Я проспала двенадцать часов, а потом попросила его привезти мою дочь. Когда он вернулся с Анжеликой, она была в новом платье, в чистом подгузнике, и от нее пахло смесью ребенка и мыла. ― До встречи, patatina^[11], ― сказал Данте, подув в ее крошечную ладошку, отчего она захихикала.

― Ты хорошо с ней ладишь, ― удивленно заметила я.

― Она ― моя семья, ― ответил он. ― И ты тоже. Если тебе понадобится помощь, Валентина, позвони мне. Я с удовольствием присмотрю за ней, пока ты будешь спать.

Мы всегда ссорились. Данте может быть слишком заботливым, а мне нравится моя независимость. Но я никогда не сомневалась, что он любит Анжелику как собственную дочь. И я никогда, никогда не сомневалась, что он будет рядом, если он мне понадобится.

Вот почему так трудно уйти и так заманчиво продолжить полагаться на него. Забыть о его лжи и притвориться, что ничего не было.

Я люблю Данте, и он тоже любит меня. Но я не могу быть с человеком, который не готов говорить мне правду. Я не могу оставить все как есть. Немного лжи здесь или немного вранья там ― и я не успею оглянуться, как перестану быть партнером Данте. Я стану его золотым воробьем, которого лелеют и оберегают, но держат в клетке.

Лео поднимается по лестнице.

― Итак, ты уходишь, ― говорит он с озабоченным выражением лица. ― Почему бы не создать мне еще больше проблем с охраной?

Его тон легкий и дразнящий, но от его слов у меня внутри рушится плотина. Слезы переходят в глубокие рыдания, которые сотрясают мое тело.

― Валентина, ― встревоженно произносит Лео. Начальнику охраны сорок один год, так что он наверняка уже имел дело с плачущими женщинами, но по выражению его лица видно, что он понятия не имеет, что со мной делать. ― Иди сюда.

Он заключает меня в свои объятия.

― Ты потрясающая, ― говорит он. ― Данте говорил тебе об этом? Потому что это так. Я уже работал на семью, когда мы брали Падую, и это было кровавое месиво. Но Бергамо? ― В его тоне звучит восхищение. ― Мы захватили Бергамо не пролив ни капли крови, без единого сражения. Все благодаря тебе.

Он похлопывает меня по спине, пока слезы неудержимо катятся по моим щекам.

― Все будет хорошо, ― говорит он.

Я позволяю себе поплакать минуты три. Не больше. Затем я вытираю глаза и беру себя в руки. Я не могу позволить себе роскошь предаваться унынию. Мне нужно заботиться о дочери.

― Извини за это, ― бормочу я. ― Я испачкала тушью твою рубашку.

― Ничего страшного. ― Лео одаривает меня улыбкой. ― Может, твоя милая подружка Роза сошьет мне новую.

Антонио и Лучия собираются пожениться. Лео хочет пригласить Розу на свидание. Это просто напоминание о том, что жизнь продолжается, неуклонно и неумолимо.

И все же я чувствую себя разбитой.

Кажется, что братьям Колонна суждено причинять мне боль.

Роберто сломал мне кости и отправил в больницу…

А Данте только что разбил мне сердце.

Почему-то мне кажется, что это еще хуже.

Глава 31

Данте

Я вынужден уйти, потому что не могу смотреть, как Валентина и Анжелика выносят свои вещи из моего дома. У меня нет на это сил, мне не хватит выдержки. Если я останусь, если я задержусь, я не уверен, что не попытаюсь остановить их. Я не доверяю себе, что не стану умолять их остаться.

Поэтому я иду в офис. Куда еще мне идти? Стопка папок лежит на моем столе, ожидая, когда я просмотрю их, а когда я включаю компьютер, на меня обрушивается письмо за письмом, почти непрерывный поток, неизбежный, когда ты руководишь организацией с более чем пятью сотнями сотрудников.

Лео возвращается в офис через два часа.

― Я отвез их домой, ― говорит он. ― Валентина плакала. Очень сильно. ― Выражение его лица укоризненное. ― Что случилось?

Острое горе пронзает меня. Я заставил Валентину плакать. В этом я ничем не отличаюсь от своего брата.

― Она узнала, что я убил Роберто.

Лео шокирован.

― Ты убил собственного брата из-за того, что он сделал с Валентиной?

― Я не собирался этого делать, Лео, ― вырывается у меня. ― Не пойми меня неправильно, я хотел причинить ему боль. Я собирался избить его до потери сознания. Сломать все кости в его теле. Я поклялся, что за каждый день, проведенный Валентиной в больнице, Роберто проведет там десять.

У меня в голове все горит от воспоминаний.

― Роберто скрывался. Он знал, что зашел слишком далеко. Знал, что у него проблемы. Когда я добрался до него, он был пьян, воинственно настроен и искал драки.

― И ты ее устроил.

― Мы начали спорить. Он выхватил пистолет, я потянулся за ним, и во время драки он выстрелил. Он был мертв еще до того, как я успел вызвать скорую.

Лео присвистывает.

― И ты скрывал от Валентины. Все это время. ― Он качает головой. ― Глупый поступок, мой друг. Она решит, что ты ей не доверяешь.

Я чувствую, как у меня перехватывает горло.

― Я знаю, ― выдыхаю я. ― Но она ошибается.

Я доверяю Валентине, всегда доверял. Я не доверял нам. Я не верил, что наши отношения выдержат то, что я сделал.

И сюрприз, сюрприз. Не выдержали. Поговорим о свершившихся пророчествах.

Лео долго смотрит на меня. Я знаю, он думает, что я сам виноват в этой ситуации, но он достаточно добр, чтобы не указывать на это.

― Мне жаль, Данте, ― говорит он наконец. ― Я знаю, что ты любишь ее. Но если честно? Я не знаю, как ты выберешься из этого.

Я тоже не знаю. Отчаяние захлестывает меня, и я опускаю голову на руки.

― Как она узнала? ― спрашивает он.

― Я не знаю, ― говорю я беззвучно. ― Антонио знал, но он был единственным. Может, он рассказал Лучии? ― Одна мысль об этом вызывает во мне новую волну вины. Лучия ― одна из самых близких подруг Валентины. Если она узнала об этом именно так, то неудивительно, что для нее это похоже на предательство.

Я был таким дураком.

― Думаешь, Лучия ей рассказала? ― голос Лео звучит скептически.

― Кто еще это мог быть?

― Я не знаю, это ты мне скажи. Кто еще знал? Ты звонил в скорую? Может быть они?

― Нет. Я все скрыл. Два карабинера расследовали дело, и я откупился от них. Пьетро Казали, который вышел на пенсию шесть лет назад, и Бруно Тревизани.

Сильвио проходит мимо моего кабинета. Когда он слышит, что я говорю о Бруно Тревизани, его голова резко поднимается.

― Я должен был остановить его? ― обеспокоенно спрашивает он. ― Он сказал, что ему нужно срочно поговорить с тобой, и он есть в списке своих, поэтому я его впустил.

― Ты впустил его в дом Данте? ― рявкает Лео. ― О чем он хотел поговорить?

― Он сказал, что речь идет о проверке, которую синьор Колонна попросил его провести. Это связано с каким-то английским именем. Я не могу вспомнить…

― Нил Смит.

Лео приподнял бровь.

― Тот парень, с которым Валентина ходила на свидание?

― Да. Я посмотрю его дерьмовый отчет прямо сейчас. ― Я сжимаю руки в кулаки. ― Должно быть, Тревизани рассказал ей, ― мрачно говорю я. ― Я убью этого ублюдка.

Лео встает передо мной.

― Остановись, ― спокойно говорит он. ― Я знаю, что ты в ярости и поэтому плохо соображаешь. Как бы ты ни был зол на Тревизани, ты не можешь избить карабинера. Оставь его в покое. Он не виноват в этой ситуации. А вот ты ― да.

Он прав. Возможно, мне доставит удовольствие избить Тревизани до полусмерти, но что потом? Мне все равно придется вернуться в свой тихий, пустой дом. Свет будет выключен. По телевизору не будет мультяшных собак с австралийским акцентом. На полу не будет частей Лего, ждущих, чтобы на них наступили. Не будет Валентины, пробирающейся в мою спальню после того, как Анжелика заснет.

Будет только пустота.

― Отлично.

Я снова сажусь за свой стол и открываю бесконечный поток электронных писем. У меня было все, о чем я только мог мечтать, и я это потерял. Работа ― единственное, что у меня осталось.