— Полностью, — очередной приказ вспенил кровь.

Маэс опустился в широкое кресло и из-под полуприкрытых век наблюдал за тем, как Тира, дрожа всем телом, стаскивала через голову застиранную рубаху.

Фигура у нее была ладная. Ноги длинные, ровные, узкие бедра и талия такая, что можно обхватить ладонями, а грудь, наоборот, тяжелая и пышная.

— Повернись, — покрутил в воздухе пальцем.

Она подчинилась. Неуклюже переминаясь с ноги на ногу, повернулась вокруг своей оси и снова остановилась лицом к нему.

— На колени.

Опустилась.

— Ползи

Гибкой кошкой, не отрывая пылающего взгляда от мужского лица, девушка приближалась к желанному мужчине. Грохот собственного сердца пьянил, а холодность кхассера возбуждала еще сильнее. Она знала, что за ледяной стеной скрывается дикая страсть.

Приблизившись вплотную, Тира прикоснулась ладонями к его коленям и начала плавно подниматься. Игриво закусив полную ярко-алую губу, она ухватилась за пояс на брюках и начала расстегивать.

От нетерпения сводило внутренности. Так сильно хотелось….

Маэс перехватил тонкое запястье, так и не позволив прикоснуться к себе по-настоящему.

— Хозяин? — Тира подняла на него пьяный от вожделения взгляд.

— Уходи.

Ее грудь тяжело вздымалась и опадала, голова шла кругом, и слова Маэса с трудом просачивались сквозь пелену желания.

— Чего?

— Проваливай, — император рывком поднялся на ноги, вынуждая ее испуганно отпрянуть.

— Но… Почему…— она чувствовала, как сердце захлебывается от разочарования, — что я сделала не так?

— Ты мне не интересна. Уходи.

— Но…

— Уходи, — в холодном янтаре не было ни намека на шанс.

Дрожа от унижения, она принялась одеваться. Путалась в одежде и кусала губы, чтобы не разреветься. Так ее еще никто не отвергал. Никогда! Мужчины восхищались и боготворили ее, одаривали дорогими подарками, чтобы заслужить расположение.

А этот…

— Мне уходить? — спросила уже у дверей, с трудом скрывая измученную надежду.

Он даже не обернулся, только жестом указал на выход. А когда она, сжавшись, будто ее ударили, вышмыгнула в коридор, кхассер со всей мочи запустил стаканом в стену. И зарычал, едва сдерживая свирепого зверя:

— Проклятье.

Не нужна ему ни эта короткостриженая, ни какая другая. Сердце и зверь рвались к другой, и противостоять этому не было сил.

Он проиграл сам себе.

***

— Ну и вонь, — сморщилась Мелена, понюхав собственную рубаху.

После работы она сама пахла, как обитатели конюшни, за которыми пришлось вычищать. Поэтому к мечте отоспаться добавилась мечта помыться.

К счастью, с появлением в Асолле андракийских магов проблемы с горячей водой исчезли. Если раньше под вечер насладиться ванной могли только приближенные ко двору короля, то теперь огненные маги размещали пылающие, негаснущие сферы под котлами и поддерживали в них жар, достаточный для того, чтобы в маленьких душевых для прислуги всегда была горячая вода.

Это было одно из немногих доступных удовольствий, в котором Мелена не могла себе отказать, поэтому отправилась в помывочную. Старый комплект одежды скинула в корзину для ношеного, взяла из чаши бурый обмылок и, ежась от холода, встала под лейку. Сначала вода шла тонкой, едва теплой струйкой, но постепенно начала нагреваться и вскоре душевая утонула в клубах пара.

Жесткое мыло никак не пенилось, но Мел упорно натирала кожу, пока та не начала скрипеть. С волосами было хуже, пришлось из разбирать пальцами и долго тереть обмылком.

Мел не торопилась. Горячие струи обжигали кожу, но притупляли боль.

Если не думать, не вспоминать, то все не так и страшно. Ничего особенного не случилось. Проклятый завоеватель присвоил новый трофей, только и всего. Надо радоваться, что его звериное внимание переключилось на кого-то другого. Так будет больше свободного времени и возможности осуществить задуманное. Это ведь хорошо?

Вроде хорошо…

Только сердце мучительно сжималось, пропуская удар за ударом, и перед глазами пылала картина, как мужчина, каким-то образом проникший в душу, целует другую.

— Ерунда, — прошептала она, наклоняя голову, и позволяя струям бежать по щекам, — ничего серьёзного. Просто ревность.

Она верила в силу, в действие, в смелость, но не могла поверить в чувства. Для нее они были чем-то странным и бесполезным. Кому нужна ревность? Ей точно нет! Гораздо лучше, когда нигде ничего не колет, и разум не застилают эмоции, не поддающиеся контролю.

После мыла волосы стали скрипучие, но жесткие, будто солома. Отчаявшись их разобрать пальцами, Мел взяла холстину из стопки и принялась вытираться.

Холодный воздух лизнул голые ноги. Она даже сразу не поняла, где именно прошелся холод внутри или снаружи.

— Просто ревность, — повторила как в тумане, — она не имеет никакого значения.

— Уверена? – хриплый голос над самым ухом.

Мел отпрянула, на рефлексах уворачиваясь от возможного удара, и в тот же миг оказавшись прижатой к мокрой стене. Император одной рукой сжимал ее горло, не позволяя сдвинуться. Второй опирался на уровне лица.

— Отпусти, — просипела, с трудом делая вдох.

Маэс молчал. Губы сжаты в плотную линию, в гласах бесновалась тьма. Он казался чертовски злым и напряженным, как натянутая тетива. Тронь — сорвется.

— Пусти! — ударила по руке. Он даже не заметил.

Расстояние между ними уменьшалось, и пламя, тщательно скрываемое обоими, рвалось наружу.

— Никогда, — глухо произнес кхассер, и эти слова прозвучали, как приговор, — ты принадлежишь пне!

— Перебьешься, блохастый, — Мелене все-таки удалось отбиться от его рук, и она тут же рванула к выходу, но не успела сделать и трёх шагов, как император обрушился на нее, сгреб в охапку, подавляя любое сопротивление.

Слишком сильный, чтобы бороться, но она не сдавалась:

— Отпусти, — сердце гремело, — катись к Тире. Она привычная. Перед Вейлором ляжки раздвигала и перед тобой не откажется.

— Я знаю, — рывком развернул к себе, впился пальцами в подбородок, — уже предложила.

— Попробовал? Понравилось?

— Говоришь, ревность ничего не значит? — ухмыльнулся он, — тогда почему смотришь так, будто готова сжечь заживо.

— Мне плевать. Слышишь, кот? Мне пле…

Не дал договорить, запечатывая рот поцелуем.

Не верил ни единому слову. Не плевать. Ни ей, ни ему. Слова ничего не значили.

Имело значение только то, как синхронно пульсировали их сердца.

Мел вырывалась так, будто от этого зависела ее жизнь. Кусалась, царапалась, норовила коленом попасть в пах, но разве можно остановить мужчину, потерявшего разум, контроль и самого себя?

Поцелуй стал взаимным, злым, сжигающим дотла. И уже сама не помня, когда внутри все сломалось и дало сбой, Мелена в беспамятстве сдирала с него одежду. Ненавидела всей душой, но именно сейчас эта самая душа шиковала. Она чувствовала себя более живой, чем за все прошедшие годы, и каждое прикосновение наполняло силой и залечивало раны.

Он взял ее прямо здесь, в душевой для прислуги, возле стены, зло, исступленно, наматывая волосы на кулак, а ей приходилось в кровь кусать губы, чтобы не начать повторять его имя вслух.

Вспышка, разрядка, хриплое дыхание на двоих. Но этого так мало.

— Идем, — схватил за руку и потащил в свою комнату. А у нее даже не было сил сопротивляться! В голове туман, в груди — война, а тело изнывало от желания продолжить.

Едва переступив через порог, император снова на нее набросился, так же нетерпеливо, как и в прошлый раз. Он устал бороться с самим собой и просто отел получить то, что принадлежало ему по праву — свою пару.

Он был неутомим, Мелена отвечала тем же.

— Только попробуй остановиться, андракиец, — шипела она, когда Маэс играл, доводя до самой грани и безжалостно отступая, — Я доберусь до тебя ночью, когда будешь спать и…— осмотрелась в поисках какого-нибудь, и ничего не найдя, прошипела, — задушу подушкой.

— Договорились, — ухмылялся он, продолжая распалять.