Я устала настолько, что уже ничего не хочу.

Один хрен, у меня никогда ничего и не получалось.

К чему, вообще, моё существование? Для чего я нужна? Чтобы что? Стать таким же пустым и ненужным элементом общества, как мать или отчим? Какой смысл в этом всём?

Я отчаянно выдохнула и присела на корточки, обнимая себя за живот. Слёзы вновь покатились по моим щекам. От этой влаги уже болели глаза, но прекратить её так просто невозможно. По крайней мере, не тогда, когда кровоточит и умирает душа.

Катя….

Вот мой смысл.

Завтра она с мамой вернется домой, а там… это.

Если сегодня у него настолько сорвало башню, что он позволил себе то, что никогда в жизни не позволит ни один нормальный человек, то теперь я уже не могу быть настолько уверена, что он и его собутыльник-извращенец не тронут Катю.

А если они решат сделать с ней нечто подобное? Похоже, рамки, по какой-то причине сдерживающие их раньше, окончательно размыло алкоголем.

А Катя ведь совсем крошка. Она не сможет никак им противостоять.

Это её уничтожит и убьёт. Они её уничтожат и убьют.

— Так! — я решительно встала, утёрла слёзы со щек и посмотрела по сторонам, пытаясь сориентироваться и понять, в каком районе я сейчас нахожусь.

Мне не к кому идти. Мама сейчас ничем не сможет помочь. Будет только куча вопросов, а затем… Не факт, что она встанет на мою сторону. Мало ли, что может наплести отчим и чем оправдаться на этот раз.

«…Ко мне ты сможешь прийти только тогда, когда решишь для себя, что заднюю не дашь ни при каких обстоятельствах…» — слова, пришедшие мне на ум.

Кажется, так он тогда мне сказал?

Что ж, возвращаться в квартиру, где есть отчим, я не стану ни при каких обстоятельствах. Только если ради того, чтобы забрать Катю. Но и её я могу подловить у дома. Да хотя бы завтра утром, когда они с мамой будут возвращаться домой.

Единственное, что мне сейчас нужно — это деньги. Желательно сразу неплохую сумму. А завтра утром можно забрать Катю и просто вместе с ней уехать туда, где нас никто не достанет. Где мы, наконец, начнём жить, а не выживать.

Вадим только что дал мне понять, что за всё в этой жизни нужно платить. Даже за достойные мужские поступки, оказывается, мужчинам тоже нужно платить.

Если всё в этом мире работает так, то один выход у меня точно есть.

На такси я добралась до уже знакомого дома. Около получаса стояла у подъезда, не веря в то, что я действительно на это решилась.

Всего-то нужно немного потерпеть. Терпеть я научена годами. Здесь терпение, хотя бы, даст какой-то результат.

Насрать!

Нужно просто выключить голову, сделать это и забыть. Ближайшие годы мне будет чем занять мысли. Об этом я даже не вспомню.

В конце концов, сегодняшний вечер показал мне, что все, кто имеет член, хотят именно этого.

Спасибо собачникам, выгуливающих своих собак и собакам, которым приспичило.

Если бы не они, я бы, наверное, так и не попала в подъезд. Сама звонить ему и просить открыть мне, я бы не стала. Скорее всего, что-то внутри меня надеялось на то, что двери попросту не откроются, и я не смогу дойти осуществить задуманное.

Поднявшись на нужный этаж, я застыла напротив черной металлической двери и несколько минут молча смотрела на глазок. Казалось, он тоже смотрит на меня и при этом источает к моей персоне презрение всего мира.

Я поправила на плечах толстовку, чтобы не было видно порванного на плече шва. Капюшон с головы снимать не стала. Я до сих не видела своё отражение, но точно помню, что отчим бил меня по лицу.

Пока не передумала, пока страх перед тем, что я собираюсь сделать, не сковал меня, я нажала кнопку звонка и сделал шаг от двери.

Не сразу, но в квартире послышались шаги. Несколько раз щелкнули замки, и дверное полотно отъехало в сторону.

В серых спортивных штанах, черной растянутой футболке за порогом стоял Одинцов.

Узнав меня, он лишь на мгновение удивился, а затем резко нахмурился, вглядываясь в моё лицо.

— Мельникова? Что с тобой? — он протянул ко мне руку, желая поддеть подбородок, но я отпрянула и всеми силами постаралась сохранить на лице серьёзность и невозмутимость.

Будто то, что я сейчас предложу ему — для меня норма.

— Вы сказали, чтобы я пришла к вам только тогда, когда точно не дам заднюю, — выронила я сухо, стараясь смотреть в голубые, сосредоточенные на мне глаза. — Так вот… мне нужны деньги. Сто тысяч.

Услышав сумму, Одинцов слегка дёрнул сурово сведенными бровями.

— Сто тысяч? — переспросил он.

— Сто, — кивнула я решительно. — Взамен я готова предложить вам единственное, что у меня есть — девственность. Вы не задаёте вопросов, а утром отдаёте мне деньги.

— То есть ты ещё и ночевать у меня собралась? — повёл он бровью.

— Одну ночь.

— Получается, за сто тысяч и ночлег ты отдаёшь мне свою девственность? — Одинцов придирчиво оглядел меня с ног до головы. На его лицо легла нечитаемая тень. Но, кажется, это была злость.

— Да.

— Мельникова, ты пьяная или под чем-то?

— Нет. Я предлагаю вам сделку. Некоторые девственность за миллионы продают, я предлагаю за сто тысяч. Но вы не задаёте вопросов. И мы с вами вообще не разговариваем. Ни в процессе, ни после.

Одинцов несколько секунд разглядывал меня, хмурясь всё сильнее, а затем, будто не своим, совершенно ледяным тоном, сказал:

— Идёт. Проходи.

Он отошёл от двери в сторону кухни, где горел свет.

Я неуверенно переступила порог и осталась стоять, не зная, куда себя деть и с чего начать.

Одинцов, застывший у входа в кухню, тоже не давал мне никаких подсказок. Запрятав руки в карманы спортивных штанов, он смотрел на меня так, будто ждал, когда я объявлю, что это просто прикол с моей стороны или признаюсь в том, что я реально под чем-то.

— Ну? — вопросила я так, будто мы были на деловых переговорах. — Может, вы уже начнёте, или мы так и будем смотреть друг на друга?

— Сначала иди в душ, — вновь окинул он меня холодным взглядом. — А потом жди в комнате.

Он кивнул на закрытую дверь комнаты с комодом.

Внутренности сковало ледяной волной паники, но я пришла сюда со словами, что заднюю не дам.

— Хорошо, — ответила я, но пока не решилась сдвинуться с места.

— Мне нужно ещё немного поработать, — сказав это, он зашёл в кухню, оставив меня одну у ещё пока не закрытой двери.

Выход есть. Но в какую сторону?

Я не оставила себе шанса пойти на попятную. Закрыла дверь, повернула замок и сняла ботинки.

Решительно, будто точно зная, что Одинцов не сделает ничего лишнего, пошла в сторону ванной комнаты. Остановившись на мгновение у её двери, посмотрела в сторону кухни, где за столом с телефоном в руке, записывая что-то в блокнот, сидел Одинцов.

Сейчас он был сосредоточен на работе и не обратил никакого внимания на передвижения постороннего человека внутри его квартиры.

Завидная беспечность.

Я включила в ванной свет, вошла внутрь и закрылась. Оперлась ладонями о раковину и опустила голову. Прикрыв глаза, дала себе несколько минут на то, чтобы перевести дыхание и не дать сомнениям проникнуть в голову.

Я всё равно сделаю то, ради чего сюда пришла. В конце концов, это длится совсем недолго. Можно и потерпеть. Я годами терплю побои и унижение, несколько минут потерплю и это.

Оттолкнувшись от раковины, включила воду в душе. Поток воды настроила погорячее, но так, чтобы терпела рука.

Мне нужно попытаться расслабиться и согреть замерзшие под мартовским ветром мышцы.

Стараясь не смотреть на своё отражение в зеркале с яркой подсветкой, я быстро скинула всю одежду. Не спрашивая, можно ли, закинула всё до последней нитки в барабан стиральной машинки и запустила стирку.

Телефон оставила на полке рядом с чистыми полотенцами.

Войдя в душевую кабинку, сдвинула стеклянные створки и подставила лицо под горячие струи. Затем опустила голову и, прикрыв глаза, несколько минут просто обтекала. Закоченевшие от холода руки и ноги, наконец, начали согреваться. Дрожь, сковывающая тело, словно утекала в слив вместе с чувством стыда. Осталась только усталость, плавно накрывшая плечи.