«А может, и впрямь была у меня бравая охрана, которая почему-то «поотстала»? Не помню, ничегошеньки не помню! А вдруг и в самом деле где-то в дремучем сказочном лесу ждёт меня симпатичный эскорт воинов на белых конях? И в чёрных полумасках… Нет, это из какого-то фильма, кажется».

– Э-э-э-м-м… вроде того. Да, так. Отбилась, поотстав. Или поотстала, отбившись.

Крестьянин крякнул.

– А что ж… – помолчав, сказал он. – Всяко бывает, особливо, когда Герой в Поиске. Милости просим в дом, леди, угостимся, чем Бог послал.

– Признаюсь, было бы весьма кстати. Чувствительно благодарна.

«Чувствительно благодарна» – это смахивало на что-то гоголевское, мелкочиновничье и приниженно-угодливое, однако с ролью благородной леди Алиса ещё не освоилась. В голову постоянно лезло то «милостиво повелеть соизволил», то «примите мои уверения в совершеннейшем почтении» и даже «не откажите в любезности известить», но это уже ни в какие ворота не лезло. По зрелом размышлении она решила пока помолчать, что было мудро.

В избе её встретило всё честное семейство. Целая куча рыжеголовых ребятишек, сгрудившихся у печки, точно выводок золотистых опят, мигом выстроилась по росту – мал-мала-меньше – и низко, в пояс, поклонилась.

– Почтенье наше, благородная дама!

Хозяйка, поправив волосник, расплылась в улыбке. Тоже с поклоном она поднесла Алисе вышитый рушничок и слила ей на руки из корчаги.

– Оно и видать – из благородных: эвон, как воду-то плещет! – раздался с полатей скрипучий голос. – Чай, не таскать с колодезю-то.

Алиса обернулась и увидала скрюченную старушонку самого вредного вида, сверкавшую на неё единственным глазом.

– А ручки-то у ней махоньки да белы, как у поповны, – продолжала приметливая бабуля, – да и босотой ходить не привыкла.

Полтора десятка внимательных лиц повернулись к Алисе.

– Энто верно, – согласился хозяин дома. – Хотя бы на вас, леди, и старая юбка да шаль, что давеча я на пугало приспособил, а породу видать сразу.

Алиса пожала плечами – порода так порода. Все вокруг твердят ей, что она высокородная дама, так ради Бога, тем лучше… А вдруг она и правда принцесса?! Хотя воспоминание о той бедной комнатке, где она играла в Игру Морфея, безжалостно опровергало такое предположение. Но ведь бывают же в жизни разные обстоятельства! Вдруг она – принцесса в изгнании?! В детстве Алисе очень хотелось стать «всамделишной» принцессой, тогда она не понимала, что принцессами не становятся, ими рождаются.

Женщина тут же напустилась на мужа:

– А и чего пристал к барышне, старый?! Уши-то мхом заросли, или как?! Не слыхал, что Охота объявлена, значить, Герои в Поиске! Днём Всадник проскакал, с седла кликнул!

– Скачут, всё скачут… – снова проскрипела бабка. – И скачут, и скачут, только пылища по дорогам столбом! И чего скачут – сами не знают… добрых людей баламутят…

– К столу прошу, к столу, – засуетилась хозяйка, делая тайные знаки в сторону печки. – Отведайте от трудов наших.

Хозяин встал, снова поклонился.

– Позвольте, леди, узнать, как звать-величать вас, допрёжь хлеба переломим? Ибо не по-христиански как-то, беспрозванными-то. Несоблюдно.

Она мысленно захихикала. В голове, откуда ни возьмись, всплыло легендарное, из «Ивана Васильевича»: «Да ну вас к чёрту! Что за пошлые вопросы?».

– Леди Алиса, – выговорила она, сдерживая смех.

Домочадцы переглянулись.

– А каких земель-краёв? Ежели, конечно, дозволяется спрошать.

Вздохнув, девушка поняла, что от настырных туземцев так просто не отделаешься.

– А как называется это место?

– Деревенька наша зовётся Моховухи, херцогство – Ангелин. А уж вся страна, понятно, Урания, милостью Божьей и императрисы Клотильды Великой.

– А я живу совсем в другом месте… очень далеко отсюда. Ну просто дальше не бывает.

Мужик поскрёб затылок.

– Энто где же? В Ифрисе, что ль?

– Ну, не совсем… но рядом. В общем, где-то там.

Она знать не знала, где это – Ифрис, но разумно рассудила, что чем дальше будет её «Родина» от Моховух, тем лучше.

– Огненный Хипелаг, сказывают, на самом крае света, далее только единый океян, – раздумчиво проговорил хозяин. – Отродясь гостей оттуда не видали.

– Это очень далеко, – твёрдо заверила Алиса.

– Путешествуете? Или иное что?

– Да, я здесь… проездом. Но со мной случилось несчастье – гвардия моя потерялась в лесу, а на меня напали разбойники и отняли платье и золото, – она фантазировала на ходу, надеясь только, что наивные крестьяне поверят нехитрой выдумке. Ну ведь могло же такое случиться?! Во всяком случае, именно так писали в женских романах, коих Алиса прочла в своё время многое множество.

– Энто верно, в Угрюм-лесу лихие людишки озоруют, – покивал мужичок головой. – Так только, не до смертоубийства чтобы, а богатства да лошадей отымут. А вы никак в Поиске, леди? Охотиться изволите?

– Да… – промямлила девушка. – Можно сказать, что и так.

Она совершенно не представляла себе, о чём идет речь, но предпочла согласиться с гипотезой аборигена. Вообще считается, что простые души (дети, например) очень хорошо чувствуют фальшь, но то ли вымысел оказался правдоподобным, то ли лицо Алисы внушало доверие, однако ей поверили сразу и безоговорочно.

– Тогда понятно.

Алиса перевела дух.

– Меня кличут Васятой Дуборезом, поскольку бондарь я, бочки дубовые мастерю. Ну, и крестьянствую тоже, когда сезон.

«Гм, Дуборез. Наверное, это зачаток будущей фамилии. Ну, если не Дуборезами, то уж Бондаренками точно станут потом. Ведь фамилии вышли, чаще всего, из профессий. На Руси полным-полно Кузнецовых-Ковалёвых, Рыбаковых, Плотниковых и Сапожниковых. А вот Банкировых и Чинулиных как-то не наблюдается».

– Энто вот жена моя Мотруся, – продолжал Васята, – на печи вона матушка Дормидонда-Травница. Болезная она, обезножела на старости лет. Сыны мои: старшой Жданко, средний Махрятка, меньшой Богорад. Об других речи нету, мелочь всё голопуза, крупа. Окажите честь, госпожа Алиса, откушайте с нами.

– Не откажусь.

«Честное слово, церемонию представления я бы с удовольствием сократила. Да и роль какая-то трудная, хотя репетиции только на пользу, если я решу быть леди, а не огородницей. Надо будет вспомнить и подготовить несколько подходящих к разным случаям выражений, например «Повелеваю всем сесть» или «Извольте выйти вон».

Но сначала хозяин торжественно произнёс:

– Очи всех на Тебя, Господи, уповают, и Ты даёшь им пищу во благовремении; отверзаешь Ты щедрую руку Твою и исполняешь всяко животного благоволения. Аминь.

Из стряпного угла-кута понесли что-то горячее, истекающее масляным ароматом, деревянные круги с нарезанным хлебом, сыром и овощами.

Хозяин сел на самом почётном месте – под божницей с иконами, с освящённой вербой и пасхальным яичком, любовно покрытыми белым куском полотна; мерцала-мигала лампадка. По правую руку расположились сыновья по старшинству, на противоположном конце женщины и дети. Дуборез перекрестил еду, и только после этого все взялись за ложки.

В центре стола помещался огромный горшок, из которого все ели, по очереди запуская туда кто ложку, а кто и кусок хлеба. Алисе единственной положили отдельно. Она незаметно принюхалась – кто его знает, вдруг гадость какая попадётся? И вообще, что за еда в… в сказке? В ожившей книжке? В параллельном мире? Девушка понятия не имела о том, где находится, но, стиснув зубы, постаралась собрать всю волю в кулак. Там, на поле, когда она очнулась в звенящей пустоте, со стёртой памятью, её обуял дикий ужас. Хотелось рвать на себе волосы, выть и кататься по этой небывало мягкой траве, хотелось бить, ломать, крушить всё вокруг и орать, орать до сорванного горла… Но минута отчаяния прошла. «Я выживу, – сказала себе Алиса. – Я должна, я обязательно должна выжить, иначе грош мне цена. Если это экзамен на прочность, то я сдам его! Слабых испытания ломают, сильных делают ещё сильнее… Узнать бы ещё, кто устроил мне такую проверочку, я бы ему показала, где раки зимуют! Правда, я пока сама не знаю, где же они зимуют. Да не беда, узнаю. Вообще, судя по началу, жертвы будут».