Я, вообще, ничего не чувствую.

Всё замерли и смотрят на меня, ожидая чего-то, пока я сама не понимала, что произошло.

— Не бойся, Кать, — произнесла я, скорее, на автомате сестре, которая тряслась от ужаса и вжималась в прибежавшую на её крик маму.

— Алёнка… Ты чё? Ты это… Ты перестань… — мямлил что-то отчим, которого в секунду, стоило ему увидеть кровь, откинуло спиной в стену. Он мгновенно выронил нож. Тот глухо ударился об пол и остался лежать недвижимо.

С его острия я перевела взгляд на окровавленные пальцы своей правой руки. Поднялась выше к локтю, чуть подняла руку и повернула её так, будто собралась сдать кровь из вены. Разглядела порез, из которого медленно вытекала кровь. Он не выглядел глубоким, а вот длинным — вполне.

Футболка целая, но в крови. Скорее всего, кровь с руки угодила и на неё, так как ткань свободно болтается и задевает руки.

Похоже, взмах ножом отчимом не прошёл для меня бесследно.

Хотя, я же ещё не видела, что у меня под футболкой. Но смотреть при всех сейчас я не стану. Особенно при Кате.

— Убил! — завопила вдруг мама, заставив меня крупно вздрогнуть. Способность слышать и воспринимать реальность мгновенно вернулась ко мне. — Убил мою дочку! — продолжала она кричать, чем лишь раздражала.

Какой смысл кричать, но при этом даже не сдвинуться с места?

Сестра от её воплей начала лишь громче плакать и ещё сильнее цепляться в мамино платье и прятать в нём лицо, чтобы не видеть весь этот ужас.

— Уведи её отсюда, — процедила я сквозь стиснутые зубы, глядя матери в глаза. — Уведи, твою мать!

Непонятно тряхнув головой, мама обхватила Катины плечи и повела её в мою комнату.

Я перевела взгляд на отчима, который всё это время изображал привидение, вросшее в угол кухни. В его немигающих глазах отчетливо читался ужас. А ещё он, похоже, только что мгновенно протрезвел.

— Алёнка, ты это… Ты чё?… Ты, давай, перестань…

— Перестать? — повела я бровью. — Так, может, добьёшь меня, чтобы я перестала? — оскалилась я, наверное, как психически больная. Сделала шаг в сторону отчима, отчего он, кажется, сильнее вжался в стену с блеклыми обоями цвета жирных пятен. Наклонилась и подобрала нож. Абсолютно спокойно выпрямилась и протянула его отчиму. Для его удобства — к нему рукояткой. — Давай. Добей. Ты же хотел! Делай!

— Алёнка… — попытался он изобразить угрозу, но тут же стушевался, когда я сделала ещё шаг к нему. — Я не хотел, Алёнка. И в мыслях не было… Я же хлеб просто нарезать хотел… — мямлил он.

— А меня? За компанию зарезал?

— Алёнка… — дрожал его голос вместе с бледными губами.

По стеночке, не сводя с меня взгляда, он подобрался к выходу их кухни и пулей вылетел из неё, спрятавшись в их с мамой комнате.

Я устало выдохнула. Окровавленная рука с ножом ослабла и повисла вдоль тела. Плечи опустились, напряжение покинуло тело, и тошнота стала ещё более ощутимой.

Зажав рот чистой ладонью левой руки, я метнулась в туалет, где, едва успев включить свет, упала перед унитазом на колени и вывернула в него недавно съеденную пиццу.

По телу мгновенно прокатилась дрожь, которая начала лишь только возрастать в геометрической прогрессии.

Я отвалилась, приземлилась на задницу и чуть развернувшись, привалилась спиной к ванне. Обессиленно вытянула перед собой ноги. Положила поверх руки. Посмотрела на них и поняла, что они трясутся с такой силой, что даже пальцы на них сосчитать невозможно.

От частого поверхностного дыхания уже начала кружиться голова. Стало понятно, что сама я с пола уже не встану. По крайней мере, не в ближайшее время. Едва ли ноги способны удержать меня в таком состоянии.

— Алёна! — новый мамин истерический вопль пронесся по квартире.

Но в ответ я не смогла ни возмущенно закатить глаза, ни даже крикнуть, что я в туалете.

К счастью, через несколько секунд мама сама сообразила, где я, и ввалилась в туалет, припав рядом со мной на колени вместе с подобием аптечки.

Комок ваты, старый серый бинт, пузырёк зелёнки и лейкопластырь с грязными краями. Сухие трясущиеся материнские руки и абсолютная растерянность в её глазах при взгляде на меня.

— Ну, как? — спросила я тихо с горькой усмешкой. — Он всё ещё для тебя хороший?

Мама предпочла отмолчаться. Лишь опустила взгляд, неопределенно дёрнула головой и трясущимися пальцами подцепила край моей футболки. Задрала его, пригляделась к правому боку и, облегченно выдохнув, отпустила край.

— Ты тоже хороша, — буркнула она раздраженно. Непослушными руками начала разматывать старый серый бинт, нити которого давно переплелись между собой и запутались. — Ещё неизвестно, кто из вас первый начал.

У меня тупо не нашлось слов.

Какой-то безнадёжный вздох, смешанный с совершенно безэмоциональным смешком, покинул мои лёгкие.

Откинувшись затылком на край ванны, я уставилась в потолок с грязными жёлтыми разводами от нескольких соседских потопов.

Как удобно прикидываться слепой и глухой в самый подходящий момент. Мне бы этому научится у мамы.

— Знаешь же, что лучше молча приготовить и уйти, но всё равно каждый раз показываешь ему свой характер, — ворчала всё это время мама, заполняя монотонным голосом узкое пространство туалета. — Просто царапина на руке. Нехер драматизировать. Дай руку.

Она зажала между пальцами вату, которая выглядела так, будто её вынули из старого советского матраса. Даже зеленка, медленно расползающаяся по краям, выглядела старой и блёклой.

— Не трогай меня. Сама всё сделаю, — я закинула невредимую руку на край ванны и, опираясь о него, смогла встать на ноги и подойти к раковине. — Иди успокаивай своего любимчика. А-то он испугался бедненький.

Я включила поток холодной воды.

— Что ты там сама сделаешь? Да ещё левой рукой… Дай помогу, — мама импульсивно схватила меня за порезанную руку и без предупреждения с силой прижала вату с зеленкой к ране. Защипало так сильно, что на глазах выступили слёзы. Я стиснула челюсти и отвернула в сторону от мамы лицо. — Когда ж ты у меня молчать-то научишься, а? — жалобно прошептала мама. — Получаешь за свой острый язык и всё равно его показываешь.

— А что нужно делать? Молчать, как ты? А дальше что? Ждать, когда он зарежет меня по-настоящему или начнёт трахать нас по очереди? Как тебе больше нравится, мама?

Щёку опалило жгучей пощёчиной.

— За языком следи, дура! Сколько раз тебе можно говорить?! — рыкнула мама. Грубо толкнула меня в плечо и швырнула зелено-красную вату в раковину. Заглянув в её глаза, я увидела лишь неприкрытый гнев и отвращение ко мне. — Он тебе как отец, идиотка!

— Хорош папочка, — усмехнулась я горько. — Думаю, он не будет против, если я с этим ножевым обращусь в полицию?

— Твоё ножевое не больше царапины. Хочешь нас опозорить? Иди! Отец сядет, Катю заберут в детдом, а я руки на себя наложу. Зато ты у нас будешь умница. Дрянь неблагодарная… — мама подобно вихрю вылетела из туалета и хлопнула дверью так сильно, что волной холодного воздуха колыхнуло мои волосы.

С секунду постояв, я почувствовала, что мои ноги ослабли. Там, где стояла, я осела на пол и запустила пальцы в волосы. С силой сжала их в кулаках.

— Как я устала, — выдохнула я тихо, чувствуя по щекам горячие слёзы. — Господи…

Зависнув в пограничном с истерикой состоянии, я в сердцах пнула ванну несколько раз. До боли в ноге. Руками поколотила всё, до чего смогла дотянуться, но понимала, что этого мне недостаточно. От желания вцепиться ногтями в чью-нибудь рожу буквально выворачивало наизнанку. Дикое желание, бежать прямо сейчас одной и безо всего, затопило разум. Слёзы прекратились, уступив место решительности. Я лихорадочно стала бегать глазами по пространству туалета, мысленно прикидывая, где могу переночевать, если убегу прямо сейчас.

— Алёна, — тихий заплаканный голос сестры за закрытой дверью подобно щелчку гипнотизера вернул меня в реальность, далёкую от мечты о побеге. — Алёна, скажи хоть что-нибудь. Тебе больно?