Позже Кейт Эди[4] пригласила меня на интервью. Когда мне задали безобидный вопрос о политической кончине миссис Тэтчер, я сказал, что это действительно не имеет к нам никакого отношения, и в значительной степени для нас не имеет значения, кто входит в десятку, пока у нас сильное правительство в это критическое время. Однако, развивая тему, я сказал, что лично мне было очень грустно и что я был ее большим поклонником, что было правдой, и я сказал, как много это значило для солдат, что, вероятно, было не совсем точно. Кейт, как хороший друг, не использовала мои политические комментарии, но предположила, что в будущем другие, возможно, не будут столь милосердны.
Когда солнце село, президент Буш улетел под громкие аплодисменты и громкое хрюканье. Майк попросил меня остаться на ужин, но мне нужно было возвращаться. У нас был свой, хотя и более скромный праздник, ужин в честь Сиди-Резеге.
Битва при Сиди-Резеге стала звездным часом 7-й бронетанковой бригады. 21 ноября 1941 года в Северной Африке, несмотря на превосходящие силы противника, она лишила войска Роммеля жизненно важного участка обороны. К концу сражения танковый состав бригады, очень похожий на наш, сократился до девяти машин, но немцы были отбиты. Это была не победа, а славное сражение.
В тот вечер командиры, большинство офицеров штаба бригады и несколько приглашенных морских пехотинцев встретились перед ужином, чтобы выпить в большой палатке, установленной в центре штаба. Для нас играл оркестр 5-го королевского гвардейского полка драгунского полка Иннискиллинга под руководством старшего сержанта Шиппа. Официанты разносили напитки и подносы с канапе. Это был обычный армейский торжественный ужин, за исключением двух моментов: на нем была строго боевая форма одежды (без наград, но с противогазами), и не было алкоголя. У нас был выбор из апельсинового сока или безалкогольного пива. Несмотря на все это или благодаря этому, это был самый трогательный вечер для гостей, на котором я когда-либо бывал. Буквально из ниоткуда шеф-повара приготовили ужин из жареной курицы, картофеля и зеленого горошка. После нескольких месяцев консервированных сухих пайков у него был такой вкус, словно его приготовила Делия Смит.
После обеда, во время своей речи, я подробно процитировал записи из дневника моего предшественника, бригадного генерала Дэви, который сорок девять лет назад оказался в несколько более сложной ситуации, чем я надеялся:
— За десять часов численность танков в моей бригаде сократилась со ста двадцати девяти до девяти машин. Но мы сделали то, что нам было приказано, и удерживали позиции, которые считались жизненно важными для противника, и отбили его попытки вернуть их. Мы были окружены. В тот вечер я передал по радио, так, чтобы враг мог слышать, следующий комментарий: "ситуация под контролем".
Я закончил цитатой из обращения Уинстона Черчилля к 7-й бронетанковой дивизии в конце Второй мировой войны:
"Дорогие "Пустынные крысы"! Пусть ваша слава сияет вечно! Пусть ваши лавры никогда не увядают! Пусть память о вашем славном военном паломничестве никогда не умрет. Это был марш, не имеющий аналогов во всей истории войны."
Оркестр сыграл "Прощай, Иннискиллинг", марш моего старого полка, а затем, в честь присутствующих морских пехотинцев, марш Корпуса морской пехоты.
Три дня спустя, 24 ноября, я встретился со своим новым начальником, недавно назначенным командиром 1-й бронетанковой дивизии генерал-майором Рупертом Смитом.
Он был немного необычной фигурой. Офицер парашютно-десантного полка не казался мне подходящим кандидатом на должность командира бронетанковой дивизии, но я знал, что у него репутация мыслителя с большим опытом. В 1964 году он был произведен в офицеры в парашютно-десантном полку, а в 1982 году командовал 3-м его батальоном. В 1978 году, будучи в то время командиром роты, он был награжден королевской "Медалью за отвагу" за спасение сослуживца-офицера из горящей машины, подожженной взрывным устройством ИРА. У него были ужасные ожоги кистей рук. Позже, в Германии, он командовал 6-й бронетанковой бригадой, которую преобразовал в первую армейскую аэромобильную вертолетную бригаду.
Стоя на взлетно-посадочной полосе в Эль-Джубайле и ожидая, когда самолет генерала остановится, я вспомнил слова друга, который служил под командованием генерала Смита в 6-й бригаде.
— Он очень сдержанный, — сказал он. — Он очень профессионален и руководит своим штабом как машина.
Я был несколько удивлен, когда по трапу самолета спустился мужчина, который, как мне показалось, выглядел гораздо моложе меня, с копной черных волос, в которых почти не было седины. Он был похож на актера Джереми Айронса. Он был одет в боевую униформу для джунглей, на плечах у него были знаки различия генерал-майора, а на правом рукаве — крылья парашютиста. В руке он держал отличительный темно-бордовый берет парашютно-десантного полка и футляр с картой. У него было то, что я могу описать только как властность, смешанную с весельем.
Позади него на ступеньках стоял бригадный генерал Кристофер Хаммербек, высокий блондин в черном берете Королевского танкового полка. Мы знали друг друга много лет.
Полковник Джон Рейт, начальник штаба дивизии, который был на один уровень старше Юэна, был следующим. Он был очень компетентным офицером, к тому же еще одним из парашютно-десантного полка. Позади было улыбающееся лицо полковника Грэма Юэра. Грэм был заместителем начальника штаба дивизии и хорошим другом. Мы знали друг друга много лет.
Там было еще около дюжины человек, но, поскольку время поджимало, я пропустил представление и повел группу к четырем ожидавшим нас вертолетам "Пума", которые должны были доставить нас в нашу штаб-квартиру в пустыне. Шум внутри мешал разговаривать; я наблюдал, как команда смотрит через маленькие окна на бескрайнее пространство.
В тихой части штаба, вдали от машин и генераторов, мы натянули большую маскировочную сеть на длинные палаточные столбы, чтобы создать подобие укрытия. Под ней было около двух десятков складных стульев и несколько досок. У некоторых были большие карты, на которых был изображен наш район, на других — дислокация наших войск или сил наших союзников.
Я рассказал о том, чего мы достигли: о нашей программе стрельб, а затем о почти постоянных учениях, которые мы проводили, в отличие от американцев. Я объяснил, как мы вписались в планы развертывания морской пехоты. Мы были их бронетанковым резервом, но если бы мы перешли от обороны Саудовской Аравии к нападению на Кувейт, мы были бы ближе к передовой, особенно наши инженеры. Хотя я знал, что генерал де ла Бильер объяснил свои соображения по поводу перехода к армии США, тем не менее я совершенно ясно дал понять, что, по моему мнению, мы должны остаться с морской пехотой.
Позже я более подробно рассказал об оперативных планах, в том числе о мерах противодействия внезапности на случай, если Ирак предпримет внезапное нападение. Я также рассказал о наших будущих намерениях. Мы с морскими пехотинцами и моим штабом решили, что наш существующий полигон слишком мал для соединения, поэтому начали переговоры о новом участке севернее для гораздо более крупного комплекса, который мы намеревались использовать совместно. И вот, под палящим солнцем, день клонился к вечеру. Около четырех часов мы все снова сели в "Пумы" и полетели в Аль-Джубайль на экскурсию по тыловому району. После экскурсии мы продолжили работу в отеле "Холидей Инн" на окраине города. Наконец, около одиннадцати мы закончили и разошлись в разные стороны, зная, что до следующей встречи всем вместе еще несколько недель.
На следующее утро, пока Руперт Смит и его команда проводили собственную рекогносцировку, я вернулся на аэродром, чтобы встретить самолет с важными персонами из Специального комитета Палаты общин по обороне и различными членами Палаты лордов. По дороге обратно в город я сидел между лордом Пимом, бывшим министром иностранных дел, и Уинстоном Черчиллем, членом парламента от партии Тори. Мы обсудили ситуацию в Персидском заливе в целом. Но позже в тот же день я затронул тему нападения на Ирак. Комитет согласился с тем, что, хотя бомбардировка Ирака не представляет политической сложности, если наземные войска войдут на территорию Ирака, это приведет к ненужному расширению войны. На этот раз я был удивлен, похоже, никто не сообщил им о планах, разрабатываемых в Эр-Рияде.
