– Идите сюда, – позвала нас Хельга.
На столе перед сестрой лежали три ножа.
– С этими двумя нападали на Ларса. Вот этот – сегодняшнее… пополнение. Что скажете?
Мы с Оле уставились на ножи. Даже Герда решилась выбраться из своего угла, тихонько подошла и, привстав на цыпочки, оперлась о мое плечо. Ей хватило бы места у стола, но девушка будто пряталась от безопасных сейчас ножей.
С другой стороны к бедру прижался Вестри.
– Драконы на рукоятях…
– А что, нельзя? – любопытство моей радости все же непобедимо.
– Можно. Но так повелось, что никто кроме вурдов этот знак не использует. Непохоже, что…
– На тебя с Хельгой эти из проулка точно не похожи!
– Не в этом дело. Вурд, даже если совсем опустился и пошел разбойничать, возьмет шпагу. Стражнику подходит палаш, а караванщику боевой бич. Кхарнаря с вилами не всякий одолеет. От оружия зависит жизнь, вот каждый и выбирает то, чем его учили владеть. А если каким-то делом занимались и отец, и дед, то человек с рождения с определенным оружием как бы в дружбе. Вот Оле потомственный стражник, дерется всем против всего, но при равных возможностях ухватится за палаш.
– Точно, точно, – пробормотал капитан Сван, беря «сегодняшний» нож двумя пальцами за рукоять и острие. – Ковал ножи обычный кузнец, а эти художества каждый сам потом наводил, в меру своей криворукости. И дырки в перекрестье вертел… А, паскуды, чтоб вас на том свете тиллы жевали!
– Что? – подскочили мы все разом.
– Подлые ножички-то! Для убийства готовились! Не для красоты дырки верчены, а чтобы сквозь них – вот так – кровь прямо на дракона попадала.
Даже когда в подземелье черный воин Троппер объявил, что Драконам нет дела до людей, я осознал и поверил в сказанное быстрее. Мы стояли, молча глядя друг на друга, а Вестри тревожно метался между нами, чуя беду и не зная, чем помочь.
– Он крикнул «На радость Драконам»… – всхлипнула Герда. – А ножи… Они убивают людей… Угощают Драконов кровью? Они думают, что Драконы любят такое? Но ведь это же неправда? Да? Пожалуйста, это неправда!
Бом! Бом! Колокол. Это который же сейчас час, что старый Пер отбивает столько ударов? И почему ночью? Ночью люди спят, время им знать необязательно.
Ночь. Колокол. Набат. Набат?! Знак общей беды.
Для того, чтобы понять, что случилось, достаточно было распахнуть окно.
– Пожар!
– Горим, люди добрые!
– На западном крае зарево!
Теперь понятно и то, куда бежать.
Горел дом Орма Бъольта. Еще не разошедшееся в полную силу пламя то высовывалось из окон, то снова пряталось, словно стесняясь собравшихся людей. Горожане с ведрами, кувшинами, кастрюлями наполненными водой или снегом растерянно толклись на краю крутого склона, под которым, в низине погибал дом ушедшего хрониста. Рыли снег впряженные в бочки с водой пожарные кхарны, злые, с коротко подстриженной шерстью. Огнеборцы примерялись спустить вниз рукав и досадливо махали руками – короток!
К Лейфу Фламу, начальнику пожарной команды, подбежал вооруженный багром Гест Гастис.
– Эй, спасители! Тушить-то будете?
– А что тут сделаешь? – зло сплюнул огнеборец. – Со всех сторон склоны крутые, бочку не спустишь. Есть лестница каменная, но цепочкой с ведрами на ней не встать, через пять минут наплехаем, скользко станет, народ как снег с крыши попадает. Кто только здесь строил! Хорошо хоть дом нежилой. Теперь главное, чтоб никто в огонь не сунулся. Но это уже к капитану Свану. Твоя власть, стража, командуй.
Оле коротко кивнул, огляделся и принялся руководить:
– Все на три шага от края! Не толпитесь, встаньте свободно. Кто плохо оделся – марш восвояси. Этот дом не спасти, о здоровье думайте. У кого дети дома, ушли без разговоров. У кого здесь – забрали и тоже к себе.
Горожане начали разбредаться. Кто к своему дому, кто просто подальше от края. Никому и в голову не пришло ослушаться грозного капитана стражи.
– Стой, дура!!! Куда?! Ларс, перчатку!
Тело отреагировало раньше мысли. Словно в учебном бою, не успев еще понять, что происходит, я повернулся к Оле и протянул ему руку. Цапнув у запястья, капитан Сван сдернул вязаную рукавицу и швырнул ее в ближайшее ведро с водой.
– Кираса! Не расстегивай, режь!
С другой стороны подскочила Хельга, в руках у нее был топорик для колки горючих кристаллов. Ухватив орудие за обух, сестра чиркнула лезвием по ремню кирасы. Отпихнув меня, прошлась по другому.
Оле выхватив из ведра мокрую варежку и зажал ее зубами. Поднял ведро и окатил себя с головы до ног, кто-то понятливый добавил воды сбоку.
Наклонив медвежью башку, капитан Сван ринулся вниз по заметенной каменной лестнице, чутьем угадывая скрытые под снегом ступеньки. Все приготовления заняли не больше пары минут, но та, кто проскользнула мимо Оле, была уже почти внизу, у дверей горящего дома. Рассыпавшиеся по ее спине рыжие пряди сами казались языками пламени. Флоранса.
Заметки на полях
Человек никогда не догонит бегущую ведьму. Он может затаиться, наброситься внезапно и схватить колдунью, но как угнаться за той, кто и бежит-то не по-людски, не топочет о землю ногами, а будто стрижет ими воздух, лишь слегка отталкиваясь от тверди. Нет для ведьмы ни преград, ни ловушек. Есть только конечная цель.
Оле и не думал ловить дурную бабу на лестнице – не хватало еще убиться обоим, – хотел только перехватить ее у горящего дома или хотя бы успеть вытащить из пожарища. Рыжая была уже на крыльце, возилась с чем-то вроде кола, подпирающего дверь. Оле наддал.
Человеку никогда не догнать бегущую ведьму. Если только она не остановится сама, достигнув известной ей цели. Топот капитана городской стражи катится вниз по ступеням каменной лестницы. Оле Сван хочет добра, но он помешает. Скорее, скорее. Главное успеть.
Оле опоздал. Ведьма распахнула дверь и ринулась в дом. Прямо в огонь.
Пламя уже считало дом своим. Вольготно раскинулось оно по половицам, захватило лестницу, карабкалось по обитым тканью стенам. Только одно место было ему не подвластно – каменный квадрат посреди прихожей. То ли бывшим владельцам дома не хватило денег, чтобы полностью выстлать пол коврами, то ли камень оставили для красоты, сейчас уже никто не скажет. Но он был, маленькая площадка, свободная от огня.
Подобрав юбки, Флоранса прыгнула через алчно потянувшееся к ней пламя.
Крыльцо было еще цело и свободно, а вот дальше – как раскаленный зев печи. Оле Сван в последний раз втянул воздух сквозь мокрую рукавицу и, задержав дыхание, вбежал в дом.
Флоранса – Драконы милостивы! – оказалась совсем недалеко от входа. Раскинув руки, кружилась она посреди пламени.
Раскаленный камень обжигает ноги даже сквозь толстые подошвы башмаков. На ладонях кожа много тоньше и нежнее. Но только прикоснувшись к огню можно заставить его услышать тебя.
Рыжеволосая женщина кружилась среди пламени и хищные огненные языки тянулись от ее ладоней. Оле опоздал. Застонав от непереносимой красоты увиденного и бессилия что-либо изменить, Сван бросился в пекло.
Когда капитан стражи сгреб ее в охапку и поволок к выходу, Флоранса не сопротивлялась. Она сделала то, что хотела. Успела.
Истлевшие от жара нитяные колечки припасенного времени падали с обожженных рук.
Глава 7
Глава 7
У написания хроники свои каноны. «В сорок четвертый день весны восьмого года правления Хрольва Ясного сгорел дом Орма Бъольта» – вот и все, что останется на пергаментных листах. Остальное в нашей памяти. Будем помнить, как вслед за Флорансой и Оле посыпались вниз по каменной лестнице прибежавшие тушить пожар горожане. Как стояли мы внизу, у обреченного дома и с тревогой смотрели на распахнутую дверь, за которой как к тиллам в жаровню дорога открылась. Как вывалилось на порог черное двухголовое чудище, все в дыму и искрах, рухнуло с крыльца и развалилось на две части. Как Оле, ругаясь, валял Флорансу в сугробе и лупил медвежьими своими лапами по ее тлеющим бокам, а добрые жители Гехта обливали их водой и засыпали снегом, будто дурачились на каком-то веселом празднике. И огромным факелом пылал рядом дом Орма Бъольта.