«Ну и ладно! – подумала Айлин с накатившей вдруг весёлой злостью. – Пусть за Орден и Дорвенант умирают правильные маги, а я… За ту деревню, вырезанную демонами, за лекции в Академии, за кондитерскую с любимыми конфетами Саймона… За Ала и Лу, за тётушку Элоизу и милорда Роверстана, за Дарру и Саймона, Иоланду и даже… даже за енотов!»

Всё это так живо встало вдруг перед её глазами, что смерть показалась совсем нестрашной.

Торопясь, пока это не прошло, Айлин обернулась, последний раз глянула на друзей. Аластор стоял достаточно далеко, чтобы не успеть, да и Лу должен его оттянуть. Всё правильно. Всё как надо.

– Прости, – сказала она, зная, что потом Ал обязательно вспомнит.

И без разбега прыгнула в портал, как в обычное окно.

Тьма приняла её мягко и почти ласково, но это длилось всего несколько мгновений, а потом пришла боль. Страшные жернова стиснули Айлин, размалывая на куски, мир вокруг стал алым, и она закричала, потому что не могла даже представить такой боли, не знала, что подобное может существовать. Это длилось, и длилось, и длилось дольше, чем она могла вынести, и Айлин кричала, не зная, чем кричит, если у неё больше нет ни рта, ни горла, ни остального тела. Но собственный крик звучал бесконечно, оглушая её, а потом всё кончилось. И боль, и крик, и мысли вместе с памятью. Бездна поглотила то немногое, что ещё осталось от её рассудка, и Айлин не стало.

Всё это утро было неправильным, как в кошмарном сне, когда понимаешь, что это сон, а проснуться всё равно не получается. Быстрые взгляды, слабые улыбки, старательная вежливость… Лучано хотелось орать и швыряться ножами, а нужно было вести себя так, словно ничего ужасного не происходит.

Сейчас они прогуляются до этого Барготом помеченного холма – причём в самом прямом смысле помеченного! – Айлин быстренько совершит ритуал, и можно будет трогаться в обратный путь, распевая куплеты на манер странствующего балагана… М‑м‑м‑мерзость… Фальшивая гнусная мерзость!

Он едва не выдал себя, когда выливал оставшийся от завтрака шамьет. Альс даже покосился с недоумением. А Лучано просто не мог даже подумать, что вот сейчас они пили этот шамьет все вместе, а потом их останется двое… Нет‑нет, лучше он потом сварит новый! Да просто не до того, чтобы аккуратно разливать его по флягам, заворачивать крышечки… Нет, пальцы у него не трясутся! Ещё чего не хватало! Но… не до того, видит Претемнейшая!

Перлюрен, звериным умишком сообразивший, что с хозяином творится неладное, юркнул в сумку и притаился там, а Лучано огромным усилием воли заставил себя стряхнуть странное оцепенение. Потом, решив, что этого явно недостаточно, покопался во внутренних карманах куртки и, улучив момент, высыпал на язык щепоть порошка, который знающие люди очень точно называли «умру после тебя». Трофейная дурь, взятая на теле убитого мага, огнём вспыхнула во рту, который разом пересох, ударила в голову, и мысли тут же стали ясными, а главное, короткими и послушными. Зато кровь побежала по жилам куда быстрее, тело мгновенно согрелось, и Лучано пришлось осадить себя, чтобы не двигаться слишком стремительно и резко.

Он запил порошок водой, зная, что от сухости во рту теперь долго не удастся избавиться, но тут уж ничего не поделаешь. В памяти всплыло лицо мастера – Ларци неодобрительно покачал головой, а призрачные губы явственно проговорили: «Идиотто».

«Я чуть‑чуть, – виновато отозвался Лучано то ли мастеру, то ли себе самому. – Только для того, чтобы никакая поганая неожиданность не застала врасплох. Не сегодня. Не сейчас. Слишком много поставлено на карту».

Он глубоко вздохнул и велел себе успокоиться. Глупо переживать, если заранее знал, что так и будет. Айлин готовилась к этому слишком долго, и ей сейчас потяжелее, так что нечего портить ей настрой похоронным видом и вызывать у Альса ненужные подозрения, м?

Уговоров хватило надолго – аж до самого холма. Стиснув зубы, Лучано поднялся на него, хотя ноги так и норовили подкоситься, словно в жертву должны были принести его самого. И даже зелье не помогало! Только сердце молотило быстрее обычного, да хотелось бежать и драться, как положено, однако впервые разум и тело пошли у него в такой разлад. Может, «умру после тебя» паршиво сварено? С какими‑то добавками? Надо было заранее попробовать…

«Идиотто», – снова явственно коснулось его слуха, и Лучано полностью согласился. Принимать дурь, которую не сам сварил, это редкостная тупость. Но… При этом он прекрасно понимал, что дело не в зелье. Просто всё неправильно. Всё!

Бледная Айлин с сияющими глазами, каменное лицо Альса… Проклятье, даже лошади как будто что‑то почувствовали! И эта грива Искры! У Лучано чуть сердце не оборвалось, когда он увидел. И не объяснишь ведь, что приметы хуже и придумать невозможно! Когда‑то, когда Верокья ещё не была под благой властью Семерых, чтобы реки мирно несли воды и в них не переводилась рыба, каждый год в самом глубоком месте Льяметты топили невинную девицу. А перед этим провозили её по городу в одной рубашке и с распущенными волосами. Весенняя дева, так это называлось… И везти её непременно следовало на лошади, в чью гриву вплетали столько цветов, сколько помещалось, как и в волосы девушки…

Потом те времена прошли, но до сих пор ни один итлиец в здравом уме никогда не украсит лошадь цветами, а этот… этот идиотто!

Хорошо ещё, что это кобыла Альса, а не Айлин! Здоровенный дорвенантец хотя бы совершенно не походил на хрупкую девушку‑жертву! А вот если бы он заплёл цветочками гриву Луны, на которой ехала магесса, Лучано мог бы и сорваться. Ничего хорошего из этого точно не вышло бы… Ох, да хватит, в конце концов! Шип он или нервная девица?! А ещё грандмастером стать мечтал. Когда‑то. Немыслимо давно. До приезда в Дорвенант.

А кошмар всё продолжался. Айлин даже на грани смерти нашла время подумать о нём. Велела взять нож… И беречь себя… Лучано загнал поглубже то ли стон, то ли всхлип, так и не дав ему сорваться с губ. Сумасшедшая девчонка! Миг, ещё один… Он жадно ловил каждый взгляд своей синьорины, каждый поворот головы, каждый блик от скупого сегодня солнца на её рыжих волосах. Тучи нависали низко, словно собирались вот‑вот разразиться дождём, и всё‑таки даже сейчас её тугие медно‑золотые локоны ухитрялись вспыхивать искорками…

– Прости… – услышал он, и время кончилось.

Айлин шагнула в портал, и тут Лучано понял, что за звук настойчиво лезет в уши сквозь вязкую тяжёлую глухоту. Пушок. Волкодав, которого Аластор привязал под холмом, рвался с привязи и дико, утробно хрипел, так что было слышно даже здесь. А потом завыл – первый раз на памяти Лучано подав голос.

Чёрная прореха в воздухе, куда провалилась Айлин, задрожала и начала смыкаться с краёв к середине. Медленно, ещё слишком медленно…

– Айлин! – заорал Альс и рванулся туда.

«Это из‑за Пушка, – успела прийти короткая и совершенно несвоевременная мысль. – Альс не маг, он не знал, как всё будет. Но Пушок завыл – и он понял. Неудачно. Может успеть».

Мысль ещё длилась, а тело, подстёгнутое дурью, уже сработало на опережение. Кидаться на плечи дорвенантскому медведю? Никакого смысла – даже не заметит! Подножка? Ненадёжно.

И Лучано кинулся ему в ноги сам, всем телом. Расчёт оказался верен, Аластор споткнулся и полетел через него. Упал правильно, упруго – тут же распрямился и вскочил, но драгоценное мгновение было потеряно. Чёрная полоса в нескольких шагах от него поблёкла, замерцала и окончательно затянулась, только серый след, похожий на дымный, всё ещё держался в воздухе.

– Айлин! – снова исступлённо закричал Аластор и кинулся туда, не глядя на тоже вскочившего Лучано, но… пролетел через эту полосу, как через клок обычного тумана.

Замер, не поворачиваясь, потом обернулся, зачем‑то провёл рукой по воздуху… У Лучано резануло сердце от бессмысленности и отчаяния в этом жесте. А потом Аластор глянул на него, словно впервые увидел, и хрипло не спросил, а сказал с полной уверенностью: