Первое. Джиа — лживый мешок дерьма, который сделает абсолютно все, что потребуется, чтобы получить то, что она хочет — обманет любого, ударит ножом в спину, предаст свою кровь. Она трусиха и дура, и в какой-то момент я собираюсь заставить ее заплатить за то, что я услышала в стенах ее офиса, но сейчас у меня проблемы посерьезнее.

Второе. Велика вероятность, что мои мальчики все еще дышат, и если это так, то ничто не помешает мне добраться до них.

Наблюдая через окно своей спальни, я замечаю охранников Джии и начинаю запоминать их расписание и лица. Их здесь около пятнадцати человек, они работают посменно каждый день и ночь. Я то и дело вижу их в тренировочном зале и по дому, но есть еще около десяти, которых я видела всего раз или два за последнюю неделю.

Я понимаю потребность Джии в том, чтобы в ее постоянном распоряжении были охранники, но это немного смущает. Мальчикам никогда не требовалась наемная сила, чтобы выполнять работу. Они были друг у друга, и это все, что им когда-либо было нужно. Я сомневаюсь, что Джиа чего-нибудь добилась бы без линии наемных мышц за спиной. Семья Моретти может быть больше и сильнее семьи ДеАнджелис, но, по крайней мере, семья ДеАнджелис может гордиться тем, что ее законными лидерами являются люди, которые готовы пролить кровь, чтобы защитить ее. Я не могу сказать того же о Джии.

Она бесхребетная сука, и я не могу дождаться, когда раздавлю ее.

Дверь моей спальни с грохотом распахивается, и я поднимаю голову, замечая Зика, стоящего в дверном проеме. Его пристальный взгляд скользит по моему телу, без сомнения, он удивлен, увидев меня одетой и готовой к сегодняшней тренировке.

— Ты готова, — заявляет он, выгибая бровь, и на его лице появляется тень удивления.

Я отталкиваюсь от подоконника, не нуждаясь в обычном десятиминутном предупреждении, проглатывая каждый дерьмовый комментарий о том, что я услышала внизу, который так и норовит слететь с моего языка.

— Вау, ты сегодня наблюдателен, — говорю я, проходя прямо мимо него, ненавидя мысль о том, что поворачиваюсь спиной к человеку, который, скорее всего, будет ответственен за мою смерть. Но пока они не знают, что я подслушала их разговор в кабинете Джии, я должна быть в безопасности. Я надеюсь.

Мои руки пульсируют по бокам, то сжимаясь в кулаки, то разжимаясь, и я делаю все возможное, чтобы расслабиться. С тех пор как я узнала, что мальчики могут быть живы, я не могу сосредоточиться. Отчаяние выбраться отсюда движет каждым моим шагом, и усидеть на месте просто невозможно.

Мне нужно бежать.

Мне нужно разработать план.

Я должна найти способ добраться до них.

Ничто другое не имеет для меня значения, больше нет.

Парни могут страдать; они могут лежать в грязных камерах в агонии, медленно истекая кровью. Возможно, я — их единственный шанс на выживание. Черт, даже если это означает покончить с моей собственной жизнью только для того, чтобы спасти их, я бы сделала это. Сейчас мне нужно подыграть Джие больше, чем когда-либо, потому что альтернатива… блядь, я даже думать об этом не хочу.

Сбегая по ступенькам, я опережаю Зика, но все время чувствую, как его тяжелый взгляд впивается мне в спину. Я хватаюсь за перила внизу и огибаю угол, направляясь к смехотворно дорогому лифту. Нажимая на кнопку, я терпеливо жду, когда он прибудет, и к тому времени, когда дверь открывается, Зик уже здесь и стоит рядом со мной. Мы вместе молча заходим в лифт, и когда дверь за нами закрывается, его подозрительный взгляд медленно поворачивается ко мне.

— Почему? — спрашивает он низким и любопытным тоном.

Я пожимаю плечами, избегая его пронзительного взгляда.

— Не могла уснуть. Решила начать день с чистого листа.

Я чувствую, как его глаза еще больше сужаются, но когда звон возвещает о нашем прибытии в тренировочный зал и дверь начинает открываться, напряжение в маленькой металлической коробке спадает, и он, наконец, отводит взгляд. Я вбегаю в зал, зорко следя за каждым мужчиной: где он стоит, с кем спаррингует и какое оружие у него в распоряжении.

Я не позволю устроить на меня засаду в этом доме. Я слишком много раз становилась добычей ублюдков этого мира, и это дерьмо уж точно больше не повторится.

— Где ты хочешь меня видеть? — Бормочу я, чувствуя, что Зик нависает слишком близко.

Он бросает взгляд на стрельбище, его губы сжимаются в тонкую линию, когда он обнаруживает, что все дорожки заполнены.

— Тренировочный мат, — бормочет он с ноткой разочарования в голосе. — Нам нужно поработать над твоей скоростью и ловкостью. С ними проблемы. Постреляем после обеда.

Раздражение пронзает меня, когда я поворачиваюсь на пятках и марширую через комнату. Не только из-за его замечаний о моих недостаточных навыках, но и потому, что я всей душой мечтала о стрельбе или, по крайней мере, о какой-то форме обучения владению оружием. Не поймите меня неправильно, я не любительница стрельбы, мне это не особенно нравится, но когда я лежу на тренировочных матах и мое тело начинает болеть, эта сучка становится слишком эмоциональной. Я не всегда уверена, что смогу прикусить язык.

В тренировках Зика есть особый огонь, он доводит меня до предела и продолжает до тех пор, пока я не сломаюсь. Он безжалостен, но сейчас я не могу доверять своим эмоциям, чтобы они не помешали мне. Это будет одна из самых трудных вещей, которые я когда-либо делала, особенно потому, что несколько часов, которые я проведу здесь, — это еще несколько часов, которые будут страдать парни.

— Хорошо, на позицию, — говорит он, когда мы выходим на тренировочные маты. Он ненадолго замолкает, наблюдая, как я пересекаю мат и поворачиваюсь, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Мой взгляд быстро скользит через его плечо, когда я отмечаю свое новое положение в комнате, где теперь стоят охранники, как быстро они могут добраться до меня и от скольких мне нужно будет отбиваться, если до этого дойдет.

Зик замечает эти быстрые расчеты, и его взгляд чуть сужается, но он решает ничего не говорить об этом. Возможно, он считает, что я просто стала лучше разбираться в окружающей обстановке — этот урок он преподал мне сам, — а возможно, он думает, что я хитрая сучка и что-то замышляю. Этот засранец читает меня как открытую книгу, так что я не удивлюсь, если уже облажалась.

Я в заднице. В полной гребаной заднице.

Не сводя взгляда с Зика, я пытаюсь казаться разбитой, расстроенной девушкой, какой была до того, как подслушала его разговор с Джией, и хмуро жду его указаний. Его глаза остаются прищуренными.

— Я собираюсь напасть на тебя, — говорит он мне, не снимая своих подозрений, но определенно откладывая их в сторону, чтобы выполнить работу, которую от него потребовал его босс. — Я хочу, чтобы ты заблокировала меня. Тебе нужно будет следить за каждым моим движением. Следи за моими ногами, смотри, как я приближаюсь к тебе. Будь готова. Мои движения станут быстрее, точнее, и в тот момент, когда ты увидишь шанс, я хочу, чтобы ты нанесла ответный удар.

Тяжело сглатывая, я решительно киваю, не нуждаясь в дополнительных инструкциях, но я не понимаю, зачем он утруждает себя долгими, растянутыми объяснениями, когда он мог бы подвести итог простым: Я собираюсь надрать тебе задницу ради удовольствия, попробуй меня остановить.

Зик приближается ко мне, и я беру себя в руки, наблюдая за каждым его движением. За последнюю неделю я довольно хорошо поняла его стиль, но моя голова никогда не была такой ясной, как сегодня. Сегодня я готова ко всему.

Он переносит вес на правую ногу, и в этот момент его рука взлетает вверх, и я бросаю все, что у меня есть, в свою защиту. Его удар проходит прямо мимо моего лица, и без малейшего предупреждения моя рука, которая только что блокировала его удар, снова взлетает вверх, нанося резкий удар тыльной стороной ладони сбоку по его лицу.

Он быстро моргает, делая шаг назад, как будто никогда в жизни не был так сбит с толку. Он не ожидал, что я справлюсь, особенно когда все его внимание было приковано ко мне. Пока что единственные удары, которые мне удавалось нанести, это те, что происходили, когда он поворачивался спиной.