Мне, разумеется, захотелось спросить у нашего гоблинского коменданта, что он себе позволяет (потому, что спрашивать это у Мэйлина заведомо бесполезно). Я даже открыла рот… и тут меня осенило:

«А это платье случайно не голубое?».

«Разумеется, голубое! А что не так? То есть голубое платье это ненормально, а когда эта флуктуация рассказывает всей Академии, как ты второй день ходишь в драной ночной рубашке, это нормально⁈»

Амина начинает хихикать, и я объясняю, что порвала ночную рубашку как раз из-за Мымры. Зацепила торчащим гвоздем, когда Галгалее приспичило неожиданно залететь ко мне в комнату с новыми идеями насчет убийцы. В тот день я слишком устала и поленилась зашивать сразу — ну кто же знал, что Галка полетит сплетничать на тему «зачем мы взяли на должность уборщицы эту неряху»? Прибила бы, только чем?

В общем, Мэйлин был очень убедителен:

«Ты что! Только представь ее рожу! В смысле, „что скажет ректор“? Да ничего он не скажет, я проведу с ним разъяснительную беседу!»

Так что я сама не поняла, как согласилась. Просто слушала болтовню чокнутого экзорциста, а потом обнаружила, что мы уже где-то на полпути в город, и отказываться поздно. И да, вероятность того, что Мымра развоплотится от злости, крайне мала. Поэтому я согласилась на платье…

— … а потом этот псих увлекся и купил мне голубую ночную рубашку! Шелковую, представляешь!

— И мерить небось заставил? — лукаво улыбается Амина.

Наверно, мне следовало попросить у нее чай с ромашкой. Для успокоения потрепанных внезапным общением с экзорцистом нервов.

— Нет! Я бы в жизни на такое не согласилась, — заверяю я девушку. — Он сам ее взял, на глаз, когда я одевалась, и положил с платьем. Я только у себя в комнате увидела. Сначала хотела сходить и отдать обратно, а потом как представила, что я гоняюсь за Мэем всей Академии, чтобы вручить ему голубую шелковую ночнушку!

— А почему бы и нет? — улыбается Амина.

— Чего «почему бы и нет»? Мне вообще не до этого, у меня труп Мымры!

В глазах Амины ясно читается ее мнение насчет неуемной Галгалеи и ее трупа.

— Ладно, — вздыхаю я, понимая, что надо поменять тему. — А у тебя-то с Войничем что?

— Его мать хочет меня убить, прапра Алевтина не любит, когда я говорю про оборотней, мой зверь хочет впиться клыками в его шею и расцарапать грудь. Вроде, пока держусь, но скоро полная луна… — Амина наливает мне чай и ставит на стол кружку, — как раз на ночь бала приходится. Спрячусь на крыше, запрусь и буду сидеть тихонечко, вымещая животные инстинкты на обезумевших студентов.

У которых, понятно, свои инстинкты. Разрушения и размножения. Собственно, для этого Зург и ставит на крыши преподавателей. У Амины хотя бы с видом на море, остальным не так повезло.

— Подозреваю, что Алевтина меченая, но ей не понравилось быть второй или третьей женой, — задумчиво добавляет Амина.

По правде говоря, я не очень понимаю в оборотнях и их женах. Или мужьях.

— А Войнич?

— Ему скоро на практику, — преподавательница стискивает кружку. — А еще…

Амина рассказывает, что из-за нее студент едва не угробился во время экзаменационной практики.

Знаем мы эту практику. Если прошел, то получил хорошее место и сразу идешь к наставнику. Нет — ничего страшного, в конце учебного года еще раз попытаешься. Но без этой практики не пускают работать в СОРе, по крайней мере, боевиков. Правда, если судить по Мэйлину, так ли нужен Войничу этот СОР?

— Твой Мэйлин это не показатель, — фыркает Амина. — Может, он и до СОРа такой был. И вообще, этот экзорцист, хоть и чокнутый, штучный специалист. Присмотрись!

Что? «Присмотрись»? К экзорцисту? Нет, правда, он хороший человек, ну, или не совсем человек, но это уже ни в какие рамки!

— Это ты лучше к Войничу присмотрись, — коварно отвечаю я. — У тебя там инстинкты, а он скоро уедет на эту свою практику. Сразу после бала.

— А ты откуда знаешь про бал?

— Федор Иванович как раз для этого и приезжает: чтобы забрать студентов на практику. Сам бал ему без надобности.

— А ты?

Фыркаю и, допивая чай, пересказываю письмо Федора, написанное в спокойном дружеском тоне: приедет, заберет студентов, увидится со мной. Соскучился.

— Ну, посмотрим, — бурчит Амина, и на этом мы прощаемся.

День легендарного Осеннего бала пролетает почти незаметно. Я ношусь туда-сюда почти как в день похорон, и часы скрадывается, оставляя смутный ворох воспоминаний от дел и встреч.

Главная встреча это, конечно, Федор Иванович. Живой, зараза такая! Он наконец-то приехал в Академию СУМРАК, и мы сидим в столовой, обедаем и обсуждаем наше с ним «попаданство». Следак такой же, как я его помню: прозрачные голубые глаза, седина и ощущение надежности. В какой-то момент я даже вспоминаю старое прозвище «Хучик», но оно уже как-то не вяжется с формой СОРа.

— … попали под обстрел, потом еще дроны, мы пытались оторваться, свернули куда-то, а потом что-то вспыхнуло, и мы оказались в Кеалмэ, — рассказывает Федор Иванович, помешивая чай в чашке.

— … сменил профиль. Теперь занимаюсь экономическими преступлениями, финансовыми проверками и всем прочим. Сам не ожидал, Мариночка…

— Да, я поговорил с ректором, и он признался, что считает вас своей истинной. Я подумал, почему бы и нет? Это же лучше, чем быть обычной уборщицей. Хоть бы в библиотеку вас устроил, что ли… что? Не хотите работать с гоблином? А может, вы еще и с оранжевым носком не хотите работать? Как говорит Мэй, это пахнет ксенофобией и расизмом!

— Да нет у вас здесь судимости! Нет! Дайте я только вернусь из командировки, займемся вашей работой, Мариночка!

— Вот ничуть не удивлен, что вы и тут нашли труп! Я же говорю, вам нужно работать в сыске!

Мы болтаем, и пьем чай, и вокруг ходят студенты, и у периодически появляющегося на горизонте Зурга, утомленного подготовкой к Осеннему балу, дергается щека, и к нам дважды подходит Мэйлин с вдохновленным блеском в глазах, перебрасывается какими-то словами о делах в СОРе, и все наконец-то хорошо.

— Надо забрать студентов на практику. Завтра утром выезжаем. Вячеслав Войнич? Да, есть такой, он в списках.

— А теперь расскажите, как вы ухитрились поймать очередной падающий труп! Ну то есть не поймать, а… я думаю, вам и так понятно, Мариночка.

Я фыркаю, и снова прибежавший к нам Мэй вздрагивает и, хрустя пальцами, хищно смотрит на Федора Ивановича. Но тот невозмутим, и экзорцист отходит, чтобы вернуться через пять минут.

— Мэй? Ты что-то хотел? — спрашиваю я в очередной «набег», и маг морщит нос, нервно отмахиваясь. И недовольно смотрит на нашего следователя.

— Не обращайте внимания, Мариночка, — тихо говорит Федор, стоит ему отойти. — Еще не родился человек, который будет полностью понимать нашего штатного экзорциста.

Время до бала скрадывается за обсуждением Галки, и потом Федор уходит к ректору, а я бегу переодеваться в голубое платье. Чудом добираюсь до бального зала, натыкаюсь у входа на недовольную Мымру, выслушиваю ее ценные комментарии относительно моего внешнего вида. Если вкратце, то голубое платье мне не идет, потому что я в нем я похожа на сушеную селедку легкого поведения. Почему легкого, если платье без декольте (мне все равно почти нечего туда положить) и длиной до середины икры, история умалчивает. К счастью, вскоре появляется ректор, Галгалея переключается на него, и мне удается ускользнуть.

Бал проходит в зале на первом этаже. Там очень красиво. Стены мягко мерцают, над головами летают заколдованные скрипки и флейты, приглушенный свет, струящийся из круглых потолочных светильников-шаров, мягко ложился на силуэты танцующих.

Оглядываюсь в поисках знакомых лиц. Почти все преподаватели от танцев пока воздерживаются. Замечаю, что Ира кружится в вальсе с вампиром, дроу танцует с какой-то очаровательной студенткой, Амины не видно — она несет вахту на одной из крыш.

Меня танцевать не тянет. Во-первых, я не умею, во-вторых, не с кем. Федор Иванович общается с ректором, игнорируя летающую с перекошенным лицом Мымру — благо музыка специально отрегулирована Зургом так, чтобы ее было не так-то просто перекрыть Галкиными воплями.