А ведь Рю так и не успел раскаяться перед Лироем, искренне рассказать о страхах и волнениях. Рю не вышел на путь примирения ни до Ночи дьявола, ни после, и, пожалуй, умирая, счел бы это самым досадным, самым болезненным упущением, если бы не сходил с ума, сгорая в агонии.

Рю Моретт покинул этот мир несчастным человеком, не добившись успехов ни на поприще любви, ни на поприще карьеры. Не прощенный семьей, не осуществивший сокровенных мечтаний.

Так и не догнавший свой ясный рассвет.

Впервые он увидел Лироя будучи пятилетним мальчишкой. Укачиваемый в колыбели младенец глядел на Рю ясными глазами, не зная, что смотрит на старшего брата, но уже готовый отдать этому человеку всю любовь, на которую способно искреннее детское сердце. Рю был удивлен и заинтересован.

Он протянул малышу руку, и Лирой крепко-крепко обхватил брата за палец. В этом жесте значилось столько любопытства и в то же время безграничного доверия, свойственного не знавшему жестокости мира ребенку, что Рю не сдержал улыбки. Глаза Лироя, в которых танцевало солнце, засветились ответной радостью.

— Совсем маленький, — Рю обратился к матери, сидевшей рядом за вышивкой.

Несмотря на яркую красоту ее молодости, во внимание куда острее бросался вечно печальный взгляд. Рю было всего пять лет, и в силу возраста он не мог увидеть за угасающим видом матери бремени, которым легла на ее плечи жизнь в угнетении, в нелюбви.

— Защищай его, — едва слышно проронила она, — однажды настанет время, когда у Лироя не будет никого, кроме тебя.

И отчего только взрослым так нравилось раскидываться туманными фразами, понятными лишь им одним?

Вот и маленький Рю не смог взять в толк слова матери, возражая:

— А как же вы с папой? Вы будете всегда.

Мать молчаливо опустила глаза на вышивку в руках. Рю посмотрел на Лироя и подумал о том, что трепетно оберегать кроху меньше его самого — это правильно, и им с братом предстоит стать самыми близкими, самыми верными друзьями.

Амари покинула дворец на нетвердых ногах. Впервые на ее памяти прошлое ассасина развеялось дымом, не оставив следов существования, — девушка была раздавлена, ни в чем не уверенна и полностью охвачена отчаяньем, чего воспитанник хладнокровных убийц позволить себе не мог. Положение становилось все хуже, а Амари все более бессильна против него. Сражаясь со свинцовой тяжестью на груди, девушка решила остановиться, вдохнуть прохладу сгустившихся сумерек, собраться с мыслями и вспомнить все, что знала, дабы зря не терять времени на поиски Лироя там, где его быть не могло. Но только она устремила взгляд за прутья ворот, как заметила пристально наблюдающую черную тень.

Добившись внимания Амари, тень зашевелилась и бросилась прочь.

Амари немедленно поспешила следом. Черный плащ мелькнул в конце улицы и исчез между домами, не разоблачая носителя, однако в душе девушки уже поселилась твердая убежденность, что она знала темную личность, которая жаждала преследования неспроста, и ноги сами повели Амари туда, где она надеялась застать некто, скрывающегося во мраке Иристэда.

Взбираясь на башню старой ратуши, она то замирала от волнения, то продолжала путь. Амари страшилась этой встречи до содрогания в кончиках пальцев и вместе с тем предвкушала вновь вспомнить об удовольствии любить всем сердцем того, кто ждал ее на вершине.

Башню окутал поток прохладного ветра, — здесь свободней и легче дышалось, но, увидев развевающийся широкий плащ, дыхание перехватило вовсе. На парапете фасада, между каменных зубцов сидел Лирой, согнув одну ногу в колене, другая же свободно свисала. И хоть его скрытое капюшоном лицо было повернуто в сторону вечернего города, перед мысленным взором Амари предстали и ясные плутовские глаза, и заразительная улыбка на чувственных губах, и выдающийся подбородок в небрежной щетине.

Девушка застыла перед темной фигурой, будучи не силах произнести ни слова.

— Ты вернулась, — приятный, немного с хрипотцой голос поднял внутри Амари волну сильного жара. — После того, как оставила меня одного.

Взгляд Лироя был неизменно устремлен в сумрачную даль, не подавая признаков желания встретиться с Амари.

— У меня не было выбора.

— И тем не менее ты здесь. Значит, выбор был.

— Я вернулась, чтобы предупредить, — торопливо заговорила девушка в тревоге, — Иристэд в опасности…

— Может, это не опасность, а спасение?

Амари неприязненно сузила глаза. Только теперь, отбросив навеянные долгой разлукой сантименты, она начала понимать, что Лирой перед ней был не тем улыбчивым, фривольным мужчиной, с которым столкнула ее судьба. Он был вампиром — разочарованным в жизни, уничтоженным одиночеством.

Обозленным на весь мир и в том числе на нее, Амари.

— Лирой, которого я знаю, никогда бы так не сказал.

— Выходит, ты меня совсем не знаешь.

Услышанное задело чувства Амари. Она заставила Лироя усомниться в своей искренности, хотя лишь с ним могла быть искренней так, как никогда и ни с кем до этого. И теперь Амари не могла думать ни о чем, кроме как наконец сказать все, что томилось на сердце, ожидаемом быть услышанным.

— Ты ошибался, я не любила тебя тогда, в Ночь греха и пламени. Но я никого в своей жизни не любила так, как тебя сейчас.

Впервые за этот нелегкий разговор их взгляды пересеклись. Из-под нависшего капюшона на Амари уставились суровые голубые глаза, читающие ее насквозь. В них не было ни капли нежности, ни грамма доброты, а лишь намерение уличить девушку во лжи.

Она стойко выдержала его приступ недоверия, и Лирой соскочил с парапета. Он приблизился к Амари, позволив ей сбросить с него капюшон, коснуться волнистых прядей волос, колючего лица в щетине. Влюбленные вели себя осторожно, будто незнакомцы. Будто постепенно узнавая друг друга, они оба стремились преодолеть возникшую между ними пропасть, убедиться в реальности происходящего и своих чувств.

Лирой почти невесомо провел пальцем вдоль пореза на щеке Амари, а затем накрыл ее губы своими в легком, ничего не обещающем поцелуе, но даже столь аккуратным касанием ему удалось одурманить ее. Сердце Амари заколотилось как бешенное в отупляющем возбуждении. Она прижала Лироя к себе крепким объятием, словно боялась, что, расцепив руки хоть на секунду, потеряет его навсегда, и ответила на поцелуй с пламенной любовью.

Амари ощутила, как Лирой дрогнул в ее руках и уже не мог больше себя сдерживать.

— Рехнуться можно, — выдохнул он напротив ее губ. — Я тебя ненавижу, — тяжело повторял он, прерывая поцелуй, — ненавижу тебя.

Он припал к шее Амари, обжигая горячим дыханием. Спустив ворот ее сорочки ниже по плечу, поцеловал обнаженную кожу, линию ключиц. Амари произносила его имя шепотом, с придыханием. Каждое их соприкосновение возбуждало в ней дрожь нетерпения и жажду унять поднявшееся внутри пламя.

Она и не подозревала, как сильно истосковалась по наслаждению быть рядом с Лироем и наблюдать, как он теряет из-за нее самоконтроль; по ощущению тяжести его тела между ногами, по объятым лаской словам.

Однако, уже потерявший рассудок, он вдруг отыскал в себе остатки выдержки и отстранился.

— Проведя эту ночь вместе, наутро мы проснемся врагами, — гортанным, почти демоническим голосом произнес Лирой сквозь сбивчивое дыхание.

Но думать об этом Амари не могла, не желала. С протяжным стоном она впилась в губы Лироя жадным поцелуем и выдохнула одно-единственное:

— Замолчи.

Отбросив жизнь, что была у них за спиной, все, что происходило в действительности, они полновластно отдались слепой страсти. Вжав Амари в стену, Лирой исступленно обхватил ее, заставив податливо изогнуться навстречу, и начал раздевать, пока сама она яро сражалась с ремнями на его куртке и штанах. Избавившись от одежд, Лирой прижался к обнаженной груди девушки, и прикосновения ничем не стесненных тел стали поистине обжигающими.

— Скажи, что любишь меня, — хрипло процедил он, подхватив колено Амари.