А что касается того, что их атака была инсценировкой и отвлекающим маневром, то мы не были уверены. Кто собирался добраться до Эль-Кувейта первым? И где наши политики на самом деле хотели увидеть британский флаг? Летящий на башне танка, проезжающий по освобожденному Кувейту под бурные возгласы благодарных жителей, или посреди иракской пустыни, окруженный километрами чистого песка? Что благодарные кувейтцы запомнили бы дольше?

Однако мне пришлось оставить все это в прошлом. В то время я информировал СМИ о текущем состоянии 7-й бригады; будущее меня не касалось.

Мой брифинг был первой частью двухдневного визита и длился тридцать минут.

— Итак, — сказал я в конце двум дюжинам или около того журналистов, сидевших передо мной, — прежде чем я передам вас своему начальнику штаба майору Юэну Лаудону, чтобы он рассказал вам об остальной части визита, есть ли у вас какие-либо вопросы?

Сразу же появилось несколько, и Крис Секстон вмешался.

— Пожалуйста, по очереди. Я укажу на вас. Пожалуйста, назовите свое имя и организацию, которую вы представляете.

Все началось хорошо, с нескольких безобидных комментариев. Затем начались неприятности.

— Питер Алмонд, "Дэйли Телеграф". Не могли бы вы рассказать нам о своих будущих намерениях?

Единственное, о чем они все были проинформированы, это о том, что мы ни при каких обстоятельствах не собираемся обсуждать будущие намерения.

— Конечно, я не могу сказать вам, какие у нас планы, но я с удовольствием еще раз пройдусь по нашей программе тренировок и…

— Я не думаю, что нам нужно это повторять, — прервал другой.

— Вы должны быть в состоянии дать нам какое-то представление о том, что должно произойти. Нам сказали, что вы вскоре можете вторгнуться в Кувейт?

Эти расспросы продолжались еще некоторое время, но ни к чему не привели, поэтому в конце концов я перевел разговор на то, что меня беспокоит в репортажах.

— Я хотел бы упомянуть, если позволите, о роли газет в этом конфликте. Нам кажется, что телевизионные репортажи в целом очень помогли подготовить страну к войне. Они показывают нашу профессиональную подготовку и, как правило, концентрируются на серьезных комментариях. Я не думаю, что тоже самое можно сказать о газетах.

— Дэвид Фэрхолл, "Гвардиан", — сказал седовласый мужчина. — В таком случае, к каким потерям, по вашему мнению, должна быть готова британская общественность? В Министерстве обороны нам сказали, что потери будут незначительными.

В моей голове должен был прозвучать тревожный сигнал. Этого не произошло.

— Я очень рад этому, потому что считаю правильным, чтобы британская общественность знала, что война, подобная той, которую мы могли бы вести в Персидском заливе, приведет к большому количеству жертв. Немыслимо, чтобы, если бы две армии такого размера, которые стоят здесь лицом к лицу, вступили в войну, не было бы значительных потерь.

Внезапно все журналисты принялись яростно строчить в своих блокнотах.

Я продолжил:

— Теперь ясно, что большинство потерь понесет проигравшая сторона, и это будет Ирак. Наши потери будут незначительными, потому что мы лучше обучены и экипированы. Но как бы то ни было, при мощи современных систем вооружения передовые отряды понесут потери, и этого не избежать.

Сам того не желая, я оказался в центре политического минного поля. Они напали на след и охотились за мной.

— О каких цифрах идет речь?

На меня давили.

— Какой процент? Два? Десять? Двадцать?

— На самом деле это невозможно подсчитать, — неуверенно сказал я, чувствуя, к чему ведет этот вопрос.

— Мы планируем примерно до пятнадцати процентов, — вставил Юэн.

Минное поле только что взорвалось у меня перед носом.

— Пятнадцать процентов! — воскликнул кто-то сзади. — Это более тысячи пятисот человек только из вашей бригады.

Я бросил на Юэна взгляд, который говорил: "Спасибо, что пытаешься мне помочь, но больше ничего не говори". Я должен был внести ясность.

— Вы должны понимать, что это общая цифра, и большинство жертв понесут иракцы из-за нашей подавляющей огневой мощи. Не забывайте также, что чем больше у нас будет подкреплений, тем быстрее мы выиграем войну и тем меньше понесем потерь. И не забывайте, что у нас здесь огромная медицинская поддержка, примерно по одному медику на каждые шесть солдат. Так что смотрите на это в перспективе.

У меня было ощущение, что я выбрался с минного поля. Записи в блокнотах продолжались, но мои замечания, похоже, были учтены. Мы перехватили инициативу.

И пришло время остановиться и продолжить визит. Я встал, чтобы передать их Юэну.

— Прежде чем я уйду, я надеюсь, никто из вас не собирается заявлять, что бригадный генерал Кордингли говорит, что в Персидском заливе будет много жертв. Это никому не поможет. Что нам нужно сделать, так это разработать способ оповещения людей о том факте, что в случае войны произойдут неприятные вещи, и люди дома должны быть готовы к этому.

Я вышел из палатки. Крис Секстон последовал за мной.

— Черт возьми, это было мрачно, — сказал я Крису. — Как ты думаешь? У нас неприятности?

— Я так не думаю, бригадир, — сказал он таким тоном, который явно подразумевал обратное.

Глава 7. Четверг, 29 ноября — среда, 12 декабря 1990 года

— Эй, ты, должно быть, шутишь. Прочти мне это еще раз

— Это на первой странице сегодняшнего номера "Эвенинг стэндарт". "Предупреждение британского командующего о приведении сил Персидского залива в боевую готовность" и затем под этим крупным шрифтом, в кавычках: “Приготовьтесь к кровавой бане". Она написана неким парнем по имени Тим Барласс и продолжает: "Командир "Пустынных крыс" предупредил британскую общественность о том, что в случае начала войны с Ираком британская общественность должна готовиться к кровопролитию. Бригадный генерал Патрик Кордингли сказал…"

— Спасибо, Майк, — сказал я. — Я знаю, что сказал.

Я положил трубку. Мой брат только что подтвердил мои худшие опасения.

Полагаю, я должен был это предвидеть, потому что ранее в тот вечер я ужинал с виновниками моих неприятностей в отеле "Холидей Инн" в Аль-Джубайл. После нашей довольно сложной первой встречи накануне я старался не попадаться на глаза журналистам и предоставил Крису Секстону и сотрудникам по связям с общественностью вести их за собой. Однако я согласился поужинать с ними, неофициально, в конце их визита.

Мой день вдали от них был очень продуктивным. Я провел его с морскими пехотинцами, обсуждая планы на будущее, несмотря на то, что мы не собирались оставаться с ними надолго. Я был полон решимости сыграть как можно более активную роль и предложить как можно больше помощи, прежде чем мы отправимся в путь. Так что я был в расслабленном настроении, когда мы встретились сразу после шести, чтобы выпить (безалкогольные напитки) и поужинать.

Отношение журналистов теперь было совершенно другим. Агрессивные расспросы прекратились, и они стали более любезными и непринужденными. Это дало мне возможность поделиться своими мыслями о том, что, по нашему мнению, британская общественность может забыть о нас в преддверии Рождества. Но об одном они все-таки расспросили меня, почему в середине их визита бригада внезапно была поднята по тревоге. Причина заключалась в том, что на мгновение мы подумали, что был произведен запуск "Скада". Это оказалась ложная тревога, но, конечно, я не мог сказать им об этом; мы не хотели, чтобы Саддам Хусейн знал о способности союзников отслеживать каждый запуск его ракет.

— Я бы предположил, что это обычная вещь: либо были передвижения иракских войск, либо, возможно, где-то произошел необычный полет, — сказал я, отмахнувшись от этого, как будто это происходило постоянно. Я надеялся, что никто ничего не заподозрит. Репортер, сидевший рядом со мной, пробормотал что-то о том, что ему нужно в туалет, и вышел из-за стола. Только после того, как он отсутствовал около пяти минут, я понял, что он пошел позвонить в свою газету и передать им то, что я только что сказал.