– Это с Захарием. Он… э-э… кажется, не совсем в порядке. – Всегда невозмутимый помощник режиссера старался выглядеть как можно спокойнее. – Я поднимусь посмотреть, могу ли я чем-нибудь помочь.
– Что ты имеешь в виду под «не совсем в порядке»? – настаивал Джулиан. – Что случилось?
– Не знаю, сейчас пойду и посмотрю. Не волнуйтесь, я сразу же вернусь. – И быстро вышел из комнаты. Все начали тихо переговариваться.
Это выглядело зловеще. Люди шестым чувством понимали, что здесь что-то не так, что с Заком случилось что-то ужасное. Что-то такое, что может повлиять на съемки фильма.
С белым как мел лицом, пустыми, уже ничего не видящими глазами Захария Домино лежал на кровати. Судя по тому, под каким странным углом лежало его тело, он пытался встать, но уже не успел.
– Он умер, – подавленно сказал Ник, – о Боже.
– Иисус, – выдохнул Блуи, – как же это произошло?
– Не знаю, – тихо ответил Ник. – Думаю, сердце остановилось.
Он попробовал у Захарии пульс, но его не было; даже в такую жару тело совершенно остыло. Было видно, что он умер уже давно, наверное, несколько часов назад.
Джулиан вошел в комнату вместе с управляющим гостиницей, который, увидев труп, поднял глаза вверх и перекрестился. Смерть в отеле всегда плохое предзнаменование для владельца. Единственное, что его сейчас интересовало, так это смогут ли эти киношники замять это дело, чтобы никто ничего не узнал. Теперь этот номер долго нельзя будет сдавать, это уж точно.
– О Боже, – хрипло произнес Джулиан, увидев тело Зака. – Бедняга!
Ник тихо кивнул головой и посмотрел на Захарию. В глазах у него стояли слезы. Он видел сейчас мать, отца, всех маленьких братьев и сестер, которые умерли, и старался не плакать. Этот большой человек, лежавший сейчас без движения на кровати, значил для него так много: он помогал ему, оберегал и учил, и Ник не мог удержаться. Слезы текли по его щекам, а Блуи растерянно повторял:
– Бог дал, Бог взял. Но кто же теперь, черт меня побери, будет продюсером этого проклятого фильма?
Шерли Франкович немедленно позвонила Спиросу Макополису, по тот уже обо всем знал и срочно созвал чрезвычайное заседание совета директоров «Коламбиа пикчерз».
– Нам немедленно нужен главный продюсер, – кричала она в трубку своим визгливым голосом. – У меня прекрасная идея, Спирос, это просто класс.
– И какая же это идея? – спросил Спирос. Он всегда прислушивался к Шерли. Ее фильмы приносили студии большие деньги. Она все-таки была умной женщиной, хоть и уродливой и пьющей. Но он восхищался ее талантом, способностью безошибочно угадывать, что нужно публике, и умением писать сценарии, которые приносят большую прибыль.
– Умберто Скрофо, – торжественно прокаркала Шерли. – Он был продюсером «Потерянного города». Ирвинг в прошлом году написал для него в Риме сценарий. Он действительно прекрасный продюсер, Спирос, и очень талантливый. Ирвинг не умеет представлять людей, но он без ума от Скрофо. Ты видел его на приеме? Он культурный, интеллигентный, к тому же у него нестандартные подходы. Деньги у него есть, со съемочной группой и артистами он сумеет найти общий язык. Он тебе недорого обойдется.
– Я думал о Грегори Ратоффе, – после короткой паузы сказал Спирос. – Но мне сказали, что он на съемках в Египте. Мы уже связались с агентами Спреарса Фарнсвор и Джека Холла – они тоже заняты. Больше времени у нас нет, Шерли. Каждый день нам обходится в десять тысяч долларов, и это только съемочная группа! На данный момент у нас на студии нет подходящих продюсеров.
Шерли торжествующе ответила ему:
– Тогда давай используем Скрофо. Слушай, Спирос, дай шанс пробиться еще хоть кому-то, кроме членов твоей семьи. – Она спохватилась, что зашла слишком далеко, но Спирос пропустил это мимо ушей.
– Как ты думаешь, этот Скрофо сейчас свободен? – спросил он.
– Я разговаривала с ним на прошлой неделе, в Риме, – солгала Шерли. – Он наш хороший друг, Спирос. Он в Италии, и я наверняка знаю, что он снимет прекрасный фильм. Ты же видел «Потерянный город», правда? – спросила она, заранее зная, что не видел.
– Да, конечно, очень сильный фильм, – в свою очередь солгал он, вызывая по селектору помощника и приказывая ему немедленно найти «Потерянный город».
– Он вложил в него больше миллиона, – продолжала Шерли. – А какие там артисты замечательные: Мендельсон, Рамона… – В ее голосе послышались саркастистические нотки. Она терпеть не могла Рамону Арман и всех актеров вообще, считая их заносчивыми, высокомерными, жестокими тварями, которые интересуются только тем, как бы урвать побольше денег и прославиться. Исключением был Джулиан Брукс, которого она обожала несмотря ни на что.
– Позвони этому Скрофо, – сдался Спирос, – если он там, дай ему мой телефон и пусть немедленно позвонит. Мы должны шевелиться быстрее, Шерли. Каждый день простоя обходится нам в тысячи долларов, и владельцы акций уже начинают бить тревогу по этому поводу.
– Да, Спирос, конечно, дорогой, – прокаркала Шерли, – одна нога здесь, другая там, я уже в Италии.
Шерли повесила трубку, и на ее лунообразном лице засияла улыбка победительницы. Вот так-то, сказала она про себя, синьор Скрофо, вам теперь надо получше к нам относиться и не забывать нас. Подарок, который я вам преподношу, бесценен. Шерли подняла трубку и заказала срочный телефонный разговор с Римом.
В Риме было шесть часов утра. В огромных апартаментах было холодно, и Скрофо очень мерз. Казалось, его южная кровь никогда не привыкнет к холодным зимам в Риме. После второго звонка он снял трубку.
– Слушаю, – резко сказал он.
В последнее время у него было очень много неприятных телефонных звонков: слишком много голых те л в его последнем фильме, якобы оскорбили добрых католиков Италии. Междугородная линия донесла до него визгливый голос Шерли Франкович:
– Умберто, это я, Шерли. Ты меня помнишь?
– Конечно, – галантно ответил он. – Как я мог вас забыть, Шерли?
– У меня для тебя приятные новости, Умберто. Скажи, ты сейчас чем-нибудь занят?
– Ну, пара сценариев в папке есть, да и вообще работы до чертиков, Шерли, – попытался подстраховаться Скрофо, глядя на тощую стопку отвратительных сценариев на своем столе. – Но, должен признаться, ничего конкретного, ничего такого, что бы меня действительно волновало и интересовало.
– Как насчет того, чтобы приехать в Акапулько и взять бразды правления над «Кортесом» в свои руки? – возбужденно спросила Шерли. Возникла пауза, Скрофо судорожно соображал. – Алло, алло, Умберто, ты меня слышишь?
– «Кортес»? Фильм Макополиса с участием Брукса? Конечно, я слышал об этом фильме, но я думал, что над ним работает Захария Домино.
– Он сдох, – радостно заявила Шерли. – Умер сегодня утром. От инфаркта. Я разговаривала со Спиросом по поводу твоего приезда сюда, Умберто, он, кажется, склонен согласиться. Ты-то свободен? Можешь ты этим заняться?
– Да, да, я свободен. – Умберто не мог скрыть радость в своем голосе. – Э-э… очень печально, что такое случилось с Захарией. Он был великолепный продюсер. – Мысль о том, чем может оказаться для него это предложение, повлияла на Скрофо, как марихуана, от волнения его голос стал еще более хриплым и резким.
– Тогда позвони Спиросу Макополису немедленно. Его телефон: Крествью 7-79-33. Быстро грузи свою задницу в первый же самолет и улетай из своего сраного Вечного города, – тараторила Шерли. – Прилетай в Акапулько, и начнем работать, Умберто. Здесь работы по горло.
– Чао, Шерли, и большое спасибо, дорогая, – поблагодарил Умберто. Положив трубку, он почувствовал, что его сердце бьется так сильно, что может разорваться еще до того, как он совершит свой первый шаг к успеху в Голливуде. Он быстро позвонил на международную телефонную станцию, но, к его огромному разочарованию, ему ответили, что все линии связи с США заняты.
Он взял красивую золотую ручку, подарок Рамоны в день окончания съемок, и стал машинально рисовать ею на наволочке: ПРОДЮСЕР УМБЕРТО СКРОФО. Что-то выглядело не так. Видимо, все дело в его итальянской фамилии. В мире кино любили и уважали Карло Понти и Федерико Феллини, но в звучании его собственного имени было что-то… неприятное. По-английски это значит «неряшливый» или «аморальный. Да, впечатление гадкое. Для солидного голливудского продюсера это не годится. Нужно что-то придумать!
