Обойдя столпившийся народ, к нам пробирается Джозеф. Руки у него облачены в синие латексные перчатки.

Папа оживляется при виде брата-полицейского.

– Ну что там?

– На посту охранника есть камеры, как и по всей территории кампуса. Мои ребята уже получили доступ к видеозаписям. Всё тщательно просмотрят. Не волнуйся, Джереми, мы не дадим твою дочь в обиду. Всё-таки она член и моей семьи тоже.

Харди прокашливается и снова подаёт голос:

– Мистер Норвуд, во время следствия я рекомендую мисс Норвуд воздержаться от посещения занятий. Пусть она остаётся дома, а выходит только в сопровождении охраны. Сообщите также своей охране ужесточить наблюдение за домом, чтобы никто не входил и не выходил без вашей осведомлённости.

– Да, это будет верным решением, – соглашается Джозеф. – Мы выяснили, что до момента убийства, свет на посту охраны был выключен. Этот человек намеренно включил его, а Лина сказала, что к тому же ещё и посмотрел прямо на неё. Это не может быть просто так. Он чего-то хочет или хотел этим что-то сказать. Осталось только найти доказательства слов Лины по видеозаписям, и мы удостоверимся в том, что этот человек представляет для неё самую настоящую опасность. Судя по всему, он нацелен именно на твою дочь, Джереми. Медлить нельзя.

Ирэн и Вэнди обещают заехать на выходных и переночевать в нашем доме в Медине. Мама, конечно, не против.

Впервые за долгое время я вижу папу чаще, чем пару раз в неделю. И хотя это позитивные моменты, разбавляющие негатив, всё равно мне приходится признать факт того, что это временно и совсем скоро папу снова утянет в омут работы.

Внутри меня всё трясётся и не перестаёт трястись ни на секунду. Не хочется верить в происходящее, и моментами мне кажется, что это всё нереально. Может, я просто сплю.

– Пицца на обед тебя устроит, детка?

Появившись в гостиной и сев рядом со мной, мама целует меня в щёку и смотрит в глаза, наполненные всё тем же страхом, который так и не растворился после вчерашней ночи.

– Всё будет хорошо. Скоро его найдут, – подбадривающе шепчет она, гладя мою руку.

– Зачем? Что я сделала? Зачем он хочет убить меня?

– У нас с твоим отцом много врагов. Зависть – самое отвратительное чувство. Оно может превратить человека в животное, готовое на всё, чтобы сделать твою идеальную жизнь ужасной.

– Тогда зачем такая жизнь? Неужели нельзя обойтись без всех этих денег и известности?

– Каждый зарабатывает как может. Если бы не наша работа, мы бы не жили в такой роскоши, в какой живём сейчас.

Я чувствую, как злюсь:

– А зачем вся эта роскошь, если рано или поздно можно поплатиться за неё своей жизнью?

– Лина, хватит. Всё будет хорошо. Никто не причинит тебе вреда.

Я решаю промолчать.

Мама тоже молчит. Скорее всего, она подбирает уместные слова, пытаясь при этом не задеть меня ещё больше. А я зла. Если ты сказочно богат и живёшь, казалось бы, идеальной жизнью, ни в чём не нуждаясь, жди гостей – людей, что обязательно попытаются проклясть тебя, ну или воров, пожелавших доли твоих денег. А чего только стоят многочисленные рассказы о похищениях людей из богатых семей и требовании выкупа…

– Давай мы поговорим об этом потом. – Мама встаёт. – Я иду заказывать пиццу. Тебе как обычно? С двойным сыром?

Я продолжаю молчать, и, устало вздохнув, мама спешит оставить меня наедине, уходит, при этом не забыв закрыть за собой дверь. А затем я слышу, как она всхлипывает, и все её эмоции, которые она до этого едва сдерживала в себе, выбираются наружу подальше от посторонних глаз. Я слышу страх в её вздохах.

А потом гостиная погружается в могильную тишину, и я слушаю беспрестанный поток собственных мыслей. Ложусь на диван и смотрю в потолок.

Почему именно я?

Этот вопрос встал ещё вчера, но я пыталась его запихнуть куда-нибудь подальше. Я прекрасно знаю, кто именно ненавидит меня во всём универе больше всех – Франческа, то бишь невеста моего брата и будущий член нашей семьи. Она меня на дух не переносит, да. Но чтобы дойти до такого… Я не думаю, что она стала бы так поступать.

Боже, какой бред!

Я переворачиваюсь на бок и смотрю на окно, прикрытое коричневыми шторами, которые оставляют лишь маленькую щель посередине. Свет с улицы падает на меня тоненькой ниточкой. Встаю с дивана, подхожу к этой щели, вижу подъехавшую машину и пытаюсь разглядеть выходящего из неё человека. Это Дилан, нервно снимающий свою куртку и подбегающий к входной двери дома.

– Мам, пап! – доносится до меня.

Направляюсь к выходу из гостиной и встречаю брата. Увидев меня и мои красные от долгой истерики глаза, он сразу бежит в мою сторону и обнимает, поглаживая по волосам.

– Лина, я ужасно волновался. – Он отстраняется. – Мне позволили приехать сюда только сейчас.

– Сынок, – произносит мама, появившись за нашими спинами. – Как хорошо, что ты приехал.

Дилан отстраняется от меня и заключает в объятия маму, и на его лице отчётливо проступает искреннее волнение за её на редкость плохое душевное состояние.

Папы не видно, и я догадываюсь, что он сейчас занят решением сложившейся проблемы и наверняка обзванивает всех своих знакомых криминалистов. Снова связывается с Джозефом.

– Что это было? – спрашивает Дилан. – Что за чертовщина произошла вчера ночью? Меня вызвали в полицейский участок, и Джозеф рассказал, что охранника убили. Что нашли какую-то записку с угрозой.

– О чём они спрашивали тебя? – Голос мамы медленно собирает в себе кусочки паники, которую она всё равно пытается скрыть. – Ты можешь что-то знать?

В светлых глазах Дилана отражается ужас, и он тут же поворачивает голову в мою сторону, словно убеждаясь, что я всё ещё в порядке и стою прямо перед ним.

– Джозеф спрашивал, кто, по моему мнению, среди наших знакомых мог сделать что-то подобное. Это какое-то безумие! Не помню, чтобы лично был знаком с психопатами. Никто не мог.

Мама устало потирает виски.

– Пока идёт следствие, Лина будет сидеть дома, сынок.

– Надеюсь, охрана тоже в курсе этих планов?

– Да. Джереми лично поговорил с каждым.

Все молчат пару секунд, потом брат смотрит на меня и спрашивает:

– Ты в порядке?

Коротко киваю, подняв на него глаза:

– Да. Мне уже лучше.

– Ирэн и Вэнди знают?

– Да. Они обещали приехать на выходных.

– Хорошо. – Дилан поворачивается к маме вновь: – Прошу, следите за ней внимательно. Пусть и в самом деле никуда не выходит ни на шаг. Это может быть очень опасно… Где отец?

– Наверху, в своём кабинете, – отвечает мама. – Разговаривает по телефону с Джозефом, кажется.

– Я пойду к нему… Лина, никуда не ходи, ясно? Будь всегда рядом.

Взглянув на меня в последний раз, он уходит к ступенькам и поднимается на второй этаж дома.

Минуты длятся словно часы. Мысли об убийце не оставляют меня ни на секунду. Кажется, голова заполнена одним лишь липким страхом, и я ненавижу себя за это.

Внезапно я вспоминаю Гая, о котором на какое-то время забыла.

Интересно, какой была его реакция? Переживает ли он за меня?

Трясу головой, понимая, как это глупо: думать, что у Гая есть причины волноваться за меня. Мы ведь едва знакомы.

Кладу телефон на тумбочку возле кровати, собираюсь просто лечь и окунуться с головой в пучину мыслей, однако позади вдруг раздаётся голос, который рушит мой мини-план:

– Привет.

Вздрагиваю от неожиданности и поворачиваюсь назад.

Всего лишь горничная, с которой я совсем недавно успела познакомиться, а не маньяк-убийца, которого я ожидала увидеть.

Вздыхаю от облегчения.

Моника стоит возле двери со шваброй в руке. На ней голубой комбинезон, волосы собраны в небрежный пучок, в ушах наушники. Она выглядит очень эстетично даже в таком виде.

– Прости, не хотела пугать. – Девушка подходит ближе и начинает мыть пол, при этом продолжая разговор: – Тебе сейчас не очень легко, да?