Под щекой что-то влажное. Плачу я, что ли? Нет, это подтаял мелкий снежок, засыпавший каменный пол. Нужно встать, а то замерзнем насмерть. Приподняться на локтях. Подтянуть колени. Повернуться и сесть.

– Герда.

Она посмотрела на меня потемневшими измученными глазами, но все же зашевелилась.

Мы помогли друг другу подняться. Оказалось ничего, терпимо. Ноги дрожали и дыхание срывалось, но мы стояли в рост, как положено людям, и даже сумели оглядеться.

Ничего особенного, обычная скальная пещера, вот только куда мы попадем, когда выйдем из нее? В Гехте и гор-то нет, за исключением вылизанной и законопаченной Короны.

Большой пролом в стене белел, будто новая холстинка. Значит, мы провели под землей по меньшей мере одну целую ночь.

Осторожно, чтобы не оступиться на мелких камушках, я подобрался к пролому. Опершись о край, выглянул наружу.

Бледное, чуть сероватое небо Фимбульветер, а под ним во все стороны насколько хватает взгляда пустые ровные снега. Белое Поле.

Я не мог сказать точно, где мы находимся. Точно, что не возле Къольхейма, родные места я узнал бы безошибочно. Вокруг Гехта несколько горных кряжей, мы могли выбраться подле любого из них. Серые Врата, Гребенка, Скользкая Горка?

Вообще-то особой разницы нет. От любого кряжа можно дойти до тракта, по которому, если не встретится припозднившийся караван, добраться если уж не до какого-нибудь селенья, то хоть до путевого двора, откуда легко подать сигнал о помощи. Поход не слишком приятный, но вполне нам по силам.

Теперь бы только на землю спуститься.

Пещера, в которую мы попали, выбравшись из подземелья, находилась в скале на высоте примерно в два человеческих роста. Ниже, чем окно моей комнаты. Мне частенько приходилось покидать дом этим путем, если почему-то не хотелось попадаться на глаза Гудрун. Выбраться на подоконник, ухватиться, повиснуть, спрыгнуть. Ничего сложного. Если обе руки здоровы.

Спрыгнул я довольно неловко и, не удержавшись на ногах, повалился в пушистый нетронутый сугроб. Здесь, в тени скал, снег был сухой и мелкий, сразу засыпал с головой. Я барахтался и отфыркивался, пока соскочившая вниз Герда ни подняла меня, взяв за плечи. А я-то собирался подхватить ее, когда она спрыгнет. Интересно, как бы у меня это получилось? Тонули бы в сугробе вдвоем.

Не смотря на боль в руке, усталость, недавний испуг, было радостно, будто в канун праздника Нюсне. Потому что выбрались из нехорошего места. Потому что скоро будем дома. Потому что – Герда.

То, что что-то не так, я понял примерно через три часа пути. В окрестностях Гехта невозможно заблудиться, тракты здесь пересекаются, как нити в полотне, в какую сторону ни иди, скоро наткнешься на наезженную дорогу. Мы же брели по снегу, которого, казалось, отродясь не касалось копыто кхарна. Я запрокинул голову, пытаясь увидеть солнце (еще б уметь по нему ориентироваться), но небо до самого горизонта плотно обложили нехорошие темные облака.

С визгом, словно орда кочевников, налетел ветер. Ледяной, мокрый, секущий, он гораздо страшнее снежной пурги.

Если зимой в Белом Поле тебя застал буран, надо лечь рядом с кхарном и, прижавшись к теплому шерстяному боку, ждать. Час, сутки, двое, трое. Пока косматый бык ни почует затишье и ни поднимется, разрушая наметенный над вами спасительный сугроб. Но ежели фунсы надоумили выехать из города летом, прямо навстречу холодному шквалу, когда ветер налетает сразу со всех сторон, не позволяя дышать, в минуту студит лицо и руки, пронзает их ломящей болью, когда в серой мгле ничего нельзя разглядеть уже в двух шагах, когда накатывает отчаянье и безнадежность, можно только спешиться, обнять кхарна, уткнуться в густую шерсть и покорно брести за рогатым проводником. Кхарн – вершина творения, лучший дар Драконов, выведет и спасет. Но что делать, если кхарна нет?

Я заставил Герду встать позади себя. Со скандалом, пришлось даже рявкнуть на непокорную девицу, но так я мог хоть немного прикрыть мою радость от встречного ветра. Жаль, но в Видимом мире нет ничего постоянного, мы не успевали сделать и сотни шагов, как Герда почему-то оказывалась сбоку от меня. А я, окаянная душа, был рад этому. Потом спохватывался, снова цыкал на Герду и прогонял ее назад.

Так и шли мы сквозь сырую серую хмарь, спотыкаясь, оскальзываясь, ничего не видя перед собой. Шли неизвестно куда.

Услышав за спиной слабый шорох и вздох, я еще успел оглянуться, чтобы увидеть, как Герда тихо оседает в снежное месиво. Повернулся так, что сам не удержался на ногах и упал перед ней на колени.

Вскинутые глаза словно бездонные колодцы, заполненные стылым зеленым льдом.

– Прости, Ларс. Я не могу больше.

– Герда! Герда, ну что ты… Надо идти. Герда, ведь я без тебя не выберусь!

Я говорил и тянул Герду за руку, обещал всю оставшуюся жизнь носить ее на руках, объяснялся в любви, рассказывал, как вернувшись в Гехт, мы пойдем на кхарню выбирать ей беленка. Потом мы шли, потом она тянула меня, и мы снова шли, помогая друг другу, а когда упали и не могли уже подняться, я здоровой рукой крепко прижал мою радость к себе, чтобы подольше делиться с ней теплом.

Ветер выл, радуясь победе. Серая хмарь подступала со всех сторон, сдавливала, становясь погребальным льдом. Звонил где-то, прощаясь, колокол. Проступали в сырой круговерти, приближались к нам смутные фигуры в алых мантиях, у каждой в руках горящий фонарь.

Глава 14

Собака пристально разглядывала меня умными карими глазами. Хорошая собака, большая, головастая, белая с коричневыми пятнами. Розовый язык вывален из улыбающейся пасти.

Собака облизнулась, вкусно зевнула и сказала:

– …Родителям, чтобы выпороли хорошенько. Придумали забаву – лезть в Белое Поле! И как они умудрились потерять кхарнов?

– Это надо уметь! – ответил кто-то собаке густым басом. – Ну и что у нас тут? Ай! Да пребудет с нами милость Драконов! Ты же девочка, а не взбесившийся горностай, чтобы кусаться! Уймись, я ничего не сделаю твоему другу, просто посмотрю…

Я не разобрал, что ответила Герда, но голос ее звучал гневно и решительно. Похоже, моя радость с кем-то сражается. Надо срочно вмешаться.

Я резко сел, но тут же, застонав от боли в плече, повалился обратно. Да станет Гида добычей тиллов, до чего же плохо! В руку словно засунули железный шипастый «чеснок» и поворачивали, устраивая половчее.

Сидящая рядом Герда горестно пискнула.

– И стоило дергаться, – голосом собаки неодобрительно сказала крупная беловолосая женщина в алом балахоне.

– Лежи смирно! – приказал рыжий как кирпич бородач в таком же храмовом одеянии.

Собака молча лизнула меня в нос.

Я все-таки попал в храм багряного Дода. Но ведь до него от Гехта два дня пути!

– Вы что, детишки, совсем от безделья спятили? – беловолосая великанша, чьи слова я принял за речь собаки, подалась вперед, и мы с Гердой невольно прижались друг к другу, точь-в-точь испуганные малыши из страшной сказки. – Вам еще повезло, что Эфтер обучена находить в Белом Поле людей, попавших в беду. Откуда явились? Где кхарны?

Можно удивляться, но именно от этого громыхания я окончательно пришел в себя и успокоился. Очень уж грозная жрица походила на любимую сестру, когда та гневалась.

– Я… хронист… Гехта…

– Хрони-ист?

Я попробовал было поднять руку, но не смог, слишком сильна была боль. Герда догадалась и, размотав мне шарф и расстегнув ворот, вытянула на свет хрустальную чернильницу-дракончика.

Служители Дода быстро переглянулись.

– Чего дома-то не сиделось, хронист? В любимом городе? – бородатый говорил вроде бы насмешливо, только в голосе его явно сквозила тревога.