Потому что мысли убивают. Вспарывают наживо вены и рвут на части сердце. И набатом не переставая гудят в голове, повторяя по кругу одну и ту же фразу: ты сам виноват, ты все испортил.

И вот сейчас впервые за несколько месяцев я поднимаю глаза вверх и смотрю на ярко-голубой купол над головой. Ни единого облачка. Бесконечная гладь. Глаза начинает саднить, будто я старый крот, впервые выбравшийся на поверхность из своей темной норы.

Поспешно моргаю и отвожу взгляд. Картинка перед глазами расплывается, словно солнце с непривычки успело оставить ожоги на сетчатке. На остановке через дорогу стоит целая толпа народу. Малыш лет пяти нетерпеливо топает ножкой и дергает маму за руку. Бабули повскакивали с лавочек, завидев медленно ползущий к ним автобус. А школьники дружной толпой перекидывают друг другу ранец своего приятеля.

Обыденная картина. Серая. Абсолютно ничего примечательного и в голове даже успевает проскочить мысль, что не очень-то я много и потерял, проведя в заточении своего кабинета долгие семь месяцев. Или уже восемь? Черт возьми, только же подписывал документы в ресторане и дату ставил…

Вспомнить день у меня так и не получается. Впрочем, как сделать и вдох. Школьники, наконец, перестают измываться над своим товарищем и бросают ему рюкзак. Тот падает на землю, а девушка, стоящая рядом помогает его поднять и даже пытается отряхнуть от грязи. Медленно, словно в каком-то трансе тяну взгляд вверх от простых серых сапожек на коричневое пальто. Глаза на несколько секунд зависают на огромном выпирающем животе и сантиметр за сантиметром поднимаются выше.

Две секунды. Ровно столько времени у меня остается на то, чтобы увидеть ее лицо до того как грязный автобус закрывает ее тело от меня.

Две секунды. Так мало. Но в то же время, более, чем достаточно для того, чтобы я ее узнал. Без единого, черт возьми, сомнения. Это она. Мира. На остановке. Практически в центре города. Одна. Беременная.

Не просто беременная. Сильно. Живот настолько большой, что удивительно как он ее пополам не переломил. Мою хрупкую девочку. Мою Миру.

Выхожу из ступора так же резко, как и увяз в нем. Срываюсь с места и наплевав на плотное движение, бегу к остановке. Шесть полос. Восемнадцать метров. И десятки… нет, сотни автомобилей, спешащих по своим делам. Но я тоже спешу и поэтому просто бегу. Несусь, не обращая внимание на визг тормозов и оглушающие звуки клаксонов.

И все равно не успеваю. Автобус начинает движение еще до того как я преодолеваю первые три полосы. Он медленно выползает из остановочного кармана и не ведая того, что своим движением рушит мою жизнь, продолжает уверенно двигаться вперед. И уносит с собой мою последнюю надежду. Мой мираж.

Сколько раз я «видел» Миру за все это время? В первые недели практически каждый день. Пугал прохожих, извинялся, и снова каждый раз велся. Но ни разу до этого Мира не мерещилась мне с беременным животом. И я знаю, что сегодня я прав. Мне не показалось. Это, действительно, она.

Мой автомобиль припаркован с противоположной от автобуса стороны и на то, чтобы развернуться, уходит слишком много времени.

Кажется, что плотный городской трафик создает помеху только мне, в то время как перед автобусом все расступаются, словно он включил «мигалки» и требует приоритета. Как иначе объяснить то, что у меня так и не получается его догнать?

Я бесцельно кружу по городу, вглядываясь в каждую остановку. Притормаживаю у каждого коричневого пальто. И только когда за окном начинает смеркаться, я понимаю, что проиграл.

Всего лишь одну битву, а не целую войну. Сдаваться я не намерен. Поэтому звоню охране и приказываю выставить людей по всему маршруту следования этого автобуса. Мне наплевать сколько времени это займет. Сколько человек понадобится привлечь. Я найду ее. Найду свою жену. Точнее их. Ведь если она все еще беременна, значит она не просто сбежала. Она сбежала вместе с моим ребенком!

Эта встреча переворачивает все.

Я словно в лихорадке пребываю последние сутки: перед глазами только глубоко беременная Мира. Мира, внутри которой все еще наш ребенок. Я уже представляю в красках, что сделаю с врачом, который в больнице известил меня якобы о выкидыше, но все это позже. Сначала нужно ее отыскать.

— Соболевский, успокойся, — я по кабинету Равиля как раненый зверь, из угла в угол, а потом по диагонали и снова, — да хватит тебе! — прикрикивает друг и ладонью по столу хлопает, — достал со своей Мирой, сил нет.

Я его не осуждаю, мне вообще все равно, кто что скажет. Мысли сконцентрированы только на том, как она близко от меня. Мы в одном городе, и теперь я свое не упущу. Столько людей на поиски брошены, но сейчас, зная локацию, зная, что она на большом сроке, шансов отыскать мою жену предостаточно.

Язык не поворачивается назвать ее бывшей, хоть последние месяцы я и жил словно в одиночной камере, заставляя себя находиться в нашей общей квартире только потому, что был крохотный шанс на ее возвращение в любимый дом. В дом, который должен был наполниться детским смехом, слезами радости, запахом манной каши по утрам, игрушками, кубиками, машинками и куклами. А вместо этого он превратился в первоклассно отделанный склеп, а я в живого мертвеца, силой воли передвигающегося по этому миру.

А теперь я чувствую себя живым как никогда. Во мне столько энергии, что стоять на одном месте невмоготу, и если бы не Равиль, заведующий поисками Миры, я бы носился сейчас сам по всем остановкам с распечаткой ее фотографий.

Телефонный звонок заставляет замереть. Равиль отвечает кому-то, а я телефон готов вырвать, чтобы первым услышать человека по ту сторону. Сердце ухает как на Американских горках, и я безошибочно чувствую — нашли.

— Диктуй, записываю, — Равиль пишет адрес размашисто на листке бумаги, а я разве что не из рук его выдираю, жадно вчитываясь в название улицы и номер дома, которые пока мне ни о чем не говорят. Москва огромный город, и просто невозможно все улицы знать, если ты не Алиса из навигатора, впрочем, именно она мне и поможет отыскать мою жену.

— Спасибо, — от души жму руку Равилю, хотя даже этих секунд, ушедших на благодарность другу, безумно жалко. Сегодня я ощущаю течение времени собственной шкурой, и каждое мгновение снимает с меня слой за слоем наживую.

— Стой, — Равиль удерживает, не выпуская мою ладонь из рукопожатия, — найдешь ты ее сейчас, а делать что будешь? С ней?

И взгляд такой серьезный, что для друга моего редкость.

— Не бойся, дурака валять не буду. Мире зла не причиню, если ты об этом.

— А ребенку?

Чувствую кровь, приливающую к щекам. А вот это, дружище, уже удар ниже пояса.

— Да пошел ты, — бросаю ему и дверью хлопаю. Да, веду себя как неблагодарная скотина, ну и черт с ним. Разберусь потом.

На своем джипе под указания навигатора мчусь по заданному адресу. Улицы кажутся смутно знакомыми, но чем глубже в спальную часть района заводит маршрут, тем меньше разбираюсь, где я. Асфальт под колесами испещрен дырами и ямами, в которые периодически ухаю то одним, то другим колесом, абсолютно не жалея подвески.

Все дома, насколько хватает взгляда, одинаково серые и безликие многоэтажки, унылые до такой степени, что только от вида накатывает ядреная тоска. Дворы забиты автомобилями, и когда навстречу мне вылетает карета скорой со включенной сиреной, а я в отчаянии ударяю по рулю.

Как бы мне не хотелось наплевать на все на свете и не сдавать назад, я не такой мудак. Кто-то внутри нуждается в помощи, и я должен уступить.

Водитель приоткрывает окошко и кричит мне, что-то подсказывая, я кричу ему в ответ, но вряд ли он вообще слышит меня из-за душераздираюшего воя сирены над головой.

Сложными маневрами, с ворчанием и руганью, спустя пять самых долгих в моей жизни минут, мы разъезжаемся. Еще через три я паркуюсь возле нужного подъезда и бегу туда, где находится моя Мира.

Не так я представлял себе нашу встречу, не думал, что отыщу ее здесь, в пропахшем кошачьей мочой подъезде, где на каждом этаже с незапамятных времен все еще стоят банки от кофе «Пеле», полные бычков. Где еще живы ящики для хранения картошки прямо на лестничной клетке.