Когда гонг известил о третьем торжественном тосте, Айлин повторила за супругом положенные благодарности гостям, поднесла к губам бокал и сделала один глоток, остро жалея, что нельзя выпить карвейна из привычной любимой фляжки. Пусть резерв и не пополнится, зато помогло бы расслабиться!

«Леди не пьют карвейн, – одернула она себя. ‑ Только бокал вина за ужином, если супруг не возражает. Летом еще позволительно днем разбавленное вино со льдом, зимой ‑ горячее со специями. На приемах и балах следует отдавать должное угощению, в том числе и винам, но с величайшей умеренностью…»

Жаль, что в учебнике по этикету, который с такой легкостью всплывал в памяти, ничего не говорилось про первую брачную ночь! Тетушка Элоиза пыталась завести беседу об этом, но Айлин просто не смогла слушать и отделалась фразой, что лорд Бастельеро наверняка в этом разбирается гораздо лучше, а ее долг ‑ просто повиноваться супругу. Любое руководство по этикету именно в этом полагало главное достоинство жены и подтверждение безупречности ее поведения! Тетушка покачала головой, но настаивать не решилась, только уронила, что Айлин всегда может обратиться к ней за советом.

Поставив бокал на стол, она выскользнула из‑за него, готовясь следовать за мужем, и тут случилась небольшая заминка.

‑ Вы позволите, милорд? ‑ прозвучал негромкий бесстрастный голос Артура. ‑ Я вас не задержу.

Лорд Бастельеро молча кивнул, и Артур таким же ровным тоном произнес:

‑ Поздравляю, миледи. Желаю счастья и напоминаю, что вы… – Он запнулся, а потом вскинул голову совсем как отец и закончил во внезапно наступившей тишине, четко выговаривая каждое слово: ‑ Что вы вправе не считать меня братом, но я оставляю за собой право считать вас сестрой.

Щелкнул каблуками и отвесил такой же резкий и четкий поклон. Айлин на миг показалось, что она видит отца… Такого, каким он был когда‑то…

‑ Я… запомню это, милорд, ‑ выдавила она, понимая, что больше не в силах ненавидеть.

Во всяком случае, Артура. Потому что никого нельзя ненавидеть за собственную глупость. Если бы тогда у нее хватило выдержки объясниться… Возможно, брат встал бы на ее сторону?!

«Или вызвал на дуэль лорда Бастельеро, обесчестившего его сестру, – холодным эхом отозвалось в ее мыслях. ‑ Ты же не сомневаешься, что он так и сделал бы?! Бесчестье следует прикрывать браком, это единственный способ уладить дело миром. Реши ты выйти за Кармеля, Артур попросту не понял бы, почему должен спустить лорду Бастельеро такой позор? Так что… все правильно. И, может быть, когда‑нибудь вы действительно сможете простить друг друга».

Снова поклонившись, Артур отступил в толпу, а Айлин подхватил и увлек за собой вихрь разноцветных платьев ‑ дамы провожали новобрачную до спальни. Среди них она увидела даже королеву ‑ неслыханная честь! И почему это Айлин передернуло и захотелось поставить щит?

‑ О, как мило, что лорд Бастельеро выпросил у их величеств позволение провести свадьбу без глубокого траура! ‑ щебетали леди Райнгартен. ‑ Теперь еще долго не будет ни одного бала, весь летний сезон пропадет!

Айлин снова передернуло, на этот раз от чужой глупости и омерзительной бестактности. Траур, между прочим, по погибшему королю и принцам! Беатрис та еще… мантикора, но каково ей слышать, что ее скорбь по детям ценится куда дешевле, чем возможность покрасоваться в ярких платьях и украшениях! И как она вообще терпит этих дур?

Она, конечно, промолчала, зато старая леди Логенброу скрипуче одернула обеих дурех, напомнив, что следует уважать чужое горе! Особенно, если это касается всего Дорвенанта! Леди Райнгартен обиженно примолкли, а пожилая дама обратилась к Айлин, покорно идущей под руку с тетушкой:

‑ Вас, милочка, это не касается. Вы‑то вели себя как подобает воспитанной девушке! Даже отказались от танцев, кроме обязательных. Очень достойно!

‑ Но, миледи, как же не танцевать на собственной свадьбе? ‑ робко возразил кто‑то из женщин помоложе. ‑ Да и если бы все не стали танцевать, зачем тогда бал?

‑ Затем, чтобы сразу стало видно, у кого есть ум и понятие о приличиях! ‑ отрезала старая леди. ‑ Постыдились бы ее величества! Она пережила такую потерю, но милостиво пришла сюда в драгоценностях, чтобы оказать честь новобрачным и их дому. А вы и решили, что раз бал без траура, то можно все! В мое время в таких случаях танцевали только медленные пристойные танцы! Допускался ловансьон, но никакого па‑майорделя или этой вашей новомодной паэраны! В траур‑то! Даже верелей приличные люди не танцевали! Нет‑нет, только ловансьон, чикона и басданс!

‑ Басда‑а‑а‑анс… – с ужасом протянула та же молодая дама. ‑ Да его уже и не танцуют! Он же… скучный!

‑ Не скучный, а скромный, – нравоучительно сообщила леди Логенброу. ‑ Танцы не для того, чтобы обжиматься, а чтобы показать себя вблизи! Умение держаться, осанку, манеры! Главное украшение истинной леди ‑ скромность, скромность и еще раз скромность!

Она снова посмотрела на новобрачную, и было легко догадаться, к чему это поучение. А внутренний голос Айлин вдруг прозвучал с вкрадчивыми интонациями Лучано: «Полностью согласен, прекрасная синьора! Почему бы всем девушкам не появляться в обществе исключительно в этом главном украшении? Облачаться в скромность вместо длинных юбок и корсетов ‑ какая прекрасная идея! Скромность ‑ и больше ничего, м‑м‑м‑м, беллиссимо!

«Именно так он бы и сказал, – про себя нервно хихикнула Айлин. ‑ Уж я‑то знаю!»

‑ Благодарю, миледи, –сказала она вслух, и Логенброу продолжила в почтительном молчании, которое нарушал только шелест платьев и нижних юбок:

‑ Самое главное, милочка, запомните! Как можно меньше позволяйте мужу! Он должен понимать, что вы ‑ леди, и с вами нельзя обращаться как с какой‑нибудь… непотребной! Все мужчины ‑ низменные развратные существа, полные похоти и нечистых желаний. Потакать им ‑ значит обречь себя на женские болезни, трудные роды и раннее увядание!

‑ Но разве Всеблагой не угодны супружеские удовольствия? ‑ упрямо поинтересовалась то ли очень отважная, то ли бесконечно уверенная в себе дама. ‑ Ведь сказано, что жена должна служить пользе и радости мужа своего!

‑ Вот именно, сначала пользе, а потом уже радости! ‑ надменно уронила леди Логенброу. ‑ Да и что за радость мужу унижать супругу всякими непотребствами? Он должен уважать жену, а какое уважение после подобного? Если уж не может сдержать свою похоть, пусть удовлетворяет ее где‑нибудь… подальше от семейного очага. Главное, чтобы жена об этом ничего не знала! Семейные радости должны быть чистыми и целомудренными, полными нежности, деликатности и благоговения. А главное ‑ вести к рождению детей! Именно для этого боги их и предназначили. В наше время не было такого бесстыдства, как травы от зачатия. Пфе! Женщина и помыслить не могла, чтобы решать за Всеблагую, когда зачинать. Потому и дети рождались помногу, не то что сейчас…

‑ Только умирали частенько, – пробормотала леди Эддерли. ‑ Причем зачастую вместе с матерью, которая еще не оправилась от прошлых родов. У вас, миледи, сколько их было? И сколько выжило?

‑ Сколько Всеблагая пожелала, столько и выжило, – процедила старуха. ‑ Помнится, вас, дорогая леди, она тоже не очень‑то благословила? Всего один наследник? А вот если бы не было этих трав!..

Айлин очень захотелось проклясть мерзкую старушенцию, она‑то помнила, как Саймон говорил о погибшем брате. Как эта старуха вообще смеет указывать милой леди Эддерли и при этом тыкать ее в больное место?! А еще учит приличиям!

Она закусила губу, не понимая, почему леди Эддерли молчит, и тут раздался прямо‑таки шелковый голос Иоланды:

‑ А мне кажется, миледи, что целебные травы ‑ прекрасный дар Всеблагой Матери и Милосердной Сестры. Вот, скажем, ваша драгоценная внучка каждый год после Вишневой ночи является к целителям с жалобой, что застудилась, и поэтому лунные дни у нее не приходят вовремя. Попьет нужных травок, и вот чудо ‑ все налаживается! А так‑то она тоже всегда учит всех, как себя следует вести. И первая позорит несчастных дурочек, у которых не хватило соображения обделать все втихую. Хоть вы бы ей объяснили, что если травки пить до Вишневой ночи, а не после, то целители потом не ругаются на внезапные простуды.