– Ну, Герда…

– Герда-то Герда, а бедной девушке себя ой как беречь надо! А то была у нас в приюте Мирит, все говорили, что красавица, не пропадет. А она только сердцем думала. Вот у нас же ребенка и оставила. А сама сгинула – как ушла, так никто о ней больше ничего и не слышал.

Герда положила хронику на стол и отвернулась к окну.

– А ко мне купец этот, Гест Гастис, клинья подбивал. Слова всякие говорил, какая я красивая. Уговаривал с ним уехать. Жениться обещал, и что жить мы будем богато. Говорил, что в Снебъярге в ратуше документ сделают, он устроит, что мне уже восемнадцать, без разрешения опекунов замуж выйти можно.

– А ты что? – еле смог спросить я.

– А что я? Сказала, что не люблю его и подарков мне не нужно, праздник какой-то, что ли? Только… Ты больше не уезжай никуда, ладно? Без тебя тоскливо.

– Значит, ты скучала по мне?

Герда снова схватила со стола многострадальный фолиант и заслонилась им.

– Да. Ты добрый. И красивый.

Это я-то красивый? Худющий бледный Къоль, серые глаза, русые волосы, а больше красок и пригожести мне Драконы не отмерили. Но до чего же приятно слышать такие слова от Герды! Потому что в них надежда. Рваный валенок в базарный день цена тебе, Ларс Къоль, если думал, что такая девушка, как Герда, сразу бросится тебе на шею. Но хламом никчемным будешь ты, если через два года она не выйдет за тебя замуж. Кто там говорил про ухаживания со стихами, пирожными и кольцами Хустри? Кто полез в Белое Поле, чтобы выглядеть героем? Кого светлой памяти Флоранса считала хорошим? Действуй, все зависит только от тебя. Даже непримиримые родичи не мешают.

Мешающие родичи…

– А все-таки, почему хлына не напала на кузнеца?

Глава 10

У каждого квартала Гехта свой уклад, свой характер. Корона спесива и томится от скуки. Университет весел и дерзок. Спокоен и добропорядочен Ратушный квартал. Вечная суета и жизнь на Торговой площади. Скрытно копошится воровская Пятка. А Мастеровой квартал все эти черты в себе объединяет.

Этот квартал, начинающийся за храмом серого Дракона Меда, ничем не огорожен и не отделен от прочих улиц Гехта, но живущие в нем люди четко проводят границу, разделяющую территорию на «у нас» и «город». Это маленький замкнутый мирок, где все знают всех, потому как семьи живут здесь с самого основания Гехта, занимаясь одним и тем же. Мастера, перенявшие ремесло от отцов и дедов, матерей и бабушек, учат своих детей и внуков. Того, кто не может или не хочет продолжить дело кого-либо из родителей, тихо и незаметно выживают из Мастерового квартала. Это случается нечасто. Так же редко селятся здесь новые горожане. Старожилы не то что не любят чужаков, но предпочитают иметь дело с людьми давно знакомыми и проверенными.

Всякое дело здесь начинается сразу после восхода и заканчивается с наступлением сумерек. Жители Мастерового квартала не любят попусту жечь горючие кристаллы.

Здесь свои праздники, развлечения и обряды. Сюда можно прийти по делу, но не любопытства ради.

Все это рассказал за кружкой зеленого пива моему учителю Торгриму Тильду живущий на Замковой улице сапожник Андреас, хилый сын каменотеса и белошвейки.

Мы с Гердой шли по Мастеровому кварталу, и встречные открыто, пристально разглядывали нас. В этих взглядах не было злобы или неприязни, но и доброжелательными назвать их было нельзя. Нас изучали и оценивали. Хорошо, что от храма серого Меда до кузницы Бьерна Хальса совсем недалеко.

Кузнец работал. Тяжелый молот взлетал над могучим плечом Бьерна, замирал на миг и обрушивался на лежащую на наковальне заготовку.

– День добрый, мастер.

– А? – обернулся к нам кузнец, успев в последний раз ударить по заготовке. – А… День добрый, хессе. К вашим услугам. На заказ вам что-нибудь выковать, или готовое посмотреть хотите? Или же вы… Так дверь я починил. И замок новый сделал.

– Какую дверь?

– Так у Келов же в доме.

Мы заверили Бьерна, что ни к двери, ни ко всему дому Келов отношения не имеем.

– Хорошо, коли так, – кузнец вздохнул с явным облегчением. – Я-то думал, опять будущий тесть вредничает. Всем уже про эту дверь наябедничал. В хронику еще записать, чтобы и перед потомками мне стыдно было. А я ведь не со зла, не из баловства. За Фриду просто испугался очень. А дверь я починил. И стеклышки в окно вставил, хотя вовсе и не я их вышиб.

– Какие стеклышки?

– Цветные. Сейчас в Городе многие такие хотят, и на Короне, и простые люди. «Модно» – говорят. Раму делают с решеткой и в нее стеклышки вставляют, квадратные, вот такие, – согнув указательный палец и оттопырив большой, кузнец показал размеры стекла. – Только Келам плохо кто-то сделал, не держатся.

– Рама не держится?

– Нет, сами стекла. Меня родители Фриды прежде на порог не пускали, вот и приходилось под окнами маяться. Дело-то как было… Пришел и встал как всегда от фонаря подальше. У них там фонарь, как раз окно Фриды хорошо видно, но я всегда вставал, где потемнее, потому как мамаша у нее, дай ей Драконы здоровья, – Бьерн огляделся и, заговорщицки понизив голос, продолжал, – тилл безрогий, а не женщина, могла и гадостью какой из окна облить. Так стою, значит, жду, может, Фрида хоть на минуту выглянет. Свет она уже погасила, чтобы родители думали, будто спать легла. Вдруг вижу – с крыши какое-то чучело свешивается. Стукнуло по двум стеклышкам, они и вывалились. Пакость эта лапу просунула, задвижки убирает. А потом поднимает раму и прямо в комнату к Фриде лезет! Тут уже я не стерпел. И вот оно как все получилось. А стекла я тогда же и вставил, как поуспокоились все немного. Дверь потом, там работы много, а стекла сразу. Укрепил там все, замазал, а то дуло как из пропасти, Фрида мерзла.

– Мастер, вы сказали Хельге… главному прознатчику про окно?

– Нет, – кузнец смущенно переложил из руки в руку даже на вид кажущийся неподъемным молот. – Совестно было… Там же родители Фриды стояли, еще люди. Вот, сказали бы, нашла себе росомаха. Дверь вышиб, окно еще как-то умудрился. Только стекла новые вставили… Так что хотите, хессе? Для дома что-нибудь? Оружие тоже могу.

И тут мне словно Драконы шепнули.

– Нож, – сказал я. – Мне нужен большой дорожный нож.

– Это не он, – убежденно сказала Герда.

Я молча кивнул.

Добросовестный кузнец чуть душу из меня не вынул, пытаясь дознаться, как должен выглядеть рисунок дракона, где размещаться на рукояти, и не лучше ли перенести это художество на клинок. А стоило заикнуться о дыре в перекрестье, как мастеру вовсе стало дурно. Он так вздыхал и мялся, что становилось ясно без слов: кузнец Бьерн Хальс с уважением относится ко всякому сумасшествию заказчиков, но – во имя милости Драконов! – зачем? Пришлось срочно придумывать и нести околесицу про шнурок, который можно будет продеть в отверстие, и привязать им нож к поясу. То, что в таком положении клинок будет качаться и болтаться, тыча владельца то в бок, то в живот, то прямо напротив оного, бестолковому вурду было невдомек. Добрый кузнец сглотнул и предложил выковать мне шпагу.

В конце концов мы сошлись на обычном ноже, без новшеств и украшений. Подарю его Гудрун, на кухне всегда пригодится.

Мастеровой квартал мы покидали чуть ли не бегом. Кто знает, насколько тут любят сплетничать о заказчиках и с какой скоростью распространяются слухи.

У храма Меда сели на скамейку, чтобы все обсудить.

К изготовлению ножей-убийц Бьерн Хальс был признан непричастным. Если кузнец и ковал их, то явно не знал, для чего, и «украшал» их тоже не он.

– А хлына на него не напала, потому что не заметила, он в темноте стоял.

Герда недоверчиво оглянулась на Мастеровой квартал.

– А может кузнец для нее невкусный?

Глава 11