– Понимаю, – протягивает Марлоу. – Я этого не знал. Тогда я спрошу у Эвелин, может она что-то придумает…

– Нет, только не с этой… – мужчина оглядывается и понижает голос. – Эта женщина ничем не лучше нашего нынешнего командира. Может она и ведёт себя с тобой дружелюбно, но… Просто, не говори ей. Никому не говори, – под конец фразы стражник хватает парня за руку…

– Отпусти немедленно! – шипит Марлоу.

Дэнат отшатывается, а после восклицает:

– Пожалуйста! Мне для Джоуи ничего не жалко!

Юноша оглядывается: их разговор становится слишком громким.

“Нужно отделаться от него поскорее!”

– Хорошо, Дэнат, я сделаю всё, что в моих силах.

– Спасибо! – в глазах мужчины загорается надежда. – Я эту неделю караулю склад, приходи туда, хорошо?

Юноша кивает и разворачивается.

“Вот из-за такого я и не люблю алхимиков с их экспериментами. Теперь понятно, отчего местная болезнь показалась мне странной… Как бы это с выгодой использовать?”

С этими мыслями Марлоу переступает порог шатра. Оллрик опять сидит за столом.

– О, я уж думал, ты сегодня не посетишь это место, – мужчина едва улыбается, убирая в нагрудный карман тёмный камень, похожий на каплю мутной воды.

Перед ним на столе лежит ткань с хаотично начертанными кругами.

В памяти всплывает голос деда:

“Перемещай камень по линии. Дрожит? Тогда говори, он услышит”.

Воспоминание быстро тускнеет, оставляя на губах улыбку.

– Ваше лекарство помогло, – парень склоняет голову. – Хотел бы и я уметь делать подобное…

Глаза члена ордена подозрительно прищуриваются.

– Поспеши, работа не ждёт. Тебе нужно управиться к вечеру, – палец указывает в сторону ширмы.

Юноша криво улыбается:

“Попробовать узнать стоило”.

В этот раз дело идёт быстрее: караул сменился и больше не отвлекает, к тому же, впервые после зимы, стоит солнечная погода. Парень успевает со всем разделаться ещё дотемна.

Стоя посреди меблированной комнаты, он холодно рассматривает свои труды.

“Ничего полезного, только зря потратил время”.

Когда он отчитывается главе лагеря, тот лишь скупо кивает.

– Подашь ужин и будешь свободен.

Парень удаляется. Оказавшись на улице, он неспешно обходит шатёр. Конструкция стоит отдельно от остальных. Только с одной стороны юноша примечает несколько ящиков. Больше укрытий нет.

Марлоу вздыхает и отправляется к общему котлу. Путь его проходит через широкую дорогу, рассекающую стоянку напополам. Будь это город – это была бы его главная его улица.

Парень слышит шум у въезда в лагерь. Он тут же сворачивает туда. Здесь и правда не протолкнуться. Люди толпятся, возбуждённо переговариваясь.

– Едут! – восклицает кто-то впереди.

Повозка вздрагивает на кочке, и последние слова в дневнике превращаются в уродливую линию.

– Госпожа Бьянка, вы не ушиблись? – мужчина напротив подаётся вперёд.

Взмахом руки она отгоняет его от себя.

“От заботы Роберта хочется на стенку лезть. А ведь он не первый год защищает меня… Ох! Всё из-за этой дороги! Можно же было не торопиться, попутешествовать! Но, нет! Им приспичило начать операцию с оттепелью!”

Женщина поджимает губы и выглядывает наружу. Уже третью неделю повозку окружает только унылый тёмный лес. Дама захлопывает книгу и бросает в чемоданчик, расшитый защитными символами. Никакого настроя для письма уже нет.

“А полгода назад я так радовалась своему участию в этой авантюре! Не то чтобы я не приложила руку к сокращению списка кандидатов…” – Бьянка тяжело вздыхает.

– Одно дело – продумывать и рассчитывать все тонкости в спокойной обстановке своего замка, а другое – трястись который день на забытом Светочем тракте. К счастью, до лагеря оставалось недалеко. По крайней мере так показал кристалл.

Губы женщины кривятся.

“Конечно, если он не придумал что-нибудь эдакое. Ему только дай шанс!”

Золотистые глаза закрываются, и дама откидывается на спинку. Мысли всё продолжают шептать гадости о собрате по-ордену – главном в этой операции.

“Да он просто заносчивый негодяй. И сколько титулов себе не припишет, всё равно останется грубым и неотёсанным простолюдином. Не ровня мне. Пусть только попробует что-нибудь приказать – тут же отвечу”.

Повозку снова встряхивает. Женщина вцепляется в обивку.

“Интересно, сколько мы успели проехать?”

– Ох, госпожа, я вижу лагерь! – восклицает её охранник.

– Наконец-то! – в руке женщины тут же появляется небольшое зеркальце, инкрустированное драгоценностями.

От сильных переживаний и отсутствия возможности хорошо следить за собой, эта дорога пагубно сказывается на её красоте. Вот уже и морщины на лбу проступают чуть сильнее, и, кажется, седой волос проглядывает под тёмной краской. Бьянка проводит по лицу пальцами.

Когда повозка окончательно останавливается, она всё приводит себя в порядок.

Роберт спрыгивает на землю. Он по-привычке откидывает тёмные кудри и подаёт руку своей госпоже. С грацией дама плывёт по приставной лесенке, изящно придерживая край тёплой мантии. Красавица поправляет своё пышное платье и обворожительно улыбается толпе.

Она выглядит расслабленной, но рука под меховой накидкой крепко сжимает ручку чемоданчика.

– Приветствую вас от имени Герхарта сына Герха, князя Лерута. Я – Фредерик, командир этого войска, – представляется один из солдат.

Толпа взволнованно перешёптывается. Люди с восхищением глазеют то на загорелых гостей, то на их транспорт. Не удивительно! Покрытую бархатом повозку позволить себе могут лишь состоятельные господа.

– От имени госпожи Эуфорбийской приветствую вас! – громко отвечает Роберт всем собравшимся, и делает шаг вперёд. – Нас должен ожидать господин Грейдл, не могли бы вы нас к нему отвести?

– Да, всенепременно, – кивает командир и указывает на чемоданчик. – Госпожа, давайте я помогу?

Бьянка вежливо улыбается.

“Хоть они и часть империи, но до чего же исковеркали язык. Тянут, жуют буквы. Ох! Всё влияние дикарей!” – раздражение обжигает её от мысли, что придётся вслушиваться в это мычание не один месяц.

“Нет уж, подыгрывать я им точно не буду. Пусть понимают, как хотят”, – решает она и отвечает как и всегда: быстро и резко.

– Право не стоит. Лучше поторопимся. Мы итак прибыли с опозданием.

Фредерик медленно кивает, переварив ответ.

Толпа расступается, и троица направляется вглубь лагеря. Бьянка не смотрит по-сторонам. Неприятный запах, унылые краски, и бледные лица, больше и говорить не о чем. Так что, когда они подходят к шатру Оллрика, она даже улыбается.

– Ох, Бьянка, душа моя. Рад, что вы, наконец, добрались! – восклицает мужчина. – Я уж думал, что с вами что-то случилось!

На щеках женщины намечается румянец. Только из его уст её имя звучит так мягко и даже с толикой нежности.

– Оллрик! – женщина подаёт ему руку. – Ох, дорога выдалась не из лёгких. Представить себе не могу, как ты смог так долго находиться в таком месте! С твоей-то любовью к роскоши… – она позволяет усадить себя в кресло.

– Да, но ради общего блага не зазорно и потерпеть некоторые неудобства.

Роберт замирает в нескольких шагах от своей госпожи.

– Ну что же, предлагаю обсудить дальнейшие действия, – Оллрик соединяет свои ладони вместе, – или, если вы устали, я, безусловно, пойму…

– Ну что ты! Как ты и сказал, общее благо – важнее. Я всё ещё полна сил, хотя, я ведь моложе…

Алхимики смеются, словно только что прозвучала хорошая шутка.

– Ох, раз так, то не будем ходить вокруг да около, – мужчина отдаёт приказ принести ужин и усаживается за стол. – Приступим.

Бьянка кладёт руки на ремни чемодана, но не спешит его открывать.

– Знаешь, что, Оллрик, я бы предпочла, чтобы ты начал первый. Сколько мы не виделись, год? В твоих волосах не стало меньше седины. Выходит, что ты ничего так и не добился? – с деланным сочувствием спрашивает она.