— Ты куришь? — настороженно спросил я, не забывая о том, что совсем уже скоро тринадцатое июня.

— Не-е, — деловито замотал он головой. — Бросил.

— Давно?

— Как заболел, так и бросил. Ну так что? Давай Мухтара на речке еще раз помоем? С шампунем.

— Часто нельзя с шампунем. Искупаем в обед, чтобы и самим искупаться можно было спокойно. А сейчас будем его в новый дом переселять. Глянь, какой вольер отгрохали.

Я ткнул пальцем в новенькое строение, что притаилось в тени тополей, чуть ближе к тому месту, где покоился разбитый и изъятый автомототранспорт.

Хоть и неказистое жильё, хоть и из обрезок досок, но чистенько и опрятно. Еще и теплая будка-то — сразу к зиме смастрячил, двойные стены, а между ними — пакля.

— Ух ты! А вольер-то я и не заметил, — просиял Серый, а потом вдруг повернулся и спросил. — А ты чего к нам не заходишь?

— А должен? — озадачился я.

— Ну, конечно… Там это… сеструха про тебя спрашивала.

— Что спрашивала? — насторожился я.

— Да фигню всякую. Я уже и не помню.

— Обязательно зайду. Ты кстати, когда вырастешь, кем хочешь стать?

— Космонавтом.

— Серьезно? — я вскинул удивленную бровь.

— Сан Саныч, нет, конечно, что ты меня как маленького спрашиваешь?

— А ты не маленький?

— Нет, конечно, детство — это когда кот старше тебя! Дурацкие у тебя вопросы, как у вожатой. Никем я не хочу стать. Карманником раньше хотел. Интеллигент говорил, что у меня отлично получалось. Так ты…

— У тебя отлично получается и другое.

— Что, например?

Я повёл рукой перед собой.

— Ты отлично ладишь со служебной собакой, клеишь модели, наверное, что-то еще есть, о чем я не знаю.

— Самолетики мне надоели, а вот Мухтар…. Это да… — Серый с любовью погладил пса, которого я вел на поводке к новому месту жительства.

— Ну тогда тебе прямая дорога в кинологи.

— Как ты?

— Ну… да… — чуть замешкался я с ответом, ведь я сам еще без году неделя на этой стезе.

Но мысль сделать из пацана милиционера мне определенно нравилась. Все-таки я твердо решил не дать стать ему уркой. Не потому, что тот, взрослый Серый меня пришьет, а потому что я могу реально помочь не только себе, но и еще кому-то… Кажется, впервые в жизни такая возможность — и я даже не знал, что вообще-то мне этого давно хотелось.

— Как я… — наконец, кивнул я. — И будет у тебя свой Мухтар.

— Ну не-е, — поморщился Серый. — Стать ментом. Фу-у… Ну разве что, если как ты… То еще можно подумать.

— Пошли-ка, — я развернулся сам и потянул собаку вбок.

— Куда?

— Узнаем, можно ли тебя оформить как юного помощника милиции. Как внештатника, или как там они называются, не знаю.

— О! Это что получается? Деньги мне будут платить?

— Нет, с юными помощниками мороженным рассчитываются. Куплю тебе. Пошли к начальнику, узнаем, есть ли вообще такая практика. И как это все оформляется.

— А пистолет мне дадут?

— С пистонами, — кивнул я.

В это время я боковым зрением увидел, как со второго этажа здания кто-то свесился с окна во дворик.

— Морозов! — раздался голос шефа, он был похож сейчас на толстую кукушку, что сломалась в часах и не может впорхнуть обратно. — Зайди ко мне! Срочно!

— Иду! — крикнул я, и кукушка наладилась — скрылась в кукушнике.

Я повернулся к Серому.

— Вот как раз и начальник вызывает. Пойдем со мной.

— Злой у тебя начальник, — поежился Серый.

— Не боись, солдат, ты же со мной.

Мы поднялись в кабинет Кулебякина.

— Разрешите?

— Входи, Морозов, а это кто с тобой? Что за детский сад привел?

Я спиной чуял, как Серов набычился.

— Это наш новый сотрудник, — улыбнулся я.

— Чего? — челюсть Кулебякина достала до узла форменного галстука.

— В будущем, конечно, а сейчас я хотел узнать: у вас, то есть у нас, какие-то общественные формирования предусмотрены школьникам, которые хотят помогать милиции?

Начальник удивленно крякнул.

— А чем они помогут? Закидают хулигана фантиками?

— Стенгазеты могут рисовать, оказывать помощь старым и плохо видящим людям при переходе через дорогу. Сигнализировать о правонарушениях и местах скопления неблагополучных подростков.

— Нет, этим всем тимуровцы занимаются, и то лишь в книжках.

— А я бы такое что-нибудь организовал, — задумчиво, как бы про себя, но вслух проговорил я.

— Слушай, Морозов, ты кинолог, а не начальник милиции… Иди, занимайся своими делами. Стой! Куда пошел?

— Делами заниматься.

— Совсем забыл, ядрена сивуха! Я ж тебя зачем позвал-то?

— Зачем?

— Ты там что опять натворил, Морозов?

— Где?

— в Караганде! Откуда я знаю, где. Звонил Эрик Робертович, просил тебя найти, сейчас он подъедет.

Я соображал, что и где я натворил, но так и не понял. В дверь же тем временем постучали, и, не дожидаясь ответа, она тут же распахнулась. В кабинет, сверкая рыжиной бакенбардов, важно вошел Эрик Робертович. Я отметил, что костюмчик у него уже другой, светлый, летний, но тоже с иголочки. А вот галстук все тот же, в бессмысленный ромбик. Любимый, видать.

— Здравствуйте, здравствуйте, — расплылся в любезностях шеф и поспешил навстречу гостю, ручкаться. — Рад вас видеть, проходите.

— Добрый день, — поморщился тот, — а я вот, Петр Петрович, не очень рад.

— Что вы такое говорите, дорогой, что случилось?

— Это все ваш подчиненный, — он скосил на меня недобрый взгляд. — Это он Эльбу украл.

— Что вы, Эрик Робертович! — вплеснул руками майор. — Вы что-то путаете, все совсем наоборот! Лейтенант Морозов нашел вашу собаку.

— Да? А как вы объясните вот это? — рыжий вытащил из портфеля черно-белую фотокарточку и небрежно швырнул ее на стол.

— Что это?

— А вы посмотрите! Снимал случайный прохожий. Мальчик-фотолюбитель из фотостудии Дома пионеров.

Я тоже придвинулся к столу, любопытство так и разбирало. Да и Серый протиснулся туда же, вытянул шею.

Глянул на фотку и офигел. На ней три гаврика вытаскивают из конуры, встроенной в сарай, овчарку, похожую на Мухтара, но несомненно это была Эльба. Один из гавриков очень похож на меня, только без кителя. Второй, с небритой мордой — Пистон, третий, что в спортивном костюме — Ильич, у которого мы потом взяли бредень и мотоцикл.

— Ты… ты охренел, Морозов⁈ — выкатил на меня глаза шеф. — Ты сп**дил собаку председателя горисполкома⁈

— Смотрите! — воскликнул Серый, тыча в фотку на рожу собутыльника Пистона и Ильича, на того, что был в очочках, а потом смылся и нам с псиной не помогал.

Рожа его отобразилась на снимке с краешку, ее я даже не сразу заметил.

— Это же Интеллигент!..

Немая сцена… Каждый думает о своем. Из оцепенения нас вывел Эрик Робертович.

— Это вопиюще! Сотрудник милиции ворует собаку! Я требую разбирательств! Я к прокурору пойду! Даже нет… не пойду, я его к себе вызову!

— Эрик Робертович, миленький, не надо вызывать прокурора, виделись же в субботу в бане все. Вот, выпейте, — Кулебякин протянул дражайшему гостю стакан с темной жидкостью.

— Это что? Чай? Почему холодный?

— Пейте, пейте, это напиток из Абхазии, мне коллеги привезли.

Рыжий глотнул и закашлялся.

— Это что, алкоголь?

— Напиток от сердца, от нервов и от плохих разговоров, — Кулебякин, как заправский тамада, заставил все же выпить председателя горисполкома.

Тот выглыкал полстакана, нос его налился вишней, а щеки порозовели, как у новорожденного поросенка. Но вместо того, чтобы теперь трезво оценить ситуацию, то есть поднять руку повыше да и махнуть на всё, он еще пуще разошелся.

— Уволить! Под суд отдать! — мерил шагами кабинет рыжий, видимо, «успокаивающее» на него действовало ровно наоборот.

— Разберемся, если надо, и уволим, и расстреляем, а потом еще и под суд отдадим, — суетился Кулебякин. — Уверен, что лейтенант Морозов нам все сейчас объяснит. Да, Морозов? Что молчишь?