Придя к кульминации, они не размыкали объятий. Лирой целовал Амари, игриво ловя зубами ее нижнюю губу, чем вызывал улыбку на лице девушки.

— Ты и правда неплохой любовник.

— Всего лишь неплохой? — Лирой дразняще укусил Амари за плечо, спровоцировав ее смех.

— Ты полон тайн, Лирой Моретт, — подперев голову рукой, она коварно взглянула на него. — Я хочу знать о тебе больше.

Со страдальческим вздохом он откинулся на подушки. Очевидно, этот разговор должен был даться ему непросто, но Лирой не сопротивлялся.

Он определенно хотел выговориться.

— Ну, — начал он, подбирая слова, — судьба была ко мне неблагосклонна с самого начала, ведь мне «повезло» родиться в семье охотника на вампиров. Отец, одержимый идеей борьбы, с детства прививал нам дисциплину и презрение к ночным существам. Мать ушла, не выдержав его деспотичности, ее я не помню. Впрочем, отец не слишком горевал по этому поводу, она дала ему продолжение рода охотников — большего от нее и не требовалось.

Амари уловила, как голос Лироя дрогнул, точно внутри что-то надломилось. Он сожалел, что в его жизни не было матери.

— Мне исполнилось восемь, когда отец взял нас на ночную охоту в лес, чтобы мы столкнулись с врагом лицом к лицу. Рю отделался только испугом и седыми волосами, а я…

Лирой приподнял руку, демонстрируя след глубокого укуса на предплечье. Два некогда вонзившихся острых клыка оставили на коже рубец и вечную печать вампирского отродья.

— Отец не винил меня открыто, но я не испытывал в жизни ничего более пугающего, чем его тихое презрение. Он ни в грош не ставил мое существование, потому что я позволил себе быть укушенным вампиром. Я стал позором всей династии, — Лирой усиленно пытался подавить спазм в горле. — Когда отца не стало, его место занял Рю — любимый папочкин сын. Опека Рю была невыносимой, наверное, даже хуже, чем извечное пренебрежение отца, ведь Рю знал, что я невиновен в случившемся, принимал это сердцем, но все равно изображал подобие папаши.

Амари видела, как нелегко Лирой доставал свое прошлое из тайников памяти. Воспоминания о том, как в его чистое сердце заронили жестокость.

Мир, да и что уж говорить, даже родная семья не готовы были дать ему второй шанс.

— Но ты не вампир…

— Отродье, — подчеркнул Лирой, — мое обращение не завершено. Я смертен и не боюсь солнца. Но это не отменяет того, что я проклят. Я уступаю по силе любому вампиру, и я так же нуждаюсь в крови. Как правило, отродья исполняют роль слуг на побегушках, особо отличившиеся могут питать надежду на вступление в сан обращенных. И я служил. Когда бежал от Рю.

Предвосхищая подозрения, которые должна была вызвать эта непростая исповедь, Лирой тут же добавил:

— Не торопись винить меня в последних событиях, я не питаюсь местными. Рю позволяет брать кровь убитых на охоте животных. К слову, я все еще могу употреблять и человеческую пищу, правда, насыщения от нее почти никакого.

Амари легла на спину и хмуро уставилась в потолок, на котором подрагивал тусклый свет догоравшей свечи.

— Тогда кто бы это мог быть?

Лирой повернулся на бок, его ладонь легла на живот Амари.

— Я не знаю, — тихо признался он, — это может быть кто-то из своих или кто-то, прознавший тайну печатей. Обычно подобные переполохи выгодны власти, чтобы скрыть из внимания нечто такое, что выставит ее в глазах общества не в лучшем свете. К власти у нас, как ни странно, ближе всех стоит пастор Моретт, так что наши с Клайдом подозрения относительно друг друга взаимны.

— За этим могут стоять бургомистр и церковь? — Амари не могла допустить мысль, что Клайд был способен на предательство.

— Я не знаю, — повторил Лирой. Большим пальцем он погладил шрам на животе Амари, и это прикосновение отозвалось в ней неприятной дрожью.

— Ты обсуждал это с Рю? — девушка мягко сбросила с себя руку Лироя.

— Еще чего, — фыркнул он, — с ним же невозможно общаться.

В тот момент Амари показалось, что она ощутила на себе холод, испытываемый Лироем к старшему брату.

— Тебе одиноко? — спросила девушка, глядя на то, как лицо Лироя замерло в выражении задумчивой печали.

— Да, дева моя, страшно одиноко.

Он вышел из постели, являя глазам широкую мускулистую спину, и затушил свет. Вернувшись в кровать, лег рядом с Амари, и исходящее от его тела тепло вместе с размеренным стуком дождя за окнами быстро погрузили ее в сон.

Ливень прекратился после полуночи, но по небу все еще отдаленно раскатывался гром. В возникшей тишине стук редких дождевых капель раздавался особенно звонко и, казалось, отстукивал время до приближения рассвета.

Лирой наблюдал за посапывающей рядом Амари, не тревожа ее крепкого сна. Заглядывающий в окно уличный свет обрисовал обнаженную спину девушки, накрыл ее светлую кожу невесомой вуалью. Лирой вспомнил, как губами изучал контуры ее тела, и напрягся всем своим существом. Он не верил, что смог кому-то всецело довериться, а главное — сбросить маску, под которой прятал презираемого миром злодея. Лироем овладело совершенно новое ощущение свободы, после которого белила воспринимались им как тяжелое железное одеяние.

А легкость была так приятна…

С Амари Лирой не хотел носить масок, и более того — он замечтался о том, чтобы каждая его ночь до конца жизни была именно такой, как эта, — полной живого пламенного чувства.

Полной любви.

Он полностью предался раздумьям о том, что происходило в его спальне, и какие последствия это за собой повлечет, как вдруг все, что он слышал и в том числе мысли, заглушил тревожный звон колокола над городом. Призывный, настойчивый, будимый панику в сердце.

Города́ не звучали так в мирное время.

Лирой метнулся к окну, но не увидев за ним ничего, что могло бы внести ясность, начал лихорадочно снаряжаться.

— Что происходит? — Амари пробудилась от звона и с прищуром пыталась найти в полумраке Лироя.

— Не беспокойся, душа моя, — все, что он смог сказать в замешательстве. — Прошу, останься здесь. Я скоро вернусь.

Прежде чем Амари успела возразить, в коридоре раздался громогласный крик Рэндалла:

— Лирой, сукин ты сын! Поднимайся!

Бросив на Амари взгляд, который с легкостью можно было принять за прощальный, Лирой выскочил к Рэну навстречу. Дядюшка тоже снарядился оружием и смотрел на племянника не без удивления его переменам во внешнем виде.

— Почему звенит колокол?

— На город напало полчище вампиров, — сообщил Рэндалл. — Да еще и в такое сонное время, до рассвета два часа, черт бы его побрал!

Лирой похолодел от услышанного.

— Где остальные?

— Клайд и Рю патрулировали город, они уже в гуще резни.

— Проклятье! — воскликнул Лирой. Сколько бы он ни любил идеи «стали», мысль о том, что братья в большой беде, ввергла его в отчаянье.

Не тратя ни минуты больше на слова, они пустились в город, объятый жутким могильным звоном, в который вплетались истошные крики раненных и выстрелы мушкетов, — в бой вовлеклись гвардейцы бургомистра, слепые от ярости, действующие без расчета. Воздух пах порохом, кровью и мокрой брусчаткой. Лирой держал кинжалы наготове, ожидая нападения с любой стороны. Серебряный блеск клинков придавал храбрости, словно именно в нем, демоны должны были найти свою гибель.

В Иристэде развернулась кровавая схватка, устелив улицы трупами. От непрерывной пальбы содрогались закрытые ставни и даже земля. Лирой ринулся на вампира, которого, возможно, знал в прошлом, но успел позабыть; вампир оказал сильное сопротивление, не вспомнив Лироя так же.

Завязался бой, перемешав все роли. Под бешеным натиском демона, Лирой совершал точные, выверенные, словно в танце, движения, дабы не позволить себе быть настигнутым быстрой атакой. Когтистая лапа просвистела в сантиметре от лица, Лирой молниеносно ударил ее острым клинком. Демон зашелся протяжным воем и, ослепнув от боли, пытался отбросить противника в сторону, но тот ушел от замаха сбоку, пригнулся под следующим и вынырнул снизу, клинками распарывая тело вампира от живота до груди. Кинжалы покрылись алым, Лирой высунул язык и жадно слизал с лезвия кровь, вкус которой породил свойственное натуре монстра желание убивать.