Он распахнул дверцу шкафа, вытащил небольшую коробочку и с шутливой галантностью упал на колено перед Айлин, провозгласив:

‑ Ми беллиссимо синьорина! В знак моей величайшей любви и уважения! Клянусь, я увидел эту вещицу и не мог думать ни о ком, кроме вас!

Айлин, сгорая от любопытства, открыла коробочку, вгляделась и… прыснула от смеха. Подарок Лу был словно вырезан из кусочка солнца, не слепящего, а весеннего, ласкового… И эта козочка действительно так походила на нее! Но… Нет, каков мерзавец, а?! Сравнить ее с козой! И Аластор подозрительно похрюкивает, изо всех сил сдерживая смех, а Кармель… Айлин покосилась на магистра. Он, конечно, стоите непроницаемым лицом, но взгляд… взгляд так и искрится.

‑ Тебе не нравится? ‑ встревоженно заглянул ей в глаза Лу.

‑ Вот погоди, – мечтательно сказала Айлин, выхватывая у него из рук коробочку с янтарной прелестью. ‑ Вернется ко мне магия, ух, как я тебе отомщу! Нравится, конечно! Но отомстить я просто обязана!

‑ А, это святое, –успокоенно выдохнул итлиец, поднялся и снова подошел к шкафу.

На этот раз он спрятал обе руки за спину и обернулся к Аластору. Айлин почувствовала, что будет немедленно отомщена, и жадно воззрилась на преувеличенно серьезное лицо Лу, делая вид, что не замечает, как ладони стоящего позади Кармеля легли на ее плечи и поглаживают легчайшими касаниями.

‑ Великолепнейшему из всех грандсиньоров! ‑ выдохнул Лучано. ‑ Герою и предводителю нашего маленького, но славного…

‑ Балагана, – подсказал ему Аластор. ‑ Давай уже.

Итлиец протянул ему одну руку с чем‑то большим, коричневым… Аластор взял, развернул, и его лицо озарилось восхищением. Он немедленно обернул роскошный кожаный пояс вокруг себя и проверил большими пальцами прочность оружейных петель. Двух! Для секир, не иначе.

‑ Ну, Лу… Спасибо!

‑ Еще не все, – вкрадчиво возмутился Лучано и протянул вторую руку с каким‑то свертком. ‑ Это тоже тебе.

И очень предусмотрительно отступил подальше. Потому что Аластор развернул обертку и несколько мгновений смотрел на огромный… пряник. Пряник в форме коня! С копытами, хвостом и гривой! Щедро покрытый глазурью и с глазами‑орешками! И даже… Айлин снова хихикнула, разглядев некую деталь, которой добросовестный пекарь показал, что конь ‑ это безусловно конь, а не кобыла.

‑ Это… это что? ‑ потрясенно спросил Апастор, поднимая на Лу глаза.

‑ Подарок, – невозмутимо ответил тот. ‑ Роскошный ведь жеребец, м? Ну как я мог пройти мимо? Ай, Альс! Только не секирой!

Вместо секиры в него полетела подушка. Взвизгнул Перлюрен, а Пушок, мирно дремавший весь вечер под кроватью, вылез оттуда, удостоверился, что драка не настоящая, и снова скрылся. Днем в саду Академии он переел некротических эманаций, которыми теперь старательно восстанавливал силы.

‑ Пряник, значит, – зловеще сказал Аластор и окинул Лучано задумчивым взглядом. ‑ Ну‑ну. .. Спасибо, Лу, обязательно отблагодарю! И за пояс ‑ тоже, –добавил он, со вздохом сменив гнев на милость и погладив свободной рукой роскошную обновку.

Итлиец, улыбаясь, раскланялся.

От странного чувства у Айлин защипало глаза и сильнее застучало сердце. Она сейчас чувствовала себя такой счастливой, что испугалась этого. Неужели такое вообще возможно? Вот она сейчас рядом с друзьями и возлюбленным, живая и здоровая, и все, кто ей невероятно дорог, живы, а потери… они отболели и уходят в прошлое с надеждой на новую встречу за гранью этого мира. И магия к ней вернется, и все хорошо, ведь хорошо, правда?

***

Два дня пролетели так стремительно, что Аластор их едва заметил. Наверное, следовало уделить больше внимания невесте, но Лучано, с которым он поделился этой мыслью, отсоветовал, пояснив, что у женщины, которой на подготовку к свадьбе дали так мало времени, каждая минута на счету. Он ведь не хочет, чтобы ее величество, принимая жениха, думала о чем угодно, только не о нем? Аластор этого не хотел. И без того было трудно привыкнуть к мысли, что еще немного ‑ и ему станет принадлежать прекраснейшая женщина Дорвенанта. Если не всего мира… Во всяком случае, более совершенной красоты он и представить себе не мог. Улыбка Беатрис, ее глаза, то сверкающие, то бархатно‑томные под тенью пушистых ресниц, ее золотисто‑смуглая кожа… Если тронуть ее кончиком языка, не окажется ли она сладкой, как мед?

Эти мысли смущали и пугали. Нельзя так думать о женщине, которая погружена в траур по детям! Но… о собственной жене ведь можно?! Аластор с ужасом чувствовал, что ночами ему непристойно жарко, несмотря на открытое окно и простыни вместо одеяла, а любое воспоминание о Беатрис вызывает в теле сладкое тягучее ощущение, будто у юнца, неспособного управлять своими желаниями. Временами он ловил задумчивый, словно испытующий взгляд Лучано, однако поделиться тем, что его так мучило, не мог даже с другом. Лу, конечно, не станет смеяться, но… Теперь Аластор часто ругал себя за то, что не уделял больше внимания этой стороне жизни. Надо было хоть в бордель чаще ездить, что ли!

А вдруг, когда настанет время подтвердить их брак, он покажется Беатрис позорно неопытным? Или с ним в самом деле случится какой‑то конфуз из тех, над которыми принято смеяться в мужских компаниях? Вдруг он окажется даже хуже прежнего короля? Малкольм, конечно, не мог похвастаться его, Аластора, здоровьем, но уж опыта у него было куда больше. Вдруг…

Его бросало от страха к нетерпению, от восторга перед Беатрис к мучительному ужасу оказаться несостоятельным. И то, что полгода траура их брак должен был оставаться целомудренным, ничуть не улучшало положения! Вот не были бы они женаты, может, Аластор и заглянул бы в бордель. Не для того чтобы изменить невесте! Об этом даже помыслить нельзя. Но… если он просто заплатит опытной куртизанке и расспросит ее, что нравится женщинам в постели, это ведь не будет изменой?

Или все‑таки вызвать на такой разговор Лучано? Итлиец одинаково засматривается на оба пола, у него с этим нет сложностей. Проклятье, ну почему Аластора учили владеть рапирой гораздо старательнее и ревностнее, чем другим, не менее важным для мужчины оружием?! Драться на дуэли ему, пожалуй, никогда в жизни теперь не придется, а вот любовные поединки предстоят часто… наверное…

«Полгода отсрочки у меня все‑таки будет, – напомнил он себе наконец. ‑ А потом… придумаю что‑нибудь. Расспрошу Лу или возьму почитать эти клятые итлийские романы о любви. Вдруг в них и правда окажется что‑то полезное? Изучу их тщательнее, чем любой фехтбук! А пока нужно думать о том, как не опозориться в роли короля, отодвинув роль мужа на должное время!»

А еще его напоследок замучили целители. Массаж, полезные снадобья в еде, питье и даже в воде для купания, магическое лечение, которое проводил сам магистр Бреннан… Зеленая гильдия твердо вознамерилась отпустить Аластора во дворец полным здоровья и облегчения, что удалось вырваться. Магистр Роверстан, который неизменно появлялся в палате утром и вечером, лишь посмеивался и дополнял усилия лекарей своими, по очереди погружая Аластора, Лучано и Айлин в магический сон и делая их резонанс все более слабым.

‑ Полагаю, мы достигли границ возможного, – признался он утром последнего дня. ‑ Вечером я зайду еще раз, но уже не для того, чтобы ставить блоки, а чтобы помочь вам отдохнуть и выспаться перед завтрашним днем.

‑ Буду премного благодарен, милорд, – кивнул Аластор. ‑ Скажите, а как далеко простираются эти самые границы?

‑ Прекрасный вопрос, – улыбнулся магистр, словно наставник ‑ ученику. ‑ Я совершенно уверен, что теперь вас не станут беспокоить общие сны и резкая смена чужого настроения. Вы не сможете чувствовать боль друг друга или обмениваться жизненной энергией без дополнительных ритуалов, которые я крайне не рекомендую. Но… определенная связь может сохраниться, и я пока не могу точно сказать, какая именно. Буду крайне благодарен, если вы сочтете возможным извещать меня о любых странностях.

‑ Разумеется, – отозвался Аластор. ‑ Тем более что мы будем не так уж редко встречаться. Я очень рассчитываю на вашу помощь и советы.