— Это почему? — я снял фуражку и поскреб затылок. — Дай угадаю… я что-то накопал такое, неудобное начальству? Да?

Инспекторша вздохнула и, глянув мне в глаза честно и открыто, проговорила:

— Всем хочется героями быть. Саша, а ведь ты просто заволокитил сроки по нескольким делам и материалам, получил представление из прокуратуры за это, был привлечен к дисциплинарной ответственности за нарушение норм УПК, и…

— Погоди, — прервал я. — Шучу я. Конечно, я знаю, почему я здесь. Просто иногда хочется услышать это от других…

— Да? — с лёгким раздражением, но снова игриво переспросила Мария. — А я уж думала, это ты меня проверить решил, что ли. А зачем от других?

— Понимаешь, Маша, чтобы, как это называется, пробрало… До самых недр души. Чтобы встрепенулось внутри все по-комсомольски. Чтобы мог я осознанно избрать путь исправления и личностного роста, как молодого строителя коммунизма, и не быть разгильдяем в рядах ваших… кхм, наших органов. Сама знаешь, что общественное мнение и институт коллектива у нас в стране играет важную роль в формировании личности, сотрудника, работника. Вот я… Хочу, чтобы вы, коллектив — на меня влияли… Ух! Аж пробирает от таких мыслей. Чувствуешь?

— Похвально, — закивала Маша. — Только если ты Мухтара не найдешь, тебя обратно в область заберут. В следственный отдел…

Проговорила она это с некоторым сожалением, будто совсем не хотела, чтобы родной Зарыбинский ГОВД лишился и Мухтара, и кинолога.

Я пораскинул мозгами. Мне в следствие никак нельзя. Это же палево лютое, там меня вмиг раскусят. Я же не смогу составить ни одной процессуальной бумажки. Вот как протокол, мать его в топку, составлять? А этих протоколов разных там и постановлений всяких — больше, чем навоза за колхозной баней. Нельзя мне в следствие, не хочу… И сидеть в кабинете в стул пукать — что за работа такая? Не для того я на волю вышел и попал сюда, чтобы метрами квадратными кабинета следачьего себя ограничивать.

Вот только сейчас до меня дошло, что в ментовке, если уж и придется пересидеть пару лет, то должность кинолога — самое то. А собака? А что собака, в клетке пускай сидит, всем скажу, что не отошел Мухтарка от смерти прошлого хозяина ещё, мол, работаю над приручением. Его история всем известна, поэтому поверят, и мне спокойнее, и следствие Угледарска целее будет. Решено. Найду псину и во что бы то ни стало верну ее. Вот только где ее теперь искать?

В таких думках я вышел из кабинета. Как вдруг из темного закоулка коридора ко мне сзади кто-то подскочил. Не люблю, когда со спины подходят. Резко обернулся и очутился нос к носу с Трубецким.

— Слышь, ты… смотритель вольер, начальник мисок, — прошипел лейтенант, чуть озираясь. — Я тебя закопаю…

— Послушай, Антоша, я тебе уже говорил, что доской кинул из благих намерений.

— Да какая на хрен доска⁈ — лицо оппонента критично близко придвинулось к моему, казалось, сейчас Трубецкой будто Тайсон укусит меня за ухо. — Ты к Машке… к Марии Антиповне не лезь, понял?..

Первая мысль — двинуть в пах коленкой. Благо дистанция самая что ни на есть удобная. Но второй раз ведь не отпишусь, никто не поверит, что во благо по яйцам стучать можно. Мне в этом отделе, похоже, больше двух лет чалиться. Нужно почву под ногами не раскачивать, а притаптывать.

— Ты Мухтара не видел? — перевёл я стрелки.

— Чего?..

— Я говорю, когда Мухтар на тебя псыкнул, ты не видел, куда он утёк?

— Мужики, вы собаку не видели? — спросил я примостившихся на лавочке в скверике троих субъектов мужского пола.

Перед ними как раз открывался обзор от ограждения дворика ГОВД, откуда смотался пёс. Я отправился на поисковую операцию и решил, как это там называется, опросить возможных очевидцев и свидетелей. Буду привыкать ко всяким ментовским словесам, ага.

Один из мужиков небрито-похмельной наружности в кепке, второй в спортивном костюме с молчаливым лицом, третий вполне себе интеллигент, даже очки нацепил, чтобы приличнее казаться.

Увидев человека в форме, мужики вдруг засуетились и спешно спрятали эмалированный бидон с вишенкой на боку за лавку, а вяленую рыбу накрыли газетой.

— Ничего мы не видели, товарищ милиционер, — вразнобой пробормотали они. — Мы ничего не брали…

— Так, так! Распиваем в общественном месте? — прищурился я пронзительно, этак по-ментовски — это, кстати, надо будет потренировать еще перед зеркалом. — Документики показываем.

— Да ты что, командир? — развел руками небритый… — Какой выпиваем? Мы же просто передохнуть сели. Не потребляем, а воздухом дышим. Глянь-ка, бидон целехонький, пивко по каемочку налито. Ни глотка не сделали. Из магазина напиток несем. Законом не возбраняется.

— Подтверждаю, товарищ милиционер, — прокартавил интеллигент. — Я дико извиняюсь, но могу дыхнуть.

— Ну дыхни…

— Фух!

— А ну бидончик открой… Ага… Ля вы крысы! Органы дурить вздумали, каемочка у вас посередке тары расположена? Да? Там половины напитка не хватает.

— Командир, не взыщи, — хитро прищурился небритый, доставая откуда-то смятую трёшку. — Может, договоримся? Как говорится, вот наш билетик на волю.

— Договоримся, — кивнул я. — Деньги убери от греха. Короче, слушайте сюда… Из ГОВД сбежала овчарка, окрас обычный, как в кино. На вид злая, в размерах большая, хвост полумесяцем, уши торчком. Запоминайте приметы. Кобель по кличке Мухтар. Характер скверный, при обнаружении сообщить мне. Сейчас сделаем так, вы рассредоточитесь по скверику и прочешете близлежащую территорию. Ясно? Это и будет ваш билетик из медвытрезвителя. Найдете пса — еще такой же бидончик пивка с меня и лещики.

— Корюшка! — вдруг выдал тот, что молчал, в спортивном костюме.

— Не на рынке, товарищ, не торгуемся, — фыркнул я. — Ладно, корюшка, так корюшка. Вперед и с песней.

— Это самое, товарищ милиционер! А нам палкой его можно? Или камнем?

— Отставить камни-палки. Ни в коем разе… Объект брать живым и невредимым. Всем ясно? Не слышу!

— Так точно, товарищ лейтенант, — нестройным хором откликнулись мужики.

— Тогда вперед, товарищи алкоголики и тунеядцы. Помните, что на вас сейчас смотрит вся советская милиция. И поосторожней там, кобель-то злющий, как моя бывшая тёща.

Про тёщу я загнул, конечно, какая там в двадцать лет тёща. Но зато распивающие поспешили к скверику ещё бодрее. Операция по поимке Мухтара началась…

«Пехота» моя пошла «веером», рассыпавшись и рассредоточившись по скверику — мышь не проскочит, муравей не пробежит. Бидон с пивом оставили в «штабе» под лавкой, укрыли газеткой, замаскировав под мусор, чтобы на душе спокойнее было.

Я побрел искать помойки, подумал, что бездомный пёс (Мухтар же сейчас — бездомный?…и некормленый, к тому же) непременно должен наведаться на мусорку. Но никаких помоек я не нашел, либо коммунальщики в этом времени лучше работали, либо граждане сознательнее были и не мусорили. Или два в одном.

Вернулся в скверик. Насаждения кончились, началась улица. Поток машин жиденький, засоренность страны автомобилями еще низкая. Зато много мотоциклов с колясками, трамваев и автобусов.

— Куда дальше, командир? — спросил небритый по прозвищу Пистон.

— Туда, — уверенно махнул я, как полководец, указывая на прилегающий к дороге двор, заросший кустиками и раздававшими пух тополями. Там, где-то в глубине дворовой территории, промелькнула собачья свадьба. Ни один уважающий себя кобель такое мероприятие не пропустит, вот я и подумал, что Мухтар где-то там. Наверное, уже всю свою тоску по человеку забыл и резвится.

Вошли во двор. Песочница, каруселька, грибок и станина из труб для выхлапывания ковров. Но нет собаки.

— Гав! Гав! — послышался откуда-то басовитый лай, брехала явно не болонка.

— Туда! — махнул рукой Пистон в сторону сараев в конце двора.

Туда — так туда… Я и трое чуть пошатывающихся «внештатников» шерстили ряды сараюшек, что приткнулись ко двору из пятиэтажек.