― Не нужно. Я заберу ее.

Тогда ладно. Я доедаю суп и пью чай. Данте спокойно садится в кресло напротив меня, понимая, что я не настроена на разговор. Однако молчание кажется комфортным. Напряжение, которое обычно сопровождает наше общение, исчезло, погребенное под временным перемирием.

Мои глаза все время закрываются.

― Мне нужно поспать, ― бормочу я, когда заканчиваю есть.

― Хорошо. ― Он поднимается на ноги. ― Тогда я пойду. В твоем холодильнике есть еще тайская еда.

― Спасибо. ― Данте ― единственный человек, который когда-либо был рядом, когда я болела. Мои родители были великолепны в экстравагантных жестах, но ужасны в повседневных заботах. Каким-то образом, даже будучи ребенком, я знала, что не должна беспокоить их, когда плохо себя чувствую.

Данте не ведет себя так, будто я ― обуза.

― Не за что, ― говорит он.

Это не так. Он был добр.

― Это всегда ты, ― бормочу я. От лекарств у меня в голове легкий туман и я становлюсь разговорчивой. ― В больничной палате, все эти годы назад. И сейчас. У тебя вошло в привычку быть рядом, когда я болею.

Его лицо становится бесстрастным.

― Два раза сложно назвать привычкой.

― Ммм… ― Я сдерживаю зевок. ― Спокойной ночи, Данте.

Пошатываясь, я иду в спальню, раздеваюсь в темноте и забираюсь под одеяло. Суп, кофе, чай, лекарства ― все это помогло облегчить боль. Еще час назад я не думала, что смогу уснуть, но теперь это кажется возможным.

Было бы здорово, если бы меня обняли. Не Данте ― он, в конце концов, мой заклятый враг, ― а кто-то другой. Человек, на которого я могу положиться. Тот, кому я могу доверять. Кто-то добрый и заботливый, кто всегда присмотрит за моей дочерью. Тот, кто принесет мне суп, когда я заболею.

― Может, Энцо прав, ― бормочу я про себя. ― Может, пора перестать бояться.

Глава 9

Данте

Я тяжело сглатываю, глядя, как Валентина снимает с себя одежду. Я вижу соблазнительные очертания ее тела сквозь дверной проем ее спальни. Я не отвожу взгляд, пока она не забирается под одеяло, а затем выпускаю воздух.

Затем она бормочет:

― Может, Энцо прав. Может, пора перестать бояться.

Я мою ее кружку и навожу порядок на кухне. В чем Перон прав? Перестать бояться, чего? Или кого? Я поправляю подушки, складываю ее плед и понимаю, что ищу повод остаться.

Она крепко спит. Я слышу ее дыхание, глубокое и ровное. Я не хочу оставлять ее одну, но она не хочет, чтобы я был рядом. Ей хорошо одной.

Я кладу недоеденные роллы в холодильник. Тихо закрыв за собой входную дверь, я ухожу.

К выходным Валентине становится лучше. В воскресенье днем, после позднего завтрака, состоящего из круассанов и фруктов, эспрессо для меня и горячего шоколада для Анжелики, я отвожу свою племянницу домой к ее матери.

― Ты идешь, дядя Данте? ― радостно спрашивает Анжелика, протягивая пакет с выпечкой, которые мы принесли для ее матери. ― Можешь отдать ей шоколадные круассаны.

― Нет, cucciolina^[2]. ― Мне почему-то не хочется встречаться с Валентиной. С тех пор как она присоединилась к нашей организации, мы определили свои роли. Я не даю ей следовать своим безрассудным инстинктам, и она ненавидит меня за это. Но наше перемирие в четверг было похоже на сейсмический сдвиг в наших отношениях.

Пока я не восстановлю свои стены, лучше избегать ее.

― Ты поднимаешься одна, ― продолжаю я. ― Твоя мать выздоравливает после мигрени и не готова принимать гостей.

Анжелика закатывает глаза, как будто я сказал самую глупую вещь на свете.

― Ты не гость, дядя Данте. Ты ― член семьи.

Эта фантазия умерла давным-давно.

― Мне нужно работать. ― Это не ложь. Мой почтовый ящик переполнен повседневными делами организации, и, что тревожно, Джорджио еще не вышел на связь. ― Скоро увидимся, хорошо? Когда у тебя выступление?

― До него еще целая вечность.

Я сверяюсь с календарем.

― Через три недели.

― Да, целая вечность.

Я подавляю ухмылку.

― Ну, значит еще увидимся. Иди, котенок.

Я направляюсь в штаб-квартиру, когда мне звонит Дон.

― Где ты сейчас находишься? ― рявкает он.

Что-то не так.

― Я только что отвез Анжелику к матери. А что?

― Возвращайся. Мне нужно, чтобы все собрались здесь на экстренное совещание. Хуан, Томас, Лео и Валентина. Привези ее.

Волосы на затылке встают дыбом.

― Тебе нужна Валентина? ― спрашиваю я. Это плохо. Валентина ― специалист, она не посещает регулярные встречи. Для нее безопаснее держаться на расстоянии от деталей нашего бизнеса. Что бы это ни было за чрезвычайное происшествие, ей не нужно быть в штаб-квартире.

Только если…

― Хорошо, сосед снизу может присмотреть за Анжеликой несколько часов.

― Нет, ― жестко говорит Антонио. ― Бери ее тоже.

У меня по спине бегут мурашки. Антонио требует, чтобы я привез Валентину в штаб-квартиру, и не хочет, чтобы я оставлял Анжелику. Эти меры предосторожности могут означать только одно.

Валентина и Анжелика в опасности.

Агнес, экономка Антонио, берет Анжелику под свое крыло, как только мы приезжаем.

― Я пеку пирог, ― говорит она. ― Ты ведь можешь мне помочь, правда, cucciolina?

Валентина заставляет себя улыбнуться. Она так же, как и я, понимает, что что-то не так.

― Это хорошая идея. Спасибо, Агнес.

Мы входим в кабинет Дона. Он уже там, как и Хуан, Томас и Лео. Есть два свободных места, одно справа от Антонио, другое ― на другом конце прямоугольного стола.

Валентина направляется к дальнему креслу. Я сажусь и смотрю на Антонио. Ему хорошо удается сохранять покер-фейс, но я работаю на него уже десять лет и могу читать его эмоции.

Антонио волнуется. Очень сильно.

― У меня есть новая информация о Верратти, ― говорит он, ― которая подтверждает наши подозрения. У бергамской мафии закончились деньги. Сальваторе срочно ищет финансирование. Без вливания капитала он не сможет расплатиться с кредиторами и, что еще хуже, не сможет заплатить своим людям. ― Он наклоняется вперед. ― Ему нужно, чтобы сделка с русскими состоялась. Без нее он не выживет. И я не позволю этому случиться.

Беспокойство Дона теперь обретает смысл. У него есть девушка, человек, о котором он заботится. У Антонио железные нервы, но гораздо труднее делать то, что должен, если при этом подвергаешь риску своих близких.

― Ты думаешь, он собирается напасть на тебя? ― спрашиваю я.

― Не только на меня. Все в этой комнате в опасности. Верратти сделает все возможное, чтобы пошатнуть нас. Если у нас будет кризис, русские смогут доставить свое оружие в Венецию, и мы об этом не узнаем. ― Антонио серьезно оглядывает сидящих за столом. ― Он в отчаянии, а отчаянные люди совершают отчаянные поступки.

Лицо Валентины, сидящей напротив меня, абсолютно белое.

― Даже зимой Венеция кишит туристами. Это кошмар в плане безопасности. ― Он расправляет плечи. ― Пока ситуация не разрешится, все остаются на Джудекке.

Джудекка ― это остров, где мало туристических достопримечательностей, и сюда ходит только один паром. Охранять его будет непросто, но Лео с этим справится.

Но Валентина и Анжелика живут не в Джудекке. Они живут в Дорсодуро, районе, кишащем студентами и туристами ― оживленном, шумном и ярком.

В Дорсодуро невозможно обеспечить безопасность.

Мысли Антонио движутся в том же направлении, что и мои.

― Валентина, тебе придется переехать, ― говорит он. ― Вы с Анжеликой можете остаться…

Его слова проникают сквозь облако страха, окутавшее меня. Я наклоняюсь вперед, опираясь локтями на стол.

― Со мной, ― твердо говорю я. ― Они останутся со мной.

Она застывает. Антонио смотрит на нее.