Глава 4

Сегодня днем пришел караван из Снебьярга. Покуда купцы будут заниматься своими делами, самый почтенный и правдивый из них отправится в ратушу, дабы поведать о том, что творится в земле Фимбульветер за западными пределами Гехта, а хронист будет ждать его. Таков обычай, почти закон, правильный и полезный. Не будут же купцы, бросив все, рыскать по городу в поисках хрониста, у них каждый час на счету. Вот только слово «почтенный» понимают они весьма по-своему и посылают на беседу самого бесполезного в городе участника каравана, какого-нибудь болтливого деда-кухаря. А тот пока еще дотащится до ратуши, да и рассказ норовит вести о делах не нынешних, а прошлых.

И вот сижу я в ратуше с самого утра, а сейчас время к обеду, упорно не даю бодрому старикану свернуть на рассуждения о событиях его молодости и о некой прекрасной в то время Эдит, и тихо злюсь, потому как Герда уже наверняка ждет меня у Рогатки. Нет, я, конечно, предупредил ее, что сегодня день каравана и придется посидеть в ратуше, но не так же долго!

– Итак, на пятый день вы вышли из Форка…

Форк ровно на полпути от Снебьярга до Гехта. Да скорее ты, старый валенок! Про сарай, сгоревший тридцать лет назад, интересно разве что внукам его бывшего владельца.

Вестри вылез из-под стола, сделал круг по комнате и улегся под окном. Светлые пятнышки «бровей» высоко подняты над глазами, и вид от этого у пса тоскливый. Видимо, и ему дедок надоел дальше некуда.

Стук хвоста Вестри сливается с нетерпеливым притопыванием моего каблука.

Стук хвоста?

Дверь за спиной деда тихонько приоткрывается, и я вижу белое ушко чепца, веселый глазок, краешек улыбки.

Ну, деда, у тебя три фразы.

Старикан словно услышал мои мысли.

– А больше в дороге ничего и не случилось.

В десятый раз заверив караванщика, что рассказ его воистину бесценен для потомков и спустив деда с лестницы (очень почтительно, под локоток), я наконец выбираюсь на улицу. Герда и Вестри вышли раньше. Где же они? Справа никого, слева… Лохматый зверь наскакивает на меня и тут же мчится обратно, к важно вышагивающей по брусчатке Герде. Хорошо хвостатому, он избавлен от нами же придуманного ритуала.

Неспешно сходимся.

– Здравствуй, Герда.

– Здравствуй, Ларс.

В который раз пытаюсь галантно поцеловать даме руку, но Герда снова прячет ладошки за спину. Шершавые у нее ручки, обветренные, исцарапанные. Мне все равно, а она стесняется.

Вестри улыбается во всю пасть и, размахивая хвостом, как герольд флагом, косится на Герду – «Наша девочка!»

– Сегодня как всегда?

– Да.

Мы идем вслед за Вестри. Так интереснее, чем показывать всем известную гордость Гехта – Корону, Университет, храмы Драконов. Городской бродяга Торгрим Тильд научил меня любить город, замечать его главную прелесть – узор очищенной метельщиками брусчатки, кованые столбы фонарей, чугунные, но воздушные на вид калитки, дома под черепичными крышами, где на подоконниках за узкими окнами стоят стеклянные фонари с горючими кристаллами, согревающие растущие в горшках цветы.

Вот уже несколько дней мы с Гердой бродим по городу и разговариваем, разговариваем.

– На самом деле Флоранса мне не мать. У ведьм вообще не бывает детей, им запрещено. Вот и берут к себе девочек-сирот и учат всему, что умеют сами.

– И много ты уже умеешь?

– Вылетать в трубу – нет, – Герда лукаво улыбнулась и показала мне язык. – Это вообще сказки и вранье. А так, знаешь… Я плохая ученица. Не могу даже толком запасать время. Флоранса говорит, что мне надо заодно поучиться другому ремеслу. Я боялась, что она прогонит меня, но Флоранса смеется, что ей жалко потраченных семи лет. А я знаю, она еще в приюте поняла, что я не стану ведьмой.

– И все-таки выбрала тебя?

– Это я ее выбрала. Мы в приюте все были безродные, ничьи. Вот и сочиняли кто во что горазд. У всех обязательно были знатные родители. Одних королевских дочек имелось, почитай, человек пять. Тайком мастерили тайные знаки, подтверждающие наше благородное происхождение, потом хвастались. Многие всерьез верили, что похищены из знатных домов и однажды за ними придут. И вдруг является бродяжка и говорит, что ищет дочку. Понимаешь, это она специально так сказала, иначе девочку на воспитание ей бы нипочем не отдали. Наши все в ужасе, попрятались. А я: «Мама! Мама!» Лучше уж такая мать, чем совсем никого.

Герда, замолчав, отвернулась.

В приют попадают дети, которые не нужны. Это бывает редко. Даже если умерли родители, все равно найдутся бабушки и дедушки, дяди, тети, совсем уж дальняя родня или вассалы клана, но ребенок не будет покинут. Но если младенца оставляют на крыльце унылого дома на окраине города, от него отрекаются насовсем, лишая не только родителей, но и рода. Страшно. А Герда говорит об этом, как о чем-то грустном, но обычном.

– Ну вот, – спокойно продолжала девушка. – Флоранса договорилась, что пока я не подрасту, буду все равно жить в приюте. Куда бы она меня забрала? Тем более, у нас учили ремеслу. Чтобы не пропали после приюта. И чтобы было на что жить там. Правда, учили как-то не очень хорошо. Я не умею шить и вряд ли когда-нибудь научусь, потому что ненавижу это занятие. И прибираться терпеть не могу. Но Флоранса говорила, что это пригодится. Что если учишься, то можно стать кем-нибудь. Она часто ко мне приходила, отдавала в приют деньги, а потом мы с ней разговаривали, обо всем. Было здорово, как в библиотеке.

– У вас была библиотека?

– Да. Люди отдавали ненужные книги. И читать я умею! – Герда погрозила мне пальцем. – В приюте нас всех учили грамоте. Если охота – заходи в библиотеку, читай. Большей частью книги нравоучительные, но если порыться, можно было найти много интересного. Про странствия корабельных кланов, про великих королей, про Драконов. И про вурдов, – последнее слово Герда произнесла явно со значением и, покраснев, покосилась на меня.

Не знаю, что за книжки были в библиотеке приюта, но ученица Флорансы явно не доверяет знати земли Фимбульветер.

– Вот так и жили. А месяц назад мне исполнилось шестнадцать лет. Таких больших в приюте уже не держат. Тогда Флоранса меня и забрала. Стала учить, но выяснилось, что ведьма я слабенькая. К тому же, сейчас Флоранса со мной не занимается. Говорит, что надо присмотреть за городом, а уж потом… А куда мы пришли?

А пришли мы, чего и следовало ожидать, следуя за Вестри, к булочной хессы Торы Хольм. Тора песика привечает, угощает печеньем, вот он и сворачивает к ее заведению при каждом удобном случае. А сейчас уже открыл дверь и ввалился как к себе домой, нахаленок.

– Герда, пойдем пить барк с плюшками.

– У меня нет денег.

– У меня есть. Я хочу тебя угостить. Герда, это не считается долгом.

Судя по изумленному взгляду, в их трижды спасаемом Драконом Берне приюте не было принято просто так делиться едой.

– А это прилично?

– Хельга с Оле ходят сюда.

Раз поговорив с моей сестрицей, Герда считает ее каким-то высшим существом, благостным и непогрешимым.

– Герда, мы должны хотя бы забрать оттуда Вестри, – привел я еще один довод и открыл перед ученицей Флорансы дверь булочной. – К тому же мне холодно и очень хочется барка.

Последнее заявление оказалось решающим.

Заведение хессы Хольм разделено на две части. В первой продают конфеты, пирожные и прочие изысканные сладости. Здесь управляется Гида, Гида Прекрасная, вечная беда капитана Свана. Нет, дело здесь не в «страсти нежной», вернее, в ней, но не со стороны Оле. Свану давно и навечно нужна одна лишь Хельга, но вот молодые стражники цепочкой тянутся в кондитерскую, так, будто им поручено закупить годовой запас конфет на весь город. А в кондитерской Гида – хрупкая, нежная, которой так трудно снимать с верхней полки тяжелые торты в коробках. Ну как не помочь ей делом или хотя бы ласковым словом? Желание похвальное, но кроме стражников в городе имеются еще и студенты, и просто молодые люди мужеского полу, которые тоже очень хотят помочь Гиде. Кто более достоин этой чести, решают вечерами на площадке за храмом Хандела. Как правило, в кулачном бою, но иногда в ход идут дубинки и даже клинки. Убитых, храни Драконы, пока что не было, но многие ухажеры Гиды могут похвастаться синяками и шрамами.