‑ Если ваше величество позволит… – раздался вдруг мягкий женский голос.

Король с удивлением обернулся, а Беатрис, о которой все забыли, улыбнулась, делая шаг вперед, и так же мелодично пояснила:

‑ Мне бы хотелось выразить признательность отважному существу, которое защищало вас в бою, дорогой будущий супруг. Возможно, лорд Ульв согласится принять в качестве гербовой цепи вот это?

Она коснулась своего золотого пояса в виде цепочки, усеянной некрупными, но чистыми аметистами, и тот сверкающей змейкой соскользнул с талии. Беатрис протянула его королю, который просиял и, склонившись, поцеловал ей руку.

‑ Благодарю… – выдохнул он. ‑ О, благодарю!

Наклонился и повязал цепочку на лохматую белую шею медвежьей толщины. Толпа неверяще замерла, а потом от ближайшей колонны донесся голос, говорящий по‑дорвенантски, но с жестким иноземным выговором:

‑ Да он это, точно тебе говорю! Секиры те же! Девица та же! Купеческая дочка, ага! И Ульв! Два Ульва, чтоб меня моржи сожрали!

‑ Тот был немой берсерк, – усомнился второй голос. ‑ А этот конунг, еще и говорящий.

‑ Ну и что? Заговорил, значит. А что берсерк, тут не соврали! Я берсерка издалека чую!

«Что за бред… – Грегор узнал тех самых северных послов. ‑ Какой немой берсерк? Берсерк ‑ это же сумасшедший, кажется… Почему немой? И причем тут купеческая дочка?!»

‑ Эй, великий конунг Дорвенанта! ‑ заорал, не унимаясь, один из северян, светловолосый здоровяк в синей рубахе и с топором на поясе. Люди вокруг шарахнулись, расступаясь, так что между ним и королем образовалось пустое пространство. ‑ Я Ольвар Торварсон, именуемый Полтора Медведя, ярл конунга Ингвара! Привез тебе дары и привет от моего вождя. Сдается, мы с тобой уже виделись и славно тогда повеселились. Помнишь меня?

‑ Помню, – невозмутимо согласился король, выпрямившись. ‑ Приглашаю тебя на свадебный пир, Ольвар… Торварсон. Тебя и твоих людей. Там и поговорим, если ты не против.

‑ Ха! ‑ возрадовался вольфгардец, расплываясь в широкой, но какой‑то людоедской улыбке. ‑ Я же сказал! И конунг, и берсерк! И зовут его Ульвом, все верно! И шли они тогда закрывать дыру к демонам! Втроем! Сам конунг, его ведунья и еще тот чернявый! Оруженосец, наверно. Трое и пес! Вот это поход, сожри меня моржи! Не сочти за обиду, конунг, но ты же и верно из наших! А секиры твои я так и не могу признать. Чьей ты крови? Какому роду рассказать о твоих подвигах, чтобы гордились?

‑ Нет уже того рода, – усмехнулся краешками рта король. ‑ Некому рассказывать, уважаемый Ольвар. А секиры эти ‑ моего предка Дорве Великого. Изгоя из клана Рёгки.

Он выговорил вольфгардское слово так легко и чисто, что Грегор поразился. Ну, любовь к Фрагане ‑ это понятно. А откуда такое пристрастие к северу? Зато вольфгардец, ничуть не удивившись, понимающе кивнул и протянул что‑то, но вокруг него уже смыкалась толпа.

‑ Простите, миледи, – извиняющимся тоном обратился король к Беатрис. ‑ Я слишком задержал церемонию.

‑ О, не стоит извиняться, – улыбнулась та. ‑ Вы полны сюрпризов, дорогой будущий супруг. Надеюсь, когда‑нибудь вы расскажете мне об этих приключениях?..

‑ Буду счастлив…

Он подал ей руку и улыбнулся так смущенно, ясно и искренне, совершенно по‑мальчишески, что Грегору впервые стало его жаль. Наивный провинциал и развратная искушенная женщина, опутавшая его своим очарованием, словно паучиха ‑ муху. Глупый мальчишка не понимает, с кем имеет дело, как не понимал этого много лет сам Грегор! Боги, как нелепо, подло и противно все повторяется…

Боль опять пронзила виски, и Грегор, поморщившись, потер их пальцами. Ощутил прикосновение к плечу… Обернулся и увидел Бреннана, который снова отступил назад. Стало легче, и Грегор благодарно кивнул целителю. А церемония, нарушенная всем этим отвратительным балаганом, пошла своим чередом… Глубоко вздохнув, Грегор приготовился терпеть и ждать ее окончания. Еще и празднование во дворце… Определенно, этот день будет бесконечным!

…Большие пиры по случаю королевской свадьбы, коронации или похорон всегда устраивались в дворцовом зале, носившем название Северного, и порядок, установленный для них еще Дорве Великим, много веков сохранялся неизменным. Войдя в зал, Грегор посмотрел на небольшое возвышение в дальнем его конце, где у стены стоял длинный стол, накрытый ало‑золотой скатертью. Это были места для королевской семьи, сколько бы членов она ни насчитывала, и сердце снова потянуло глухой тоскливой болью. Последним торжеством на памяти Грегора здесь была свадьба Малкольма… А сейчас на тронное кресло с высокой резной спинкой сядет совсем другой человек, хотя женщина рядом с ним будет все та же. Ну не гнусная ли насмешка судьбы?!

От возвышения во всю длину зала протянулся еще ряд столов, места за которыми в строгом порядке предназначались для лордов Трех Дюжин, верхушки Ордена и иностранных послов. Иногда король приглашал за этот стол доверенных советников или тех, кому желал оказать особую и очень значимую милость. Грегор подозревал, что сегодня там найдется место для итлийского наемника, который, как шептались вокруг, стремительно поднимается к положению королевского фаворита. Ну что ж, какой король, такие и фавориты…

Он одернул себя, стараясь быть справедливым. Итлиец, конечно, ухватил удачу за хвост, не только попав третьим в этот героический поход, но и вернувшись из него живым, однако награждать соратников ‑ это правильно, от короля именно этого все и ждут. А в том, что отряд оказался таким крошечным, вина всецело Грегора и растяпы Кастельмаро, не сумевшего остановить одного юнца‑профана и адептку. Претемная и Пресветлый, не устану вас благодарить, что они совершили задуманное и остались живы…

Лейб‑церемониймейстер лично провел королевскую чету к их столу. Юный король подождал, пока королева опустится на второй тронный стул, и лишь тогда сел рядом с ней. Грегор про себя понимающе усмехнулся: мелкое нарушение этикета, по которому король всегда и везде садится первым, но такое понятное ‑ мальчишка еще не привык и соблюдает этикет обычного дворянина. Но как отделаться от мысли, что могучая фигура, затянутая в темно‑лиловый траурный бархат, принадлежит совсем не тому человеку… Ох, да хватит уже тянуть мертвых с погоста!

Он встряхнул головой и недоуменно посмотрел на почтительно застывшего перед ним лакея.

‑ Прошу занять ваше место, милорд, – прошелестел тот.

Ах да, пора садиться остальным. Грегора почтительно подвели к самому концу стола, однако впереди него до возвышения еще осталось несколько свободных мест. Очень любопытно, и кого же туда усадят? Никаких королевских милостей, сняв полномочия лорда‑протекгора, Грегор, конечно, не ждал, но тот же этикет приравнивает его к Аранвену, канцлер и Архимаг – это две высших должности в государстве. А Аранвен… Грегор с удивлением увидел, как Ангус, привычно прямой, затянутый в серебряную парчу, словно в доспехи, садится напротив него, но слева, немного ближе к двери. То есть еще дальше от короля… Немилость?! Аранвену?!

Закусив губу, он повернулся вправо на шелест сразу нескольких платьев. Свободные места в самой почетной части, ближайшей к королевскому столу, заняли Вальдероны и… Райнгартены! Грегор растерянно обругал себя болваном. В самом деле, как можно рассчитывать на строгое соблюдение этикета в такой непристойной ситуации? У короля есть семья, которая не может сесть вместе с ним за королевский стол ‑ это было бы откровенным вызовом приличиям! ‑ но семьей от этого быть не перестает. Мать, приемный отец и родные сестры, уже замужние… В храме супруги Вальдероны держались очень скромно, не выпячивая свое положение, но теперь всем должно быть понятно, что король не намерен отказываться от родственных связей.

Этьен Райнгартен как раз отогнал лакея, чтобы самому с величайшими предосторожностями усадить беременную жену, и бросил на Грегора взгляд одновременно извиняющийся ‑ не дело магистру занимать место почетнее Архимага ‑ и невероятно самодовольный, просто тающий от плохо скрытого блаженства оказаться королевским зятем.