— В истории милиции немало славных страниц, — лилось из квадратного с обтекаемыми углами корпуса приемника. — Ровесница Великого Октября, она в горниле военных испытаний и в буднях грандиозных строек шла в ногу со всей страной. Сегодня наша советская милиция находится на качественно новом этапе своего развития. Исторические решения ХХV съезда КПСС…

И дальше про социалистическое общество заливает. Ф-ух! Аж мурашки по коже… Даже запись старую в эфир пустили. Нормально так заморочились, на грани фантастики. Кто? Зачем?..

Я снова огляделся. Потрогал свою физическую оболочку и — как обухом по голове.

Ни фига это не постановка!!!

Это… Это же… НЕРУШИМЫЙ, собственной могучей персоной! Красный и необъятный, многонациональный и однопартийный, серпастый и молоткастый. Аж ногами к песку прилип от осознания новой реальности. Сглотнул, головой мотнул.

Это, что получается? Я в прошлом? Еще и в новом теле? А тот задохлик куда делся, в которого вселилась моя грешная душа? Ну ясно куда, утоп. А я вот явился — и оживил тельце.

Как⁈ Зачем⁈ Почему⁈ Но домыслить мне не дали.

— Эй! Баклан! — раздался сзади меня голос, почему-то знакомый. — Сюда иди, базар есть!

Это ж кто ж так на воровском судачит? Уж не Сенька-форточник ли? Нет, он остался в прошлой жизни на киче, а тут кто?..

Хм… Я обернулся — и увидел того чесночного. Он явно сразу увязался и шел потихоньку за мной, пока я хлопал глазами на реалии нового-старого Союза. Подождал, когда Тортила и прочие зеваки отстанут, чтобы предъяву кинуть.

— Базар есть? — хмыкнул я. — Так сюда греби, рыжий, если кудри жмут.

От такой наглости мужик опешил. На вид ему лет тридцать пять. Взрослый мужик, думал возрастным авторитетом меня задавить, не получилось. Постоял пару секунд, помялся, не признал в дрище (наверное, я именно так выглядел) сурьёзного противника, пока я не заговорил в ответку и про златокудри ему не напомнил. Но делать нечего, назвался джином, полезай в лампу.

Чесночный выкатил грудь и челюсть на пару сантиметров впереди своей тушки и с видом боевого гиббона направился ко мне. Остановился, огляделся. То ли поддержки искал, то ли наоборот — не хотел, чтобы нас видели.

— Слышь, ты! Студент! — надменно фыркнул он. — Я тебя из воды вытащил, когда ты тонул, а ты борзеешь.

— За «вытащил» спасибо, а ходить за мной не надо, для здоровья вредно. Давай, паря, иди куда шел, загорай дальше.

— Ах ты, сучонок! — глаза его сузились, а пальцы сжались в кулаки.

Вот-вот врежет, но я был первым. Не то чтобы я хотел затеять драку в общественном месте, но за «сучонка» рыжий должен ответить, даже если он сам не знал, как оскорбил меня.

Короткий, почти невидимый замах, и кулак мой летит в наглую веснушчатую морду.

Соперник выше ростом и шире в плечах. Но я достал. Бам! Костяшки хряснули по скуле. В яблочко! Но, на мое удивление, чесночный не шлепнулся на спину, как я ожидал, а лишь пошатнулся и сразу зарядил мне ответку.

Я еле успел пригнуться. Его кулаки просвистели над головой. Махал тот руками, что вентилятор на жаре. Быстро, но неумело.

Я распрямился и одновременно зарядил апперкот рыжему под челюсть. Бам! Снова в яблочко, но он снова стоит — и вот уже ломает меня, вцепившись обеими руками в корпус.

Какого демона⁈ Почему он не упал? И тут до меня дошло. Веса во мне теперешнем, что в мешке с картошкой. Руки, хоть и молодые и длинные, но не тренированные, явно больше табуретки за всю жизнь ничего не поднимавшие. Ну точно студент… физмата. И без мата не взглянешь на себя… А этот жлобина — в плечах косая сажень, руки, что оглобли. Хоть и неумеха, но силушкой не обижен — хотя, конечно, не такой злобный противник, как Серый, не прикончить меня рвётся, а просто навалять наглецу. Мне бы только в нос ему дать хорошенько, чтобы остыл. Все эти мысли пролетели буквально за долю секунды, а тем временем мы оба упали и уже барахтались в песке.

— Караул, милиция! — призывали бдительные граждане.

Вот влип! Не люблю я органы! Сколько мента ни корми, он все одно тебя закроет. А эти еще и взяток не берут, наверное. Из СССР которые… Не хватало мне загреметь сейчас за хулиганку. А так все прекрасно начиналось, а сейчас цепочка может замкнуться. Тюрьма — свобода — пуля в грудь — молодость — снова нары…

Нет! Не хочу обратно, ни в свое время, ни в тюрьму. Там света мало и мужиками потными воняет.

Совсем забыл, что граждане в Союзе были бдительные, сердобольные и душевные, нельзя на виду у них в драку ввязываться. Вмиг по харе надают или того хуже — ментов вызовут. То ли дело в моем времени. Всем на всё с большой колокольни. Никто не вступится, никто легавых не будет вызывать. Просто достанут телефоны и будут себе преспокойненько снимать и постить.

А тут попадос, однако. Уже слышу трель ментовского свистка. Май твою труд! Сам виноват, думать надо было. Отвести этого рыжего за уголок, а уж там с ним разбираться… Просто новая реальность меня немного из колеи выбила. Так-то я всегда придерживался принципа, что думать надо головой, любить — сердцем, а чуять — жопой. И самое главное — не перепутать.

Чьи-то сильные руки растащили нас с рыжим по сторонам.

— В чем дело, товарищи? — прозвучал грозный голос.

Я огляделся. Менты? Нет! Парни вполне себе штатские — брючки в непритязательную полоску, рубашки в квелый василёк. Прикид гражданско-деловой, в общем. Но лица решительные и грозные, что у политрука перед боем. Какого, спрашивается, Маркса они в свисток дули? Не менты ведь, не бывает постовых без формы, даже в славном Совке.

И тут я заметил, что у каждого из парней на правой руке по красной повязке. Как в школе дежурные раньше носили. Только, если повязки эти — на взрослых дяденьках, что по улице шагают и с лицами трезвыми да суровыми, это означает одно — перед нами дружинники. Добровольные помощники ментов по охране общественного порядка.

Помнится, в СССР они даже вполне себе могли задерживать дебоширов и пьяниц всяких и составлять на них административные протоколы.

— Что здесь произошло? — грозно спросил один из дружинников.

Мне на вопросы их отвечать не с руки. Сам не понял, как все получилось — и вообще, как попал сюда. Если что, сбежать не сложно, как два пальца об циркулярку. Но вот тут уже вопросики наклевываются неудобные. Где моя одёжа? — это раз. Куда бежать? — это два. Кто теперь я? — это три. Не дай бог, бухгалтер или какой-нибудь студент физмата. Не люблю математику, мать наук. Со школы не люблю. Еще тогда я усвоил главное правило математики: не все ли равно?

— Заберите этого, — чесночный не стушевался, а наоборот, кивнув на меня, задрал нос и выдал эту фразу, как распоряжение. — Не соблюдает правила поведения на воде, сам чуть не утоп, нарушает общественный порядок, затеял пререкания с гражданами, обозвав их «господами», учинил драку и вообще… проверить бы его по полной не мешало, мне кажется, он того… Психический.

Целый доклад, ишь ты.

— Эрик Робертович! — вытянулся в струнку белокурый дружинник, а второй, приметив рыжего, втянул живот, хотя его и так не торчало. — Здравствуйте, а мы вас не признали. Все сделаем! Не сомневайтесь! Доставим в отделение хулигана, там с ним разберутся.

— Вы уж с ним построже… — наставлял, тряся указательным пальцем, Эрик Робертович. — Чтобы не позорил звание комсомольца. Наверняка ведь в комсомоле состоит, паскудник. Разобрать его на собрании ячейки надо.

— Все сделаем, Эрик Робертович, — синхронно кивали дружинники. — И по месту учебы сообщим, и в комитет сигнализируем.

— Спасибо, товарищи, — мой недруг поочередно пожал руки дружинникам.

А я призадумался. Эрик Робертович⁈ Что за птица такая важная? Даже красноповязочники его холеную физию узнали. Мент? Хм… Не похоже… Базарит не на ментовском, да и не тянут они руки пожимать тем, кто ниже по званию-должности…

Кто ты, воин?

Не важно. Самое время линять. Не хочу в КПЗ чалиться, да еще и в одних плавках. Ведь я, естественно, не помню не только своего имени, но и где оставил рубашечку на этом пляже. Да и какая она у меня — скучная или в полосочку.