого было немного дискомфортно, как и от полной невозможности шевельнуть хотя бы пальцем. Единственное, что оставалось во власти четвёртого сына Дубового клана, так это возможность двигать глазами.

Свет фонарей показался раздражающе ярким, а отсутствие звуков превращало увиденное в жутковатый сон. В трюме появились люди. Во главе процессии шёл администратор Сайн в некоем чудном балахоне, его голову украшал венок из виноградных листьев. Бутафорский или настоящий было не разобрать. Следом спустились шестеро мужчин и женщин, все в масках. Маленькую костюмершу коррехидор узнал по телосложению и забранным в хвостик волосам, остальных же идентифицировать он не сумел. Слишком мало знал труппу оперного театра. Двое последних притащили внутрь большую корзину и медный поднос. На алтаре камидана были вожены палочки-сэнко, а все присутствующие замерли в торжественном ожидании. Сайн («А как правдоподобно прикидывался этот проныра!» — подумал Вил) воздел руки к небесам и разразился торжественной речью или молитвой, а все остальные по временам тоже вздымали руки и вторили ему. Потом участники «собрания» образовали круг и затянули песню. Их беззвучное пение в полной и абсолютной тишине производило угнетающее впечатление. Пение снова сменил речитатив, который завершился разложением на внушительном подносе разных деликатесов, среди коих коррехидор увидел жареный бок барашка, фрукты, вино, сладости и свежий хлеб, и стопку газет. Затем те же двое парней осторожно взялись за поднос, а администратор шустро подошёл к той самой стене, куда попадало средоточие магической энергии камиданов театра, и нажал на одну из досок. Действие это открывало банальную потайную дверь: часть глухой стены просто отъехала в сторону. То, что он смотрел через взгляд соглядатая, позволило Вилу разглядеть в темноте провала уходящий вниз каменный свод со ступенями. Туда и направился важный администратор, освещая фонарём путь себе и двоим своим сопровождающим с дарами.

Они отсутствовали некоторое время. Оставшаяся тройка участников расслабленно уселась прямо на пол, и вскочила, когда по всей видимости в подземном ходу раздались шаги. Артисты приняли соответствующие уважительно-строгие позы и склонили головы. Администратор с пылающими щеками утирал пот со лба, один из удостоившихся чести спуска вниз тащил пустой поднос, второй же выглядел чуточку пришибленным. Последовало ещё одно беззвучное песнопение, после коего все дружно дважды хлопнули в ладоши, поклонились, попятились задом к лестнице и благополучно покинули трюм. Только тлеющие не алтаре ароматические палочки-сэнко напоминали о недавнем действе.

Вилу показалось, что он вдыхает терпкий дым, от которого невыносимо зачесалось в носу. Он чихнул и чуть не упал, снова оказавшись в своём теле. Рядом отчаянно чихала чародейка, утирая нос и слёзы.

— Так и знала, что они жгли усьму! – возмущённо бормотала она, — терпеть не могу это эфирное масло. оно, словно на зло, входит в состав множества ритуалов. Просто какие-то усмапоклонники из чистого человеконенавистничества напридумывали такого!

— Могли бы и предупредить, разъяснить, в чём суть вашего соглядатая, — сердито прервал тираду об усьме Вил. После вынужденной глухоты собственный голос показался ему чересчур громким и каким-то неестественным, — мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что именно со мной происходило.

— Извините, — ответила шмыгающая носом девушка, — всё время забываю, что вы – не чародей. Хотя в этом есть и ваша доля вины.

— В том, что я родился без магических цепей?

— Нет, — улыбнулась чародейка, — просто вы столько всего знаете, и столь свободно рассуждаете на самые разные темы, что порой складывается впечатление, будто вам и объяснять-то ничего не надо.

— А вы всё же возьмите на себя этот труд.

— Ещё раз прошу прощения, — покраснела Рика.

— С вас штраф, — усмехнулся Вил, — поцелуй. Только не сейчас и не в этом грязном подвале.

— Давайте лучше займёмся делом, — чародейка подошла к стене, — примитивный подземный ход за фальшивой обшивкой. А мы-то с вами ломали голову, куда направлены потоки!