– Секира гораздо удобнее, – искренне обрадовался Аластор переходу с сомнительной темы своих внешних достоинств на куда более приятную и привычную. – Она даёт больше свободы при манёвре, с ней можно использовать щит. А ещё её можно кинуть.

– Понимаю, – согласился Лучано. – Но кидать – как по мне – удобнее ножи. А чтобы работать топором, надо быть атлетом вроде тебя, друг мой. Видел я вольфгардцев, которые охраняют нашего дожа и его дворец – среди них ты сошёл бы за своего и ростом, и плечами, и светлой мастью. Это правда, что ваш король и его грандсиньоры родом с дальнего Севера?

– Так говорят летописи, – безразлично пожал плечами Аластор. – Дорве Великий и его дружина пришли сюда так давно, что кровь севера давно разбавилась иной. Хотя северяне меня признали за своего, ты сам видел.

– Да уж, – заулыбался Лучано. – Немой вольфгардский наёмник и купеческая дочка! Как же, как же, такое разве забудешь?

– И Ульв! – добавил Аластор очень серьёзно, но Лучано уже научился ловить едва заметную смешливую искру в его взгляде, только на вид холодном, как северное небо.

– Два Ульва! – подхватил он, и оба хохотнули.

Ковшик оказался всего один, так что Лучано подождал, пока Альс намылится и разотрётся мочалкой. Это оказалось ещё одним испытанием: светлая северная кожа дорвенантца мгновенно порозовела. Мочалкой растирался он, а жарко до невозможности стало Лучано! В голову снова полезло всякое, как он подходит к Аластору… опускается перед ним на колени, глядя как раз в эту светлую дорожку, бегущую по животу… И поправляет барготово полотенце, пока оно не свалилось ко всем демонам Бездны! Да что же это такое‑то, а?!

Лучано чуть головой не замотал, пытаясь успокоиться. Нет‑нет‑нет! Ему и так позволили много, невероятно много! Альс его зовёт другом, спит с ним в одной палатке, а в последние холодные ночи и вовсе небрежно подгребал себе под бок, так что Лучано всю ночь спал, окутанный теплом его тела. И лишиться этого всего за одну дурацкую попытку… Альс никогда не согласится, видно же. А если даже получится его уломать – будет только хуже! Не простит потом слабости ни себе, ни Лучано. Так что нет и нет!

– Ну что, в парную? – окатившись водой из бадейки, с полной невозмутимостью спросил Вальдерон. – Если ты такого никогда не пробовал, так и быть, я тебя попарю! – И пояснил, открывая последнюю дверь, за которой оказалась… преисподняя, именно так показалось Лучано: – Я не мастер, но в баню по‑вольфгардски ходил. С Долгим Мартином, кузнецом нашим. Вот кто умеет парить! Ложись!

– Куда? – ошалело поинтересовался Лучано, пытаясь проморгаться в клубах пара, потому что Аластор зачем‑то плеснул из ковша на печь. – Э… э… э… Зачем?!

– Сейчас узнаешь, – невозмутимо пообещал дорвенантец и принялся перебирать какие‑то связки веток с листьями, то ли маленькие мётлы, то ли пучки целебных растений…

Лучано, уже ничему не удивляясь, покорно улёгся на деревянную полку, что обнаружилась у стены. Потом так же покорно перевернулся на живот, уткнувшись лицом в сложенные руки и думая, что никогда! Никогда он не поймёт этих дорвенантцев! Сказать про красивое тело – это неприлично, значит! А вот так… И так… и вот та‑а‑а‑ак… Ай! Это, значит, ничего неприличного?! Оу… Да‑а‑а‑а… А‑а‑а‑а‑а‑а… Ах… У‑у‑у‑у‑у…

Следующие несколько минут, а может, и несколько часов, потому что время куда‑то подевалось, он в голос постанывал, скулил и спрашивал, чем мог заслужить подобное. Нет, то есть понятно чем… Но это он не со зла! И вообще нечаянно! И… а‑а‑а‑а… о‑о‑о… нет, ещё! Да не болит у него голова! И не кружится! И не… а‑а‑а‑а‑ах…

– А‑а‑а‑а‑а‑а! – заорал он со всей дури, потому что на распаренное тело, разомлевшее и истомлённое непривычными ощущениями, вдруг обрушился ледяной водопад. – А‑а‑альс! Ты…

И от полноты чувств длинно выругался по‑итлийски.

– Вот это и есть баня по‑вольфгардски, – ухмыльнулся Аластор, отбрасывая мокрый измочаленный пучок веток, ставя пустое ведро и садясь рядом с Лучано на полку. – Ничего, ещё спасибо скажешь!

– Я… убивал… за меньшее… – простонал Лучано и попытался привстать, но кожа горела, голова была ясная и пустая, а тело не слушалось, будто он уговорил пару бутылок карвейна без закуски.

Впрочем, какие‑то мысли всё‑таки лениво проплывали, не давая окончательно погрузиться в ленивое томное блаженство. Так совершенно по‑дурацки подумалось, что если бы остаться живым и вернуться в Верокью, то можно было бы войти в долю с синьорой Беамольди, содержательницей роскошного борделя, и к её арлезийским купальням добавить эту «банью». И банщиков, да! Банщиков непременно найти именно таких, здоровенных, светловолосых!

Но Лучано тут же с сожалением подумал, что сам уже такой фальшивкой ни за что не обманется. В борделях Верокьи полно мускулистых красавцев на любой вкус, хоть женский, хоть мужской, но это же подделка! Тело, которое лелеют для красоты и постельных забав, никогда не сравнится с телом, которое растило мышцы для боя. Альс даже двигается совершенно иначе! Плавно, однако не как танцор, а как опытный боец, не делающий ни одного лишнего движения. Скупо и точно. Платным банщиком его точно не заменишь!

– Так вот, о лесном трактире! – вернулся он к тому, что начал говорить ещё перед самым мытьём. – Скажи, Альс, тебе здесь ничего странным не кажется?

И коротко пересказал то, что услышал от магессы, добавив собственные соображения.

– Вот, значит, как… – буркнул Аластор, мигом мрачнея. – А я ещё думал…

Потёр розовое от жара плечо и пояснил:

– Я же лошадей на конюшню ставил. А она чистая, понимаешь? Не так, словно её почистили, а так, будто лошади там вообще никогда не стояли. Ну не бывает этого, просто быть не может! На чём этот мастер Витольс сам в город ездит, а? Припасы на чём привозит?! А ведь у него трактир богатый. Двор булыжником вымощен! Да и баня эта… Вон, бочка в углу!

Он мотнул головой, и Лучано только сейчас разглядел огромную бочку, стоящую в углу. В ней, пожалуй, можно было запросто поместиться целиком, если присесть. К борту бочки была приставлена лестница. Любопытство заставило слезть с полки, он подошёл, заглянул и увидел на дне бочки, наполовину заполненной водой, скамеечку. Ванна, значит! Не арлезийская, но…

– Что делать будем? – спросил он, возвращаясь к полке. – Уедем?

– А толку? – Аластор указал взглядом в окно, которое здесь тоже имелось. За ним была непроглядная темнота. – Неизвестно, кто нас в лесу догонит. Если любезный мастер держит разбойничий притон, они тут каждую корягу знают, а мы – нет. Ну и с лошадьми да запахами тогда всё равно непонятно.

– Это да, – согласился Лучано. – Бандитто – люди шумные и… пахнущие. Вино, пот, грязь… Кровь опять же. И лошадки у них непременно имеются, м? Но синьорина Айлин говорит, что магии не чует. И на нежить наш хозяин не похож. Ходит, правда, тихо, как тень, и слух у него кошачий. Я нарочно проверил – издалека всё слышит! Но у какой нежити посуда будет из серебра, а в жарком – чеснок?! Ладно, ты, пожалуй, прав. Если выбирать между ночным лесом и тратторией, то здесь отбиваться гораздо уютнее!

– Скажи лучше, без ужина уезжать не хочешь, – фыркнул Аластор. – Ну что, пойдём? Я бы ещё попарился, но надо Айлин пустить, пока баня не остыла. Поужинаем, а потом придётся нам с тобой ночью дежурить. Можно, конечно, Пушка на карауле оставить, но мне так спокойнее будет.

Он поправил светлые влажные волосы, липнущие ко лбу, и вздохнул:

– Попрошу Айлин, чтобы заплела по‑вольфгардски. Ну, или можно обрезать…

– Не надо! – вскинулся Лучано и поспешно уточнил, поймав удивлённый взгляд: – Раз уж ты решил бороду оставить, короткие волосы будут смотреться глупо. А так одно к другому подходит! И… насколько я помню, ты же не хотел быть похожим… на короля, м? А он, если глянуть на ваши флорины…

– Точно, – с облегчением выдохнул Аластор, поднимаясь. – Обязательно оставлю и бороду, и вот это… Только придётся заплетать!

Лучано благоразумно проглотил предложение всю оставшуюся жизнь – хотя сколько её там осталось? – заплетать Аластору волосы, как тому будет угодно. И Айлин – тоже! И духи для них делать… В конце концов, кто сказал, что из него не получится куафёр, если уж мастер Ларци столько лет варит крема и помады?!