– Этот, что ль госпоже помог? – тянет южанин.

– Какая разница, кончай с ним! – рявкают сбоку.

Его отпускают, и голова стукает о корни. В воздухе свистит меч. Тут сердцевина артефакта вспыхивает!

“Не успел!”

От нестерпимой боли юноша выгибается и распахивает глаза.

Люди испуганно кричат, рядом встаёт на дыбы лошадь. Бледные пальцы вцепляются в землю, а разум лихорадочно ищет выход.

“Энергия, какая угодно, любая!” – это не мысль, инстинкт.

И юноша тянет свет из мира. Собирает тоненькие ручейки и кидает в полыхающий пожар там, под рёбрами. Чужой артефакт жадно пожирает силу, тянет из него все соки и не думает гаснуть.

Сколько это продолжается, Марлоу не знает. Боль съедает ощущение времени. Когда обугленное плетение гаснет, сознание тоже меркнет в темноте.

Занимается рассвет. Лучи солнца обволакивают стволы деревьев нежно-розовым теплом, а птицы наполняют место песнями, обещая благодатный день. Лес вокруг расцветает скупой на детали красотой.

Люди этого не замечают. Их головы низко опущены, а мысли заняты событиями прошедшей ночи. Выжившие разбирают обломки, чинят телеги и латают раненых. Посреди дороги растёт гора тел. Чиркает огниво, и огонь занимается на закоревшей от крови одежде.

Мимо расшитой защитными символами повозки протягивают очередного бездыханного бедолагу. Бьянка кривится и завешивает бархатную ткань, не до конца. Сквозь маленькую щёлочку благородная может наслаждаться небом и верхушками деревьев, на которых проклюнулась завязь новой листвы.

Дама не выглядит испуганной. За столько лет экспериментов и прочих… операций подобные явления не холодят кровь. Женщина едва слышно вздыхает и образцово складывает ладони на коленях. Её руки украшают кружевные перчатки. Их часто можно на ней заметить. Не из-за любви, как говорят модницы, но за особый узор, тщательно спрятанный в завитках. Такая же защита идёт кружевной нитью по краю рукавов, и тончайшей паутиной подчёркивает подол по всей длине. Её швеи-мастерицы знают своё дело. Их хозяйка выглядит как кусочек нежного, светлого облака. Разве на такой можно злиться?

Возникает желание снова посмотреться в зеркало, но Бьянка вовремя его подавляет.

Незадолго до этого она вышла из своей повозки. Красивый наряд, сложная причёска, косметика – она выглядела идеально. А Оллрик, он наорал на неё, едва увидел!

“Лезь обратно и носу не показывай! Совсем решила людей из себя вывести!” – подкидывает память его злобное шипение.

“Подумаешь! Какое мне дело до черни?” – язвительный ответ находится только сейчас.

Дама переводит взгляд на алхимика и кривится. Мужчина не проронил ни слова с той перепалки.

– Может, скажешь хоть что-нибудь? – взвизгивает Эуфорбийская травница.

Тяжёлый взгляд Оллрика поднимается от пола. Алхимик сидит сгорбившись, локтём он опирается о боковой столик, а рукой прижимает к рассечённому лбу мокрую тряпку. Небольшой тазик, что принесли слуги, стоит у его ног.

– А что ты хочешь услышать? – вздыхает мужчина.

– Ну… что с тобой произошло, например, – на таз с водой указывает носок туфли, такой же светлой, как и весь наряд благородной.

– Ну, скажем… я не успел среагировать.

“Да дело мне до твоих ран! Чего ты не досчитался, что потерял? Ох, как же не терпиться добраться до столицы и узнать!” – думает Бьянка, но, конечно же, не произносит мысль вслух, только глаза вспыхивают алчным огоньком.

Проходит минута тишины, и дама снова подаёт голос:

– Раз уж в детали ты посвящать меня не желаешь, я сделаю это сама! – благородная откидывается на спинку и театрально касается пальцем губ: – Не думаю, что ты упал по неосторожности. Также, считаю невозможным, чтобы это сделал кто-то посторонний, кто зашёл в повозку. Ты бы не дал незнакомцу оказаться так близко. Хм… Кто же тогда…

Оллрик закатывает глаза. Тряпка летит в таз, отчего холодные брызги покрывают подол светлого платья. Бьянка кривится и начинает нервно поправлять юбку.

– Прекрати это выступление и говори, что собиралась, – мужчина выуживает ткань, выжимает и снова прикладывает к ране.

Губы благородной расплываются в холодной улыбке.

– Я была права! – ликует она. – Говорила тебе, что с ним нужно разобраться. Подумать только, чтобы ты оказался таким легкомысленным?!

Мужчина кривится и плотно сжимает губы. Видно, как рвутся наружу едкие слова, но Оллрик сдерживается. Эта гримаса только больше распаляет благородную.

– Верно морщишься, – женщина передвигается на край сиденья. – Как нацепить амулеты, так ты горазд. А как разделаться со шпионом – нет, ещё и вдобавок пробовал скрыть от меня это в первые дни. Таким образом, заметь, рискуя ещё и моею жизнью. Так что, поделом!

– Закончила?

Бьянка кивает.

– Да, я так поступил и оправдываться не буду, – цедит алхимик, а после задумчиво прибавляет. – Меня тревожит другой момент… Не могла бы ты сообщить, по какой причине задержалась в пути? Внятного ответа ты тогда так и не дала… Не то, чтобы я имел какие-то основания, чтобы предположить… Словом, утоли моё любопытство, – мужчина мягко взмахивает ладонью, в то время как от льда в его глазах идёт мороз по коже.

– Как моё опоздание может быть связано с прошедшей ночью? – голос Бьянки спокоен и строг, но тело всё напрягается и вытягивается.

– Ну-у, твоя повозка уцелела, в отличие от остальных… Вряд ли от уважения к её стоимости, – Оллрик демонстративно прохожится взглядом по внутреннему убранству их убежища и усмехается.

И действительно, из строя вышло только одно колесо, да имелись небольшие царапины и подпалины на корпусе.

Бьянка ловит взгляд алхимика и цедит, не скрывая раздражения:

– Оллрик, ты расстроен, это понятно. Но не нужно искать виновных, особенно во мне, – она снова отодвигается назад и складывает руки на коленях. – Будет тебе известно, что меня защитил мой рыцарь. В отличии от твоего “слуги”, что сейчас скачет где-то по лесам!

Когда Бьянка упоминает беглеца, Оллрик взрывается хохотом.

– Моя дорогая, поверь мне, далеко он, как ты выразилась, не ускакал, – рука алхимика касается нагрудного кармана. – Однако, живуч подлец! Повод долго душил его, прежде чем распался.

Лицо Бьянки не выражает эмоций.

– Я рада, что хоть и запоздало, но ты с ним разобрался.

После этого дама отворачивается, и разговор обрывается. Через несколько минут Оллрик встаёт на ноги.

– Пройдусь.

– Твоё право, – пожимает плечами Бьянка.

Она разглядывает улицу, и даже не оборачивается, когда дверца повозки хлопает. Грязь хлюпает под ногами алхимика. Мужчина обходит транспорт и направляется в начало колонны.

Бьянка выпрямляется. Она выуживает из волос шпильку. На её конце блестит небольшой розовый кристалл. Женщина сжимает его в ладони и подносит к губам. Камень в руке нагревается, и тогда Бьянка произносит:

– Кьен? Слышишь меня?

Ответ звучит через минуту.

– Да, госпожа, – искажения меняют голос наёмника до неузнаваемости.

– Нашли пропавших?

– Нет.

Пальцы свободной руки отбивают нервную дробь. Сомнения кружат голову:

“Повод наверняка их зацепил, иначе погоня уже бы вернулась. А вдруг парень уцелел? Нужно проверить, но в Умилес уже отправили гонца… Нет, слишком рискованно!”

Бьянка вздыхает.

– Сворачивайте поиски и отправляйтесь в столицу. Наши люди мертвы.

– …Понял.

На раскрытой ладони лежит холодный блеклый камушек. Все краски, как и вся сила ушли из него.

“Хорошо, что я взяла про запас”, – женщина улыбается и прячет шпильку обратно в волосах.

День проходит бездарно, за ним второй.

– Может, поможешь раненым? – обращается к ней алхимик в перерывах между допросами.

Бьянка качает головой.

– Ты же знаешь, я специалист по ядам.

Тут травница лукавит, для одного пациента она всё-таки делает исключение.