На ночлег – еще засветло – расположились в том же трактире, что и на пути в столицу.

Невозмутимый трактирщик налил мне в кружку барка.

– Отпустили или сбежал?

– Отпустили.

– Эй, борода, плесни человеку искусства чего-нибудь вкусного!

Рядом плюхнулась Лив. Места на лавке достаточно, но она умудрилась притиснуться локтем к локтю, при этом вертится, как трещотка на гвозде. Удивительно подвижная девушка. Только что говорила с трактирщиком – и уже повернулась ко мне.

– Сейчас папаня все подготовит, представление будет.

Лив и ее папаня – бродячие актеры, мастера театра теней. Лучшие во всей земле Фимбульветер! Это и многое другое я узнал в первые же десять минут совместного путешествия. Опрометчиво приблизился к окликнувшей меня девушке и попался. Чтобы, сидя в санях, поймать за рукав всадника и удерживать его рядом, потребна незаурядная ловкость. Лив наделена ей в высшей степени. Равно как и даром красноречия. Говорит она не замолкая, и от голоса ее, в общем приятного и звучного, сгущается вокруг одуряющий морок, сплетается в сеть, сеть затягивается, тащит к девушке Лив.

И когда я успел пообещать покатать ее на кхарне? Уже и руку протянул, чтобы помочь сесть в седло, но тут Ским, всегда охотно принимавший на свою спину Герду, вдруг заартачился. Взбрыкнул, ударил копытами в обрешетку саней и боком, боком пошел в сторону. Чем-то не понравилась ему Лив. Так за весь путь больше и не приблизились. Хоть извинения за невежливое поведение быка проси. Но Лив не дала мне этого сделать.

– Я что, такая страшная, что от меня кхарны шарахаются?

– Нет, конечно.

– Красивая? Скажи, красивая?

– Очень красивая.

– То-то же.

Лив закинула ногу на ногу, прижавшись к моему колену. Двигаться было некуда, если только свалиться с лавки, а актерка, похоже, никакого неудобства не испытывала. Фунс, Хельга и Герда никогда так не сидят.

Отец Лив, мирно дремавший в санях всю дорогу, теперь вихрем носился по трактиру, раздавая энергичные указания, куда и как ставить лампы, белый полотняный экран, прочие вещи, потребные для спектакля.

– Что представлять будете?

– Старинную легенду, – важно ответила девушка. – Мы, живущие дорогой, многое знаем и помним. Хочешь, приходи, когда все улягутся, на кхарню. Научу кой-чему.

Я вдруг вспомнил, что в старых книгах про бродячих актерок писали… ну, не очень хорошо. Ни в чем конкретно не обвиняли, но намекали, что приличным людям с ними дел лучше не иметь.

– А сейчас, – голос Лив превратился в загадочный шепот, – дай руку, я погадаю тебе. Расскажу, что ждет в будущем. Или боишься? – взглянула насмешливо.

Было б кого и чего бояться! Я решительно протянул руку.

Пальчики Лив нежно бегали по ладони, но смотрела актерка в глаза.

– Будет тебе удача… в любви! – пропела гадалка.

Также в делах денежных и всех прочих, сулящих выгоду и славу, если только… Дальше прорицательница начнет стращать клиента и, окончательно заморочив, легко получит с него предвкушаемую мзду. Мне о таком рассказывала Герда, а ей – забравшая девочку из приюта рыжая ведьма Флоранса. Которая по-настоящему умела видеть.

А Лив склонилась низко, дыхнула на ладонь, словно на стекло, чтобы запотело и на нем можно было рисовать, но вдруг, отшатнувшись, резко сжала мои пальцы в кулак и оттолкнула руку:

– Ничего не скажу!

Вскочила с лавки и убежала к отцу.

– Лив! – весело окликнул я гадалку. – Если в чем-то прибыль, так где-то убыток должен быть. Чем за удачу в любви расплачиваться придется?

Она не ответила, проворно поднырнув под натянутую поперек трактира простыню.

Предостережение? Что от собственного кхарна смерть приму, не предрекла, и то ладно.

Я попросил еще одну кружку барка и приготовился смотреть представление.

Спектакль был очень хороший, хотя к старинным легендам не имел никакого отношения. Лив с отцом представляли сказку о Догадливом Нильсе, добывшем себе в жены королевскую дочку, – вещь простецкую, детскую, но делали это столь искусно, что все посетители трактира, от пятилетней внучки купца Тормода Вилда до суровых охранников каравана, завороженно следили за тем, как движутся по белому полотну тени от жестяных фигурок, ахали и восхищенно смеялись шуткам актеров. Лив с ее звонким голоском и басовитый папаня умудрялись говорить за шестерых персонажей так, что их невозможно было спутать. Когда сказка закончилась, восхищенная публика долго хлопала.

Довольная раскрасневшаяся Лив объявила, что это еще не конец представления, а пока мастер Дук (широким жестом указала на своего отца) готовит новых «артистов», не желают ли почтенные и такие щедрые хессе взглянуть на зверинец?

Хессе, конечно же, желали.

Лив повернулась к экрану боком, подняла руку. И на белом полотне залаяла остроухая собака! Еще один жест – и вот по снежной равнине скачет заяц, а вот потряхивает рогатой головой кхарн, вот, поднявшись на хвосте, танцует пещерный полоз. Лив называла всех представляемых зверей, но и без этого не узнать их было невозможно. Зверинец понравился ничуть не меньше спектакля.

– Солнце всходит! – торжественно произнесла актерка, поднимая руку с растопыренными пальцами.

Тень на полотне казалась не черной, а темно-серой. Как ладонь Дракона Меда, нарисованного на фреске в Лунной башне на Птичьем острове. Мы еще почему-то решили, что это ключ к тайнику… Фунс!

Рисунок слишком странный, слишком привлекающий внимание, чтобы быть обычной картинкой. Слишком явно указывающий на секрет, чтобы тайник открывался просто, без подвоха.

Мы тщательно обшарили и простукали внутреннюю стену башни, но что, если тайник напротив нее, в колонне? И что, если проклятая книга, «Соперник», действительно там?

Пожалуй, пришло время двигать в Рёнкюст и оттуда на Птичий. Привезу «Соперника», отдам книгу канцлеру, и пусть Хегли Секъяр сам хоть сжигает опасный апокриф, если решится на подобное. А нас всех оставит в покое!

– Поедешь с караваном, идущим в Гехт, – сказал канцлер королевства. – Заночуете на полдороге, в трактире. Ночью, когда все угомонятся, выйдешь тихонько. Как добраться до Птичьего острова, думай сам, хоть по волнам на лыжах, но привезешь мне сюда то, что ты там нашел. Тогда отдам донос в руки – что хочешь, то с ним и делай, можешь в печке сжечь, можешь в рамочке на стену повесить. А если откажешься… Доказать, что ты не злокозненный еретик, будет очень сложно. И долго. Да и другие дела есть, поважнее. Чтобы не скрылся никуда, решения будешь ждать здесь, в Арахене. Не самое лучшее место в мире, но что поделать. И семью твою потревожить придется. А то вдруг сестру запретными речами к ереси склонял или девочку свою…

Врезать канцлеру в челюсть не удалось, Оле Сван больше учил меня драться оружием. Захватив за запястье, Хегли Секъяр аккуратно, на грани боли, заломил руку, заставив меня снова сесть на скамью.

– В караване за тобой будет присматривать наш человек, – как ни в чем не бывало продолжил он. – И не испытывай судьбу.

Именно из-за обещанного прикрытия я и тащусь гусиным шагом с караваном купца Тормода Вилда, которого назвал мне канцлер. Но кто из здешнего народа тайно служит Секъяру? Сам торговец, который принял как должное то, что хронист, существо быстрое и подвижное, согласен медленно путешествовать с его обозом, будто ценящая комфорт городская матрона? Начальник охраны, суровый молчаливый дядька, не проявляющий никакого интереса к тем, кого должен защищать и оберегать, весь путь мрачно глядевший куда-то за горизонт, а теперь пытающийся узреть тайну вечной жизни на дне пивной кружки? Кто-то из суетливых шумных горожан?

Лив. Точно, она. С начала пути с меня глаз не спускала. Странно, конечно, что сопровождать меня должна девчонка, и только полдороги, но замыслы канцлера простому смертному не постичь. Нужно сказать ей и… Только сначала отозвать в сторону, а то сейчас на актерку весь трактир смотрит.