Я разочарованно вскинула брови, перемешала ещё раз содержимое сковороды и сдвинула её на соседнюю конфорку. Подошла к раковине, включила воду и демонстративно начала мыть тёрку.

— Ладно. Сама всё помою. Руки правда немного болят и раны пощипывает, но… раз больше некому мыть…

Кажется, я услышала тяжёлый вздох со стороны дивана. Капнув немного моющего на губку, вздрогнула, не ожидав, что Вадим так быстро появится рядом и потеснит меня в сторону.

— Как это делается? — буркнул он недовольно.

— С улыбкой и энтузиазмом. Просто берёшь и моешь.

Очень неумело, подставляя тёрку под струи воды, которые зеркалили в него, Вадим помыл тёрку, вытер руки и повернулся ко мне, чтобы посмотреть на меня так, будто я только что угнала его любимую машину.

— Садись за стол. Молодец, — улыбнулась я ему уголками губ, стараясь не смеяться. Какой же он ребенок. Избалованный, залюбленный и несамостоятельный.

Разложив по тарелкам то, что получилось, поставила их на стол. Рядом положила вилки и села напротив Колесникова.

Он не спешил есть. Скрестив руки на груди, наблюдал за мной всё с тем же недовольным выражением лица.

— Попробовать не хочешь?

— Ты первая. Если ты в этом уверена и не траванёшься, то я тоже попробую.

Хохотнув, я с лёгкостью наколола на вилку несколько макаронин в сыре и кусочек бекона. Отправила всё это в рот и с демонстративным наслаждением прожевала и проглотила.

— Твоя очередь, — кивнула я на его тарелку.

— Я ещё пару минут подожду. Вдруг ты от своей стряпни не сразу умираешь.

— Угу. И так каждый день.

Вадим ещё несколько минут наблюдал за тем, как я специально для него с аппетитом ела. Получилось действительно вкусно. Но чеснока, и правда, немного не хватало.

Затем Колесников, продолжая поглядывать на меня, соизволил взять вилку. Покрутил её в руках, ещё немного вгляделся в выражение моего лица и подцепил две макаронины и кусочек бекона. Несколько секунд с нахмуренным бровями разглядывал, что он там взял, а затем, явно задержав дыхание, отправил всё это в рот. Жевать начал только через несколько минут, и с каждым движением челюсти его лицо менялось. Отвращение улетучилось и уступило место удивлению.

— А ничё так! — кивнул он одобрительно и подцепил ещё макарон на вилку. — Прикольно, слушай! Даже, типа, вкусно.

Я достала свой телефон, демонстративно посмотрела на время.

— Угу, две минуты, — шепнула я так, чтобы Вадим расслышал.

— Что «две минуты»? — насторожился он.

— Тебе осталось две минуты. Это мой организм привык к тому, что я готовлю, а вот твой… — я оставила в воздухе многозначительную паузу. — Приятно было познакомиться, Колесников Вадим.

Несколько секунд парень, не моргая, смотрел на меня. Похоже, он реально испугался. Не выдержав, я прыснула и, схватившись за живот откинулась на спинку стула, смеясь.

— Видел бы ты сейчас своё лицо.

Открыв и закрыв рот, Вадим, похоже, перезагрузился.

— Вот ты сучка! — обронил он с широкой улыбкой и начал обходить стол.

Взвизгнув, я похромала от него подальше.

— У меня болит нога! И кожа! — я обежала диван, насколько это позволило ноющее колено. Попыталась отбиться диванной подушкой. Вяло и неправдоподобно. — Меня сегодня уже били, не забывай!

— А кто тебе сказал, что я тебя тоже бить собрался? Иди сюда, любить буду, — Вадим в два шага догнал меня, обхватил руками талию и вместе со мной упал на диван так, что я оказалась сверху. Завалилась на него спиной, смеясь, смотрела в яркий чистый потолок и вся сжималась, чувствуя щекотку. Я её не боюсь, это не смешно, но иногда есть ощущение, что кто-то касается моих оголенных нервов.

— Я тяжелая, — извиваясь червем, я буквально стекла с Вадима, но осталась лежать рядом, так как капкан его рук на моей талии никуда не пропал.

Перед собой я видела телевизор, на котором на паузе стояла игра, а затылком ощущала дыхание Вадима, которое путалось в пучке моих волос.

— Удобно, — хмыкнул он довольным котиком и одной рукой подтянул диванную подушку под свою голову. Через мгновение положил на меня ногу.

— Ну, ты не наглей, — я шлёпнула его по колену.

Вадим лишь тихо рассмеялся и убрал с меня ногу. Некоторое время мы лежали в тишине, в которой с каждой секундой становилось всё более неловко. А уж когда его пальцы начали аккуратно поглаживать меня через ткань толстовки, а дыхание в моих волосах поменяло характер, мне захотелось немедленно убежать из этой квартиры.

— Давай, поедим. А-то остынет, — выронила я и быстро выпуталась из его объятий. Встала на пол, быстро прошла в кухню и села за стол перед своей тарелкой.

Чуть разомлевший Вадим последовал за мной не сразу. Было видно, что он остался разочарован моим побегом, хоть и пытался не акцентировать на этом внимание.

Я понимаю, что для него, обычно, всё просто и понятно. Уверена, с любой другой девушкой, ровно так же повалившись на диван, он бы уже целовался и запускал руки ей под одежду. Но я так не могу. Не умею. И не хочу.

Личное пространство и неприкосновенность — это достаточно болезненные для меня вещи. Я хочу в своей жизни контролировать хотя бы это и не подпускать кого-либо сразу, не поняв, что этот человек для меня значит. Достоин ли он, вообще, того, чтобы быть ко мне кожей к коже.

Честно признаться, я боюсь. Я просто боюсь того, что появится ещё один человек, к которому я начну испытывать положительные чувства, а он затем начнёт делать мне больно, но сделать с этим я уже ничего не смогу. Потому что привяжусь. Потому что, как мама, начну искать ему оправдания. Потому что черта между тем, что правильно и неправильно, для меня станет такой же размытой, как у мамы.

Я боюсь, что моё подсознание может считать, что то, как сейчас у мамы, — правильно. Я не хочу, убежав из такой семьи, заводить себе подобную, и даже не осознать этого. Как мама. Уж лучше одной до конца дней, чем так.

Из-за воспоминаний о доме я начала себя грузить. И чем больше думала, тем отчетливее понимала, что пора возвращаться. Передышка затянулась. Я не знаю, что сейчас происходит дома. Никто мне не звонит и не пишет. Это молчание угнетает.

— Я поеду домой. Уже поздно.

Я отложила вилка на пустую тарелку.

— Время ещё детское. Да и оставайся у меня, Алёнушка. Есть пустая комната. Я всё равно на диване постоянно вырубаюсь.

— Спасибо, конечно, — хохотнула я совсем не весело. — Но мне реально пора домой. Я обещала сестре вернуться сегодня.

Вадим опустил взгляд на вилку, которую крутил в своей руке. Что-то взвесив в своей голове, он, наконец, посмотрел на меня.

— Ладно, поехали. Добавки потом похаваю.

— Я могу на автобусе. А ты поешь, пока ещё теплое.

— Ага, конечно, — фыркнул возмущенно. — А если мою девчонку какой-нибудь чел угонит? Кто меня ещё, кроме матушки, домашним покормит?

— Например, любая другая умеющая готовить девушка.

— Что-то до тебя я ни одной такой не встречал. Во время поиска второй такой, чую, сдохну от голода. Поехали, — он кивнул в сторону прихожей и сам пошёл туда первым. Я за ним.

В прихожей мы довольно быстро оделись, Вадим накинул на своё плечо мой рюкзак. Уже привычно открыл передо мной все двери и помог сесть в его машину. Рюкзак, по моей просьбе, положил мне на колени.

До моей многоэтажки мы доехали довольно быстро. Всю дорогу я кусала губы, волнуясь о том, что меня моет ждать в конечной точке маршрута. Прямо сейчас я понимала, что те два часа, что я была в бегах, совершенно не стоили того, что я могу увидеть в квартире. И уж точно не стоили того, что сейчас достанется мне. Отчим это просто так точно не проглотит. Да и мама тоже. Наверняка, после него она добавит мне от себя. Главное, чтобы не отыгралась на Кате.

— Приехали. Может, еще разок по району прокатимся?

— Нет, Вадим. Уже поздно, — я подняла взгляд на окно своей комнаты и не увидела там света. Хороший ли это знак? В любом случае, ответ я узнаю только тогда, когда окажусь в квартире. Под пяткой отчима. — Ладно, мне, правда, уже пора.