— Ага, — кивнув, Нурлан подорвался со стула, схватил флакончик и замер, будто опомнившись. Насупился и пробормотал:

— А ты чо-на тут раскомандовался-то? Так-то я и сам разберусь, что делать.

Правда, вышло у него как-то вяло. Без наскоку.

— Слепые пассатижи… — вздохнул я. — Ахметов, смотрю, глаза у тебя все-таки лишние?

— Да, ладно, я ж пошутил, — пожал плечами сосед и на всякий случай отступил на шаг назад. — Уже и спросить нельзя…

— Если что, конечно, спрашивай, не стесняйся, обсудим и сделаем, как я сказал.

Сомнений в том, что так и будет, у соседа не возникло. Но он вдруг замер и стал разглядывать меня, будто я хамелеон какой.

— Слушай, Мороз, а что с тобой случилось? — протянул он.

— Не выспался.

— Да не-е… Ты всегда был, ну, такой… как… Короче не такой. А тут вдруг это самое… Будто не ты совсем.

— Ты хочешь спросить, что изменилось во мне?

— Да нет, я так. Не отвечай, если не хочешь.

— Понимаешь, Нурик, сон мне приснился, — я картинно закатил глаза. — Пришел ко мне Он и сказал, что так жить больше нельзя. Неправильно это… Вот я его и послушал.

— Кто пришел? Бог?

— Какой на фиг Бог, Нурик? Ты советский человек или нет? Генеральный!

— Сам Леонид Ильич⁈ Врешь!

— Так говорю же, сон. Но после него что-то щелкнуло у меня внутри. Будто другим человеком я проснулся… Так что будешь барагозить — выселю и тапки не отдам.

Я махнул рукой — мол, шуруй к коменде, пока жив.

— Да я чо? Я ничо… Было и было. Как говорил Кутузов, кто старое помянет, тому глаз вон. А может, это… По чуть-чуть? — Ахметов показал двумя пальцами дозу в воображаемой стопке. — За дружбу нашу с тобой?

И как-то даже заискивающе улыбнулся. Надо сказать, такая лыба его не красила.

— Ты в отпуске?

— Не-а, после смены.

— А я?

— Не понял…

— Спрашиваю, я в отпуске?

— Ха! Прикалываешься, да? — сосед ещё шире растянул улыбку и попытался засмеяться, но, видя мою серьезность, проглотил весь хохот. — Ты в отгуле. Ночью работал, вот у тебя это… как его-на? Отсыпной! Точно. Ты что, не помнишь?

Я поморщился и призадумался. Если я работал ночью, получается, что должностюшка у меня совсем не великая. Кто я есть на мясокомбинате? Формовщик колбасного цеха? Забойщик? Мотальщик кишок? Какие там еще специальности бывают, не знаю. Ну а чего я хотел, вчерашний школьник? Надеюсь, ПТУ хоть у меня за плечами имеется, а то и разряда не видать.

В голове зазвенело папановское: шоб ты жил на одну зарплату! Да, невелика небось получка…

— Да я шучу, Нурик, — улыбался я. — Помню, конечно, что сегодня первое июня, четверг, — я посмотрел на него и год 1978-й не стал упоминать, слишком подозрительно будет.

— Конечно, четверг! Сегодня чемпионат мира по футболу начался. Жалко, что наши туда не попали… Уже второй раз пролетают мимо, как фанерка над Алма-Атой. Мешки-на! Ну ничего, когда-нибудь все равно станут чемпионами мира.

— Лучше не жди, — тихо проговорил я.

— А?

— Я говорю, тебе когда на работу? — начал я издалека.

Надо пробивать нужную инфу про свою должность, логично же предположить, что с Ахметовым мы работаем вместе или плюс-минус рядом.

— Завтра, как и тебе, — недоуменно свел брови Нурлан.

— Вместе поедем, во сколько?

— Мороз, ты чо? Какой вместе? Я с тобой по улице рядом не пойду.

— Офигел⁈ — я побарабанил пальцами по столу. — Это еще почему?

— Ты извини, брат, но там, за стенами общаги, не брат ты мне вовсе. Лучше сразу перца сыпь, чо хошь делай, а с ментом я рядом в поле срать не сяду.

— С каким ментом? Я их тоже не жалую. Мусоров…

Нурлан отшатнулся от меня и заморгал. Бога уже поминал — ладно, хоть бесов изгонять ещё не начал.

— Шайтан мне в трусы, — еле выговорил он, — ну ты точно с верблюда рухнул! Ты же сам мент!

— Кто?

У меня даже в голове что-то затикало. Наверное, вот так чувствуют себя люди, у которых аневризма вот-вот того.

— Ты… — Ахметов на всякий случай попятился к двери.

— Ха… Смешно. Наверное…

Стадия отрицания не давала мне поверить в слова соседа. Но я не удержался, чтобы не подойти к шкафу и не распахнуть дверцы.

Замер, даже дышать перестал. На самодельных плечиках, скрученных из толстой проволоки, висела… серая милицейская форма советских времен. Навскидку — примерно моего размера. Уж точно не Ахметова — он гораздо выше меня, явно не его лекалы.

Твою мать!!! Я не верил своим глазам… Я — мент⁈.. Это шутка злодейки-судьбы такая⁈

Даже дыхание спёрло, а в голове язвой крутилась легкомысленная мерзкая песенка: «Хоп, мусорок».

Так вот почему дежурный в ментовке меня узнал. И начальник местной милиции майор Кулебякин тоже… А я думал, что вхож в криминальный контингент. Еще и удивился, что меня так легко отпустили. Ха! Наивный! Подумал, может, советская милиция особой гуманностью отличается — мол, на этот раз прощается. Ан нет… ларчик этот просто открывался. Мусор я, как и они — фараон, легавый…

Я схватился за голову. Да за что мне это?

— Мороз, чо с тобой? — вытянул шею Ахметов, заглядывая мне через плечо.

— Иди, капли отнеси, — отмахнулся я.

— Э-э… Опять командуешь-на? — проговорил он с претензией, но уже совсем без агрессии.

— Привыкай, Нурик, привыкай… Ведь я… — вглядевшись на погон кителя, сверкающий двумя звездочками на «стальном» галуне, я сглотнул и с хрипотцой выдавил: — Ведь я лейтенант советской милиции…

А после еле слышно пробормотал:

— Надеюсь, какая-нибудь штабная крыса или, на худой конец — участковый.

А еще лучше — кадровик какой-нибудь. Вроде и мент в погонах, а работает только с бумажками, и жульманов разве что через решетку видит, когда проходит мимо дежурки в восемь и в пять. Проговорил я это тихо, даже почти про себя, а не вслух, но Нурик, чтоб его растак, услышал.

— Мороз. Ну ты точно сегодня летящий. Какой на фиг участковый? Ты этот… Который кино показывает… забыл, как называется.

На сердце немного отлегло. Кино в милиции не показывают, ни в той, ни в будущей полиции. Может, это ошибка? Форма — а что форма? Она бутафорная, из театра или из ДК, а я какой-нибудь киномеханик или билетер-кассир в местном клубе. А что? Не западло…

— Какое-такое кино? — с надеждой уставился я на соседа.

Смотрел на него, как утопающий на последнюю шлюпку. Ахметов проговорил, нацелившись уже в дверь:

— А я почём знаю? Какое вы там крутите… Должность у тебя называется как-то хитро, с фильмом созвучное. Или с кино… Точно, вспомнил! Ты кинолог!

ТЫ КИНОЛОГ! ТЫ КИНОЛОГ!

Пульсировала в голове последняя фраза Нурика, будто он повторял ее снова и снова. Конечно, сосед молчал, щурился и с любопытством наблюдал за мной, будто Миклухо за аборигеном. Хорошо, что Нурик не отличается умом и сообразительностью, как птица Говорун, и не сможет вычислить во мне чужака. Поэтому я не слишком перед ним скрывал обуявшие меня эмоции. Поскреб затылок, побродил задумчиво по комнате, подошел к кровати и сел.

Это что получается?.. Судьба собрала все мои фобии в один флакон — и засунула меня туда же? Теперь я мент и собачник. Что может быть для меня хуже?.. Твою мачеху!

Не лучше ли было сдохнуть? — промелькнула в мозгу гаденькая мысль, но я тут же задавил её на корню.

Нет! Не просто так мне был дан второй шанс. Так не бывает. Если новые жизни загораются, значит, это кому-нибудь нужно… Значит, я должен что-то сделать… Что? Для кого? Зачем?

Вопросов много, но разберемся с этим позже, а сейчас надо с моим родом деятельности порешать. Чай не крепостной — из ментовки и уволиться можно. Завтра же заявление накатаю, или как там у ментов называется? Докладная? Рапорт?.. И — свобода попугаям! Ну, допустим, не так сразу. Сколько сейчас по КЗоТу РСФСР отработать положено? Две недели? Месяц? Да, если даже месяц, как-нибудь сдюжу. Никогда дядя Саша под ментами не ходил и ходить не будет. На том и успокоился.