Обычно кочевники вопят и завывают, как отверженные души. Но эти молчали. И одеты были вовсе не в обожаемые набежчиками рваные тулупы.
Лучше б нам было действительно нарваться на идущий на разбой отряд! Кочевники осторожны и расчетливы, одиноким путникам они предпочитают богатые караваны. Если не удалось взять жертву сразу, долго не гонятся, опасаясь попасть в засаду. Сектанты же не отстанут. Но, может быть… Нет, разбойники уже давно бы застрелили меня, а служивые, будь то стражники или солдаты из гарнизона какого-либо города, приказали бы остановиться и назвать себя.
С шестью противниками мне не справиться, а помощи и спасения ждать неоткуда, в этом месте на многие станды вокруг нет ни хеймов, ни хуторов. Только снежное поле. Ни свернуть, ни укрыться. Лишь на быстрые ноги да выносливость кхарна можно уповать – и еще на судьбу, которая, как говорят, до поры зачем-то сберегает хронистов.
Уздечка дергалась в руке бесполезным ремешком. О том, чтобы направлять Скима, нечего было и думать. Это был тот самый бег, когда даже самый опытный наездник не может совладать с быком и кхарны мчатся, только им ведомым способом выбирая аллюр и направление.
А погоня между тем по-прежнему не спешила. Сектанты вроде бы даже придержали кхарнов и что-то кричали вслед. Если б была возможность хоть на миг остановиться, прислушаться, оглядеться и подумать, я бы понял, что происходит. Но мы летели вперед, не видя света, пока не оказались вдруг на краю широкого разлома, по дну которого, грохоча, ярясь на каменных перекатах, несся водный поток.
Арриг, Яростный, наследник погубленных ледником рек, ужас и восхищение вызывающий. Воды его столь бурны и стремительны, что не замерзают даже в самые лютые морозы. Столько мифов и сказаний о нем гуляет по Фимбульветер, что многие считают поток легендой, как пещеру златопряхи Сигривы или вещее озеро в землях кочевников. Но он, оказывается, есть, существует в реальности. Век бы не видать.
А Ским, не замедляя бега, подлетел к самой кромке и отважно ринулся вперед. Время замерло, наблюдая. В секунду я четко, словно увидел, представил, как красив кхарн в этом прыжке: вытянулся струной, передние ноги согнуты в коленях, рогатая голова запрокинута. Будто лохматая комета пронесся он над заполненной водяной пылью пропастью. Посрамленный Арриг грозно рыкнул вслед.
Копыта Скима коснулись другого края ущелья. Поди теперь достань нас!
Некая сила сжала плечи, поволокла назад, а потом швырнула меня с высоты вниз. Мелькнул мотнувшийся над краем пропасти кхарнов хвост, пронеслась мимо отвесная каменная стена, а потом не стало видно ничего, потому что глаза залила ледяная вода.
Поток схватил меня, понес, завертел. На секунду почувствовав под ногами дно, я отчаянно оттолкнулся и тут же со всей силы приложился животом и грудью о твердое. Было жутко больно, но, прижатый к большому камню, я смог поднять голову и дышать. А потом, после нескольких глотков ледяного, перемешанного с водяной пылью, но такого необходимого воздуха, даже начать оглядываться и что-то соображать. Длинные мокрые волосы лезли в глаза – что стоило в свое время послушать Оле и подстричься! – но главное разглядеть удалось.
Арриг, зажатый с боков отвесными каменными стенами, несся вперед бурным потоком, выбраться из него не было никакой возможности, но по левую руку часть вод устремлялась в круглую, будто горлышко кувшина, пещеру.
У меня всего лишь несколько минут, чтобы выбраться, иначе, даже если не захлебнусь, расшибет о камни или погибну от холода. Сердце и так уже нехорошо сжимает.
Сверху закричали. Прыгать за мной никто, конечно, не собирается, но выстрелить могут. Обдирая ладони, я прополз вдоль камня влево и, со всей силы оттолкнувшись, как мог плотно поджал руки и ноги.
Я был слабым и покорным, и вскоре Арриг, сердито рыкнув, зашвырнул надоевшего человечка в пещеру. Герда права, трудно одолеть стихию, но можно принять и использовать ее силу.
Оказавшись среди каменных сводов, я изо всех сил замолотил руками и ногами и – о чудо! – почти тут же задел сапогом о дно. Глубина здесь была меньше, уровень воды менялся в разное время года, и за века Арриг промыл в мягкой породе подобие лестницы с широкими ступенями.
Я оскальзывался, падал и поднимался, где-то, по-собачьи задирая голову, полз на четвереньках, задыхался и захлебывался, но все же сумел подняться на нижнюю ступень и тут же полез выше.
Выбрался из воды не значит спасся.
Еще снизу заметил чернеющую в стене дыру, глубокую нишу или даже лаз, ведущий в пещеру. Сейчас она была для меня привлекательнее преддверия Островов Радости, ведь там должно быть достаточно горизонтальной поверхности, чтобы уверенно встать на ноги. Меня не остановил бы даже карлан, разевающий зубастую пасть на входе, – чешуйчатому чудищу, встреться он мне сейчас, было б хуже.
Но судьба сегодня была в добром настроении – драться ни с кем не пришлось, и, сделав пару шагов, я ввалился в подземную камеру, просторную настолько, что можно было не только встать, но и лечь в полный рост.
Только делать этого не следовало.
Я быстро размотал и сбросил с плеч аркан, тянувшийся за мной мокрым хвостом, а следом скинул дорожный мешок.
К мешку этому, а вернее плоской сумке из плотной непромокаемой ткани, меня приучил Оле. Хороший командир скорее без сапог подчиненных в Белое Поле выпустит, чем без этой вещи. Шьют мешки для каждого индивидуально и подгоняют широкие лямки так, чтобы кладь плотно прилегала к спине. Внутрь кладут несколько горючих кристаллов, огниво, тщательно упакованную провизию, кружку, флягу с водой, чистые тряпицы для перевязки. Всего понемногу, чтобы мешок не вышел слишком тяжелым и не стеснял движения. Потому что в Белом Поле стражник его не снимает.
Сидящий в седле всадник с такой кладью за плечами выглядит нелепо, но не счесть случаев, когда этот запас спасал жизнь. Трудно представить ситуацию, чтобы человек оказался в Белом Поле один, без кхарна и притороченных к седлу сумок со снаряжением, но не все в мире зависит от нашего воображения.
Дорожник, так же как и сумка хрониста, оказались в момент нашего бегства прицепленными к седлу Скима. Очевидно, кочевники предпочитают до поры держать всю добычу, и вещи и кхарна, в одном месте.
Закоченевшие руки с трудом справились с пряжкой. Что за замечательный человек тот, кто додумался убирать в дорогу горючие кристаллы и огниво в непромокаемые, вываренные в масле мешочки!
Закончив с костром, я начал быстро раздеваться. Жутко было делать это в такой холодрыге, но в мокром застыну скорее.
И двигаться, двигаться. Холод и боль перетерпеть можно, смерть – нет.
Размахивая своими одежками, я плясал вокруг костра и прыгал через пламя так, как никогда прежде ни на одном празднике Сольворст. Если это и вправду делается для того, чтобы обмануть нечисть – увидит знакомые повадки, примет за своего и не станет вредить, – то теперь в глазах сил зла я должен занять весьма высокое положение.
Как только рубашка и штаны нагрелись, натянул их на себя: на теле досохнут быстрее.
Еще через полчаса безумных плясок, почти одетый и вконец обессилевший, повалился на расстеленный у огня мешок. Что мог, то сделал, остальное во власти Драконов.
Неизвестно для каких целей, но Драконам я нужен живой и здоровый. Пока спал, умудрился не закатиться в костер, не простыть. Никто не проник в пещеру, чтобы убить меня, съесть или взять в плен. Сильно болела голова, ныли свежие ушибы и ссадины, но терпеть можно.
Опираясь на руки, я кое-как приподнялся и сел у костра.
Надо решить, что делать дальше.
Прежде всего: что у меня есть?
Небольшой запас еды, питья и горючих кристаллов. Огниво. Шпага, дага и маленький нож. Сумка хрониста с хорошим запасом листков коры серого дерева, парой перьев для письма и почти полной чернильницей. Веревка. Каково ехидство судьбы: петля упала мне на плечи, когда Ским уже прыгнул с края обрыва, и удачливому ловчему пришлось выпустить аркан, чтобы не улететь в разлом вслед за жертвой. Потом, в воде, веревка просто обязана была меня стреножить, но намоталась так удачно, что стала ценным трофеем.
