И он вышел, прикрыв за собой дверь и оставив Аластора растерянным и пристыженным.

Через несколько минут дверь открылась, и в палату проскользнул Лучано с Перлюреном на руках. Енот держал в лапах ветку с какими‑то ягодами и упоенно лопал их, перемазав мордочку темным соком. Спустив его на пол, итлиец растянулся на своей кровати, лениво отщипнул кусочек оставшейся от завтрака булочки…

‑ Все слышал? ‑ прямо спросил Аластор, вспомнив стрекотанье под окном.

‑ Да, – спокойно ответил Лучано. Помолчал и добавил: – Но у меня нет приказа сообщать ее величеству обо всем, что я вижу и слышу. Если только она не задаст прямой вопрос. Но… откуда ей знать, в каких именно кустах любит гулять Перлюрен?

‑ Вряд ли для нее это тайна, – буркнул Аластор. ‑ То есть про меня, а не про Перлюрена. И… что думаешь?

‑ Ты спрашиваешь моего мнения? ‑ изумился Лу, приподнявшись на локте и повернувшись к Аластору. ‑ Становиться тебе королем или нет?!

‑ Это я и сам знаю, – с досадой отозвался Аластор, чувствуя себя дураком, потому что так и не нашел в разговоре с канцлером нужных слов. Как можно объяснить, что отчаянно боишься не справиться? Это ведь тоже трусость, хоть и другого сорта, чем та, что он показал. ‑ Корона мне не нужна! Я сын своего отца и никогда не хотел быть кем‑то другим. Настоящего отца, понимаешь?

Он искоса глянул на Лучано, который достал платок и принялся старательно оттирать измазанную мордочку и лапы Перлюрена, словно в мире ничего нет важнее. Это Аластор мог понять, он и сам шел чистить лошадей, когда нужно было хорошо подумать. Хм, выходит, Лу сейчас о чем‑то усиленно размышляет? Потому что в последнее время енот отлично умывался и сам.

‑ Знаешь, Альс… – начал задумчиво Лучано, не поднимая взгляда от попискивающего зверька. ‑ Я ничего не понимаю в ваших дорвенантских делах, но… Королева Беатрис ‑ она ведь Риккарди, верно? Риккарди ‑ это деньги, много денег. И если у ваших грандсиньоров есть капля разума, они не выпустят из рук такой золотой источник. Но если разума у них больше капли, то и остаться на троне регентшей при своих дочерях они Беатрис не позволят. Потому что Риккарди тогда очень быстро приберут к рукам весь Дорвенант. Страна у вас хоть и бедная, но выжать из нее можно много, если правильно взяться за дело, а Риккарди это умеют. Им плевать, сколько в девочках‑принцессах итлийской крови, а сколько ‑дорвенантской, главное, чтобы могли подписывать векселя и правильно вышли замуж. И, думается мне, грандсиньор канцлер это понимает лучше нас. Поэтому остаешься ты. Молодой, красивый, да еще и герой. И он запихнет тебя на трон, чего бы ему это ни стоило. А вернее, чего бы это ни стоило тебе.

‑ Не понимаю, – угрюмо сказал Аластор. ‑ А если я не соглашусь? Нельзя короновать кого‑то против его воли.

Лучано посмотрел на него с обидной жалостью, как на несмышленого ребенка, и мягко пояснил:

‑ Это ты сейчас так думаешь. На самом деле еще как можно. М‑м‑м… Ну представь, ты откажешься ‑ и что дальше?

‑ Уеду домой, – убежденно отозвался Аластор. ‑ В поместье. И носа больше в столицу не покажу! Пусть возводят на трон, кого хотят. В самих Аранвенах достаточно крови Дорве!

‑ Уедешь, – кивнул Лучано. ‑ Я даже не сомневаюсь. Но если бы грандсиньор канцлер хотел сесть на трон или усадить туда своего сына, он бы так и сделал. Беда в том, что ты, Альс, всегда будешь упреком любому, кто на этот трон взойдет. Опасным упреком.И захоти кто угодно свергнуть короля ‑ любого короля! ‑ лучше предлога, чем твои права, не найти. Ты же последний и единственный по мужской линии претендент, остальным тебя никогда не догнать! И любой король всегда будет бояться, что ты передумаешь. Или что тебя попросту используют, как знамя, под которое соберутся все недовольные. Понимаешь? Ну и как тебя в живых‑то оставить при этом?

‑ Что? ‑ растерялся Аластор, так просто и обыденно Лучано это сказал. ‑ Ты думаешь, меня убьют? Но я же откажусь от трона! Поклянусь Благими!

‑ Благие высоко и далеко, – пожал плечами итлиец. ‑ А корона ‑ вот она. Альс, я верю, что ты не нарушишь клятву по своей воле. Но у тебя ведь есть родные, верно? Родители, сестры… А теперь скажи, сможешь ли ты сдержать клятву, если твои батюшка с матушкой однажды пропадут из вашего поместья? А потом ты получишь письмо, что они гостят у твоего верного подданного, который мечтает восстановить справедливость и увидеть тебя на троне. И что ты будешь делать, Альс? Опять откажешься, зная, что получишь их головы?

‑ Лу… – пораженно выдохнул Аластор. ‑ Ты что говоришь? Так… просто не бывает! Зачем?! Зачем кому‑то возводить меня на трон такой ценой?!

‑ Ну, например, чтобы на трон не сели Риккарди, – так же спокойно объяснил Лучано, рассеянно почесывая енота за ухом. ‑ Это у вас тут на всех итлийцев смотрят одинаково, чуть ли не как на родственников. А в Итлии у семьи Беатрис врагов больше, чем устриц на отмелях. И они наизнанку вывернутся, чтобы Риккарди не укрепились еще сильнее, подмяв под себя аж целый Дорвенант! А еще есть ваши грандсиньоры, Те, у кого есть подходящие сыновья, через несколько лет передерутся за право женить их на принцессах, а потом поделить трон. А те, у кого дочери, продадут Барготу душу, лишь бы выдать одну из них за тебя, а потом… сам понимаешь. И поверь, твое мнение интересовать не будет никого. Можешь вообще отречься от трона в пользу своих детей, тебе только спасибо скажут. А вот если женишься по собственному выбору и откажешься от короны, тебе всю жизнь придется беречь наследников ‑ они ведь тоже будут нужной крови.

‑ Хватит! ‑ не выдержал Аластор и принялся растирать пальцами виски, которые заломило. ‑ Тебя послушать, так мне стоило самому прыгнуть в Разлом и ни в коем случае оттуда не выбираться!

‑ Так и есть, – усмехнулся Лу. ‑ Вот если бы ты оказал всем любезность и героически погиб, очень удобно было бы тебя любить. Поставили бы тебе памятник на главной площади, назвали твоим именем два‑три десятка новорожденных ‑ и беллиссимо! А ты имел наглость остаться в живых и теперь мешаешь всем, будто камешек в башмаке.

‑ И что мне делать? ‑ мрачно спросил Аластор, вдруг испытав недостойное подозрение, что Лучано говорит это все по приказу королевы или канцлера. ‑ Принять корону?

‑ Разве я могу за тебя решать? ‑ пожал плечами итлиец и скормил еноту остаток булочки. ‑ Это твоя жизнь, Альс. Но сейчас, пока тебя просят со всей учтивостью, можешь ставить условия. А вот потом, если возьмут за горло, придется соглашаться на чужие. Тебе никто не позволит выйти из игры, слишком высокие в ней ставки. Так не лучше ли хотя бы самому выбрать правила?

‑ Я… подумаю, – отозвался Аластор, глубоко вздохнув, и Лучано понимающе кивнул.

«А еще ведь есть Айлин, – непрошено кольнула предательская мысль. ‑ Ты клялся себе, что защитишь ее репутацию. Никто не посмеет открыто обвинить в непристойном поведении девушку, которая спасла короля. И что мне делать? Я не хочу ни власти, ни всего, что к ней прилагается. Но не обойдется ли это слишком дорого тем, кого я люблю? И снова я должен сделать выбор сам».

***

‑ Эта мне тоже велика, – вздохнула Айлин, стягивая очередную мантию и кидая ее в кучу уже примеренных и отвергнутых. ‑ Да что же такое!

‑ А я тебе говорила, что ты отощала, как кошка помоечная, – невозмутимо напомнила Иоланда, сидя на кровати и лениво расчесывая волосы. ‑ Белье ведь тоже висит, верно?

‑ Ты про козу говорила, – расстроенно буркнула Айлин и попыталась одной рукой подхватить и прижать лиф, который действительно болтался на ней слишком свободно. ‑ Коза, кошка… Ну и что теперь делать? Попросить прислугу, чтобы подогнали? А пока в чем ходить?

‑ Если ушить, потом расставлять придется, – заметила Иоланда со своей обычной рассудительностью. ‑ Ладно уж, Ревенгар, придумаем что‑нибудь. Иди в купальню, а я попрошу девочек найти тебе вещи. Но послушайся доброго совета, возвращай обратно то, что у тебя было! ‑ И она выразительно провела рукой по собственной пышной груди. – Кстати, это правда, что ты теперь будешь ночевать в одной палате с двумя мужчинами?