Глаза парня потемнели от ярости, стали ледяными, словно снежные шапки на вершинах гор.

- А я не Уильям… - процедил он с ненавистью, - я – Вайлем! А если ты вдруг заскучала по своему ненаглядному сыночку, можешь отправляться прямиком к нему! Я тебя не держу…

Уильям отвернулся, а Сибилл в ужасе отшатнулась. Ее глаза начали наполняться слезами: любимый сын только что цинично пожелал ей скорой смерти.

- Я воспитала чудовище... – прошептала женщина отчаянно и выскочила из кабинета…

Как и любое поместье, это начиналось с холла. Огромное помещение с высоченным потолком абсолютно терялось во мраке. Кажется, окна, которые должны были освещать здесь всё, были наглухо заколочены.

А еще тут воняло. Плесенью, гарью, нечистотами. Я как будто вошла в загаженный подъезд. Меня передернуло от отвращения. Что-то местечко это нравится всё меньше и меньше…

Да, человек я неприхотливый, приходилось и на улице иногда ночевать, но грязь и антисанитарию я просто не перевариваю.

Шаркающие шаги старухи раздражали своей монотонностью.

Я поплотнее запахнула плащ и попыталась дышать через рот, надеясь, что чуть дальше воздух станет немного лучше.

Наивная!

Как только мы оказались в комнате, которую с огромной натяжкой можно было назвать кухней, вонь усилилась в разы. И было от чего.

Вместо добротной печи посреди комнаты стояло полуразваленное уродище, которое, видимо, служило для обогрева. Копоть находилась повсюду – на этом сооружении, на полу, на стенах…

Пара грязных столов ютились под единственным окном, на котором вместо занавески висела огромная ажурная паутина. Да, такая кругленькая, как салфетка крючком. А прямо по центру этого «ажура» флегматично сидел жирный паучище. Домашняя зверушка, ага…

Шокировано обводя взглядом помещение, я натыкалась на что угодно, кроме порядка. Многочисленные скукоженные очистки, скорлупа от яиц и прочий мусор уютной горкой громоздились в дальнем правом углу. Несколько потертых лавок были завалены тряпьем и мешковиной, а в единственном шкафчике, отдаленно напоминающем советский буфет, стояли глиняные плошки и пару грязных котелков.

В углу слева громоздились деревянные бочки и металлические ведра. Кажется, там что-то поблескивало и побулькивало, и я бы не хотела знать, что…

В общем… помереть не встать!

Кроме как бомжатником, обозвать это место никак было нельзя.

Ах да, забыла сказать и о главной «достопримечательности» так называемой кухни: на видавшем виды стуле у стены слева спал старик – грузный, заросший и громко сопящий в две дырки. От него отчаянно несло перегаром, и я наконец-то поняла, почему здешняя вонь просто невыносима.

Боже, куда я попала???

Стало до отвращения тошно, и я поняла, что не желаю оставаться в этом «поместье» ни минуты.

Лучше уж в поле заночевать, чем здесь, честное слово…

Но в этот момент в кухню с вязанкой хвороста на спине вошел паренёк – неестественно худой оборвыш лет двенадцати – и я шокировано замерла, уставившись в его лицо.

Всё внутри затрепетало, сердце несколько раз дернулось в груди: кожа на лице мальчика была дряблой и такой знакомой! Он был болен таким же недугом, как и я на Земле!

Господи, как же так??? В глазах вскипели слезы. Как давно я не плакала! Но при виде этого дитя – очевидно несчастного и забитого – испытала такой тайфун чувств, что едва удержалась от того, чтобы не броситься к нему с дико неуместными объятиями.

Потому что я вдруг увидела в нём прошлую себя, когда еще была беззащитной…

Не знаю, что за порыв у меня случился, но это было нечто мощное и властное, мгновенно заставившее меня изменить планы.

Я не могу уйти отсюда, пока не узнаю, как этот мальчишка тут живет!

Хотя, что тут гадать? Всё и так понятно: жизнь в подобном гадюшнике просто отвратительна!

- Го́йко! Ты почему так долго??? – проскрипела старуха злобно, обращаясь к мальчику. – Немедленно затопи печь! А ты иди за мной…

Последнюю фразу она выплюнула уже мне.

«Баба Яга» не стала дожидаться ответа и поковыляла дальше: оказалась, что кухня здесь проходная и имеет два выхода.

Я проглотила неуёмное желание познакомиться с мальчишкой и пошла следом. Успею ещё. Сперва осмотрюсь…

Мы шли недолго: старуха сделала пару поворотов и остановилась перед потертой деревянной дверью, такой низкой, что даже мне пришлось бы наклониться, чтобы войти.

Наконец «баба Яга» повернулась ко мне и посмотрела в глаза с таким превосходством, словно она – королева Англии, а я – оборванка из-под лондонского моста. Моя бровь взлетела вверх с вопросительным недоумением.

- Жить будешь тут, - голос старухи звучал глухо и угрожающе. – И запомни: даром кормить тебя никто не станет! Захочешь есть – пойдешь работать! Тебе все ясно, карнаухая???

Нет, покоробил меня не тон, естественно. Он-то как раз был ожидаемым. Но прямое оскорбление...

Карнаухая – это камень в огород моих замечательных ушек? Моих милых очаровательных ушек на не менее очаровательной голове???

Губы сами растянулись в коварной улыбке.

- Да я только рада помочь, бабулечка! Лишь бы вы потом от этой помощи сами не стали отказываться. Я ведь так помогать умею, что меня потом век не забудешь…

«Яга» нахмурилась, и глаза ее сверкнули недоверчивым недоумением. Кажется, ехидный тон у меня удался на славу, а необходимого испуга на юном конопатом лице так и не появилось. А типа должно было бы…

- Я не бабулечка… - прошипела старушенция и вдруг... сплюнула на пол. Судя по красному цвету слюны, сия дама баловалась жевательным табаком. О, жесть какая… - Называй меня госпожа Двина!

Блин, я не удержалась. Ну как можно было сдержаться после таких слов???

- Госпожа??? – заржала я до неприличия громко, запрокидывая голову назад. – Ой, не могу! Госпожа Двина - Щас-Как-Двину!!! Реально, имя прям ваше, но «госпожа» — это слишком.… Разве что госпожа помойки. Это да, в точку!!!

Аж слезы выступили: повеселила карга на славу…

Когда я вытерла глаза, то споткнулась о незабываемое выражение на лице ошалевшей «Яги»: она была в шоке. Кажется, здесь, имея в подчинении пару-тройку несчастных, она возомнила себя шальной императрицей, а сейчас почувствовала, что ее «несправедливо и дерзко» скинули с пьедестала. Ну а что, нужно было промолчать?

Нет, давать слабину с такими людьми нельзя. Стоит только один раз промолчать, и завтра противостоять вопиющей наглости и самомнению будет уже сложнее. Знаем, проходили…

- Ладно, я пока комнату осмотрю, а вы идите... – бросила старухе повелительно, давая понять, что «императрицу» понизили до обслуживающего персонала. – Обо всём остальном расскажете позже…

И толкнула лилипутскую дверь…

Нет, это была не комната, а конура! Похоже, госпожа помойки решила назначить меня в этом поместье собакой!

Потолок был настолько низким, что даже мне невозможно было нормально выровняться. Койка около стены больше напоминала лавку, пол был усеян непонятными объедками и мышиным пометом, а единственное окно, завешанное грязной рваной тряпкой, оказалось совершенно растрескавшимся.

Короче, сарай!

Я вышла из комнаты в большом раздражении. Старуха уже «умчалась» прочь, не выдержав, наверное, моего «хамства».

Нет, я тут жить не буду, пусть даже не мечтает! Пойду другую комнату поищу…

Коридор изобиловал дверьми, которые по большей части оказались запертыми. Я догадалась, что в прошлом это были комнаты для слуг. Насколько я уже успела понять устройство подобных домов, хозяйские спальни в основном находились на втором этаже. Туда я и направилась, отыскав наконец-то неширокую, но довольно крепкую деревянную лестницу, красивым изгибом устремляющуюся наверх.

Второй этаж представлял собой довольно унылое зрелище. Все окна были нещадно разбиты камнями. Какие-то вандалы не пощадили ни одного стекла вдоль всего коридора. Но комнаты находились на другой стороне, и я начала открывать одну за другой двери. Несколько комнат оказались запертыми. Но вот в остальные удалось проникнуть без проблем.