Через два дня я работаю в кабинете Данте, когда раздается звонок в дверь. Дома только я. Данте вышел в магазин, а Анжелика сейчас в палаццо Антонио, где Агнес учит ее печь.

На мне треники и футболка, без лифчика. У меня есть три подходящих бюстгальтера, и все они лежат в корзине для белья, ожидая, когда я постираю их вручную. Я натягиваю толстовку Данте, чтобы не было видно соски, и спускаюсь вниз, чтобы узнать кто там.

Это Сильвио, а рядом с ним ― незнакомец, мужчина лет сорока с зачесанными назад волосами. ―

 Простите, что беспокою вас, Валентина, ― извиняется Сильвио. ― Но синьор Тревизани настаивает, что ему нужно поговорить с синьором Колонна.

― Его здесь нет. Он вышел за хлебом. ― У Марты выходной, поэтому мы сами покупаем продукты. Удивительно, как быстро становишься избалованным.

― У меня есть информация, которую он просил. ― Тревизани нервно оглядывается по сторонам. ― Могу я подождать внутри?

Я смотрю на Сильвио, и он пожимает плечами. Я обдумываю ситуацию. Тревизани, должно быть, входит в список доверенных лиц Лео, потому что в противном случае охранники остановили бы его еще до того, как он постучал в дверь. Но все равно странно впускать в дом совершенно незнакомого человека, особенно так скоро после того, как мы перешли в состояние повышенной готовности.

― Я офицер карабинеров, ― быстро говорит Тревизани, показывая мне свой значок. ― Мне нельзя появляться рядом с домом Колонны. Если кто-то узнает меня…

Вполне справедливо.

― Заходи, ― приглашаю я. Сильвио выглядит так, будто хочет присоединиться к нам, но сегодня дежурит только он. ― Я займусь этим, Сильвио.

Тревизани заходит внутрь и садится на диван.

― Хотите что-нибудь выпить? ― вежливо спрашиваю я.

Он перестает покачивать ногой, чтобы ответить.

― Нет, спасибо. ― Он поднимается на ноги и протягивает мне руку, его взгляд задерживается на свитере. ― Я не представился должным образом. Меня зовут Бруно Тревизани.

― Приятно познакомиться. Я Валентина…

― Я знаю, кто ты, ― перебивает он, улыбка на его лице очень близка к похотливой. ― Ты та девушка из больницы, ради которой Колонна убил своего брата. ― Он ухмыляется. ― Судя по его толстовке, похоже, что у него все получилось.

Я дергаюсь, как будто меня ударили током. Ты та, ради которой Колонна убил своего брата. Убил своего брата.

― Что ты сказал?

― Ты девушка его брата, не так ли? Я скрыл подробности в своем отчете, чтобы помочь Данте, но это было очень неприятно. Знаешь, он клялся, что это был несчастный случай, но теперь, когда я вижу тебя… ― Он широко улыбается. ― Не могу сказать, что виню его.

Мой рот наполняется желчью. Комната качается вокруг меня, и я хватаюсь за диван, чтобы не упасть.

― Я вынуждена попросить тебя уйти, ― говорю я безвольными губами. ― Я скажу Данте, что ты заходил.

― Что за…

― Уходи сейчас же. Пожалуйста.

Десять лет я верила, что Антонио Моретти убил Роберто.

Но если этот полицейский говорит правду, то это был не Дон.

Это был Данте.

Глава 29

Данте

Когда я возвращаюсь домой, Валентина лежит на диване в гостиной, прижимая к груди подушку.

― Булочная была закрыта, ― говорю я ей. ― Боюсь, тебе придется довольствоваться хлебом из бакалейной лавки. Извини.

Она не смотрит на меня. Не отвечает. Ее взгляд устремлен на пустой экран телевизора. Меня охватывает страх.

― Валентина? ― спрашиваю я. ― Что случилось?

Долгое время она ничего не отвечает.

― У меня к тебе вопрос, ― наконец говорит она, по-прежнему не глядя на меня. ― И я хочу, чтобы ты сказал мне правду. Это ты убил Роберто?

Мое сердце останавливается. Она знает. Я даже представить не могу кто ей сказал, но она знает.

― Да.

Валентина поднимает голову. В ее глазах столько муки, что я отшатываюсь назад, пораженный. Я делаю шаг к ней, инстинктивно желая облегчить ее боль, но она вздрагивает.

Она никогда не боялась меня. А сейчас вздрогнула.

Я должен был сказать ей об этом сам, но я промолчал, а теперь уже слишком поздно исправлять ситуацию. Она выглядит так, будто ее предали, и это моя вина.

― Валентина, я…

― Почему ты мне не сказал?

Я запускаю пальцы в волосы.

― Я не знаю, ― говорю я, осознавая, насколько неадекватно это звучит. ― Стрельба была случайной, и я не думал, что ты…

― Ты не думал, что я пойму? ― перебивает она. ― Ты думал, я решу, что ты хладнокровно убил своего брата? Или ты думал, что я разозлюсь, узнав, что человек, который издевался надо мной полтора года, мертв? ― Она делает глубокий, прерывистый вдох. ― Я сидела здесь, в твоей гостиной, ждала, когда ты вернешься домой, и кое-что поняла. Я доверяю тебе, но ты не доверяешь мне.

― Это неправда. Я доверяю тебе свою жизнь.

― Но ты не доверил мне правду. ― Ее лицо морщится. ― У тебя было десять лет, чтобы рассказать мне, но ты этого так и не сделал. ― Она крепче сжимает подушку, костяшки пальцев побелели. ― В ту ночь, когда мы впервые спали вместе, тебе приснился кошмар. Я села на твою кровать и обнажила перед тобой свое сердце. Я призналась, что Роберто преследовал меня во снах целый год после рождения Анжелики, но он не мог причинить мне вреда, потому что Антонио убил его. ― Ее голос опускается до шепота. ― Ты выслушал меня, но не поправил. У тебя было столько возможностей сказать мне, но ты этого не сделал.

― Мне жаль. ― Выражение ее лица говорит мне, что мои извинения ― слишком мало и слишком поздно. ― Я должен был сказать тебе.

― Я призналась, что единственная причина, по которой я пошла работать на Антонио Моретти, ― это мой долг перед ним. Ты мог сказать мне тогда. Антонио знал все это время. Лучия, наверное, тоже знает. ― Она удрученно качает головой. ― Я чувствую себя такой дурой.

Каждое ее слово ― обвинение, которое ранит меня в самое сердце. Потому что она права. У меня было столько возможностей сказать ей об этом, и каждый раз я выбирал путь труса.

― Два дня назад я сказала, что люблю тебя. Ты мог сказать мне тогда, ― неумолимо продолжает она. ― Но ты этого не сделал. ― Она смотрит прямо на меня. ― Дело не в защите, а в уважении. Ты не уважаешь меня настолько, чтобы доверить мне правду. Ты не относишься ко мне как к партнеру, Данте. Ты обращаешься со мной как с ребенком.

― Валентина, ― беспомощно начинаю я. ― Я облажался. Но, пожалуйста, выслушай меня. Я тебя чертовски уважаю. Я никогда не собирался…

― У меня остался только один вопрос. Ты когда-нибудь собирался рассказать мне?

Она дает мне крошечную надежду. Я могу ухватиться за нее. Я могу солгать и заверить ее, что обязательно рассказал бы ей о Роберто. Я мог бы сделать все, что требуется, чтобы спасти наши отношения.

Но она заслуживает большего.

Она заслуживает гораздо большего, чем я.

― Нет. ― Я сжимаю руки в кулаки. ― Весь последний месяц я каждый день просыпался, думая, не сплю ли я. Вы были здесь, ты и Анжелика, и у меня было все, чего я когда-либо хотел. Я бы хотел притвориться, что хотел рассказать тебе о Роберто. ― Боже, как больно продолжать. Каждое слово увеличивает пропасть между нами. ― Но правда в том, что я не хотел рисковать разрушить то, что у нас было.

― Все, что у нас было, ― шепчет она, ― и все, чем мы были, было построено на лжи. ― Она отпускает подушку и поднимает голову. ― Думаю, нам с Анжеликой пора уезжать. Мы вернемся в нашу квартиру.

― Ты не можешь, ― отчаянно говорю я, хватаясь за соломинку. ― Это небезопасно. Ты же не хочешь рисковать жизнью Анжелики…

― Пожалуйста, не надо. ― Она говорит так, будто находится на грани слез и сдерживает их усилием воли. ― Пожалуйста, не используй мою любовь к дочери против меня.

Я молчу. Она тянется к шее и расстегивает ожерелье, которое я ей подарил. Осторожно она кладет его на кофейный столик.