Наличие хозпостроек прямо в среде многоэтажек — дело обычное сейчас. Этакая смесь городского и деревенского быта, даже баньки встречались.

— Вот он! — заорал Пистон. — Сюда!

Он прочесывал соседний от меня ряд построек. Теряя фуражку, я кинулся к нему. Туда уже прискакали и его дружки.

— Начальник, вот такая псина в дыру шмыгнула! — тыкал в угол сарая Пистон. — Твоя!

— Точно моя? Уверен?

— Зуб даю, все как ты и говорил. Сто пудов твой Мухтарище, как пить дать. Размером с теленка, а зубы, что стамески, и злющий, как мой бригадир! Рычит… У-у! Зверюга! Теперь не уйдет!

Я осмотрел дощатое строение, что стояло в ряду себе подобных, еще со времен Мамая оставшихся построек. В стене дыра выпилена. Туда уходит… цепь.

— Ну что делать. Начальник, будем?

— Погодите, воины Света, — обратился я к команде ловцов. — А точно ли моё там исчадие? Похоже, на цепи псина сидит, получается, что хозяйская.

— Да нет, глянь-ка, — не унимался Пистон. — Смотри, дырень в стене свежая выпилена, и цепочка новехонькая, чуть ли не в солидоле еще, только с хозмага.

Я посмотрел на помощничка с сомнением, но он решил по-своему — что я ничего не понял, и принялся пояснять:

— Как пить дать, стыбрили твоего пса, прикарманили молодца да на цепь посадили. Оно и понятно, такая зверюга в хозяйстве как сторож всегда пригодится. Может, подумали, что бездомная…

— А окрас какой у псины? — сомневался я.

— Так давай вытащим и посмотрим, — Пистон повернулся к собутыльнику, который был в спортивном костюме. — Чего встал, Ильич, берись за цепь и тяни!

— Ага, сам и тяни, ну его на! — попятился тот. — Я успел хвост его увидеть… У крокодила меньше!

— Ссыкло!

— Сам ссыкло! У меня дети, я жить хочу.

— Нет у тебя детей, не бреши!

Но тот защищался до последнего:

— А вдруг будут? А если сгину, то род Забабашкиных точно прервется.

— Так! — вмешался я. — Спокойно, бойцы. Сейчас найдем хозяина сарая, он откроет нам дверь и…

Должна же быть какая-то польза от корочек в этой жизни, подумал я. Менту все двери открыты, разве не так?

— Да ты что, начальник! Где мы его искать будем? Это же сколько квартир обойти… Ты пиво обещал, давай так собаку выковыривать.

— Ну давай, — кивнул я. — Хватай и тяни цепь, а я смотреть буду — Мухтар это или нет.

А что он думал — я сам полезу? Да щас!

— Тогда с тебя еще бидон, — Пистон засучил рукава. — За риск, так сказать… И если сгину, передайте Люське, что заначка за половицей спрятана, пусть лифчик себе новый купит. И скажите, чтобы Вовку-соседа на порог даже близко не пускала, даже за солью… У него соли дома ведро, а все равно по соседкам ходит, собирает.

— Дергай уже, — скомандовал я. — Завещание потом напишешь!

Пистон ухватился за цепь и потянул. На том конце привязи послышалось грозное рычание, будто дракона пробудили. Собачка немаленькая, по утробному рыку — на Мухтара очень даже похожа. К тому же Пистон никак сладить не мог с цепью — сильная, значит, псина, а это тоже, считай, примета. Ножки мужичка трясутся, по небритым мордасам пот в три ручья, а не сдается Мухтар, молодец, стервец.

— Начальник! — взмолился Пистон. — Помогай! Мочи нету, щас почку выплюну!

— Погоди! — я скинул фуражку и китель, свернул на изнанку, саржей наружу, чтобы не измарать мундир, неизвестно, когда там мне сменкка положена.

Засучил рукава и тоже ухватился за цепь. Дедка за репку, бабка за дедку! Тянем-потянем…

— И р-раз!

Вот в дырке показалась морда Мухтара. Пока я разглядывал, морда дернула цепь и снова скрылась в сарае.

— Вот дурень! Я же свой! Айда домой, Мухтарка!

Но дуралею наплевать, уперся всеми четырьмя костьми, хрен сдвинешь.

— Погоди, начальник, — утирал лоб Пистон. — Передохнуть требуется. Нужен план… Ну вытянем его, с цепи снимем, а дальше что? Сам же говорил, он дикий. Тикать придется?

— Какие мысли? — почесал я затылок.

— Ильич! — позвал Пистон единственного оставшегося напарника (пока шел замес с псом — интеллигент куда-то свинтил). — Че встал? Тащи бредешок, у тебя сарайка же рядом.

— Бредешок? Не дам!

— Не жмись, Ильич! Начальник нам еще беленькую поставит, за материальные издержки, так сказать. Да, начальник? И потом, он все равно у тебя дырявый! Новый тебе сплету. Лучше прежнего!

Азарт охоты уже завладел Пистоном, зов предков кипел в его проспиртованных жилах. Человек против хищника, человек против природы, человек против монстра. Наверное, что-то подобное им двигало. Ну или обещанное пиво с водкой.

— Обещай, что новый бредешок сплетешь, — скептически щурился Ильич.

— Зуб даю, — щелкнул ногтем по клыку Пистон. — Нормальный такой сплету, с кошелём. Щучек заводить будем на затоне. А потом завялим на балконе под марлей — и с пивком…

Ильич удовлетворенно хмыкнул и ускакал. Через пару минут вернулся с рыболовным бреднем из толстой капроновой нити.

— Ильич, мы как волчару вытянем, — инструктировал кореша Пистон, глаза его горели, — сразу кидай бредешок на него. Сразу! Не тушуйся. Шибче кидай, иначе детей ни у кого не будет. Ну все… Я готов, начальник!

— Поехали! — сказал я по-Гагарински и ухватился за цепь.

Не обессудь, Мухтарка, но мне тебя в вольеру вернуть надо! Ты не просто собака, ты собственность социалистическая!

— И р-раз!

Но в этот раз дергать сильно не пришлось. Псу, видно, надоела наша возня, и он выскочил прямо к нам.

С рыком, зубами клац-клац, что волк-людоед. Дернув порожнюю цепь, мы отлетели. Не ощутив сопротивления, не удержались и на спину грохнулись. А Мухтарка ловко ухватил Ильича за ботинок.

Тянет к себе, рычит, вот-вот в нору утащит, чудище.

— А-а! — блажит Ильич и бьется, словно рыбка пойманная.

А Мухтар, как черт грязный (когда только успел изваляться), зверем ревет и человечишку тянет.

— Бредень кидай, дурень! — вопит Пистон.

Какой там бредень? Ильичу портки впору менять, а бредешок он и вовсе из рук выпустил.

Я первым вскочил на ноги, потому как единственный среди них был трезвым, и подхватил бредень. Замах гладиатора, бросок — и боевая сетка летит на зверя.

— Тяни! — ору я, когда ячея накрыла пса.

Сам дернул, и Пистон помог.

— Есть! — вопил Пистон, затягивая путы.

Несколько секунд, и пёс скован по рукам, ногам и лапам. Только щерится и рычит в бессильной злобе.

— Ну все, начальник, — засиял Пистон. — Куда его?

— В ментовку, тьфу, то есть в ГОВД. Там вольерчик ему определен.

— Ну и злющий у тебя кобель, — тяжело дышал небритый.

— Погодите, — тут подковылял к нам Ильич с прокушенным ботинком. — Я хочу заметить…

— Заткнись, — оборвал его Пистон. — Ты, курва, чуть операцию нам не сорвал, почему бредень не кинул?

— Да я… да он… Погодите, я хотел бы уточнить, если…

— Помолчи, — снова оборвал его Пистон. — Лучше давайте думать, как пациента доставлять. Не на горбушке же…

— Тележку бы или тачку садовую, — задумчиво проговорил я.

— Точно, тачку! — утер нос Пистон. — Ильич, у тебя же мотоцикл с коляской, давай, выгоняй технику.

— Я выпимши за руль ни-ни! — попробовал воспротивиться тот.

И на меня поглядывает. А что я ему, воспитатель? Ах, ну да, я же тут теперь дядя Степа для всей местной синевы.

— Да не ссы, — заверил Пистон. — Начальник разрешает. Да, начальник?

— В целях острой служебной необходимости, — продекламировал тогда я. — В исключительных случаях допускается управление транспортным средством в состоянии незначительного опьянения. Под присмотром органов, естественно. Я с вами, так что органы при вас, выгоняй моцик.

Мужик вздохнул. Что-то пробурчал, мол, Верка узнает — убьёт, но подчинился. Видимо, Пистон у него в непререкаемом авторитете был.

Картина маслом. Едем мы по городу. Пес в люльке сквозь сетку башкой вертит (успокоился уже, смирился с пленением), Ильич за рулем, я сзади на сиденье, а Пистон на велосипеде «Урал» за нами шпарит. Велик тоже у Ильича нашли, бездонный у него сарай, все есть, от лаптей до запасного карбюратора.