– Ты лжёшь!

– Заткни пасть, проклятая псина!

Король с трудом поднял руку, и гвалт прекратился.

– Лаэр, сынок… Прости. Да, я… я не безгрешен. Но клянусь тебе в том, что ни в мыслях, ни словом, ни делом никогда не обижал твою мать. Санна Ульфрида ушла из жизни, и я горевал… Однако это наши дела. К тебе, Лаэр, сие не имеет никакого отношения. Ты веришь мне?

Болотный пёс опустил глаза.

– И всё же вы не любили меня так, как других, – уже тише промолвил он.

– Что же… значит, здесь не твоя вина, а моя. Наверно, я должен был уделять тебе больше времени… и проявлять больше ласки. Прости меня ещё раз, Лаэр. Я не знал, что ты таишь в душе… такое.

Лаэр поклонился. «Фальшивый старик! Не верю ни единому твоему слову, – подумал он. – Виляешь и тщишься вымолить прощение даже на пороге смерти! Но всё же моя мать отомщена».

– Теперь подойдите ещё ближе, дети, что-то мне стало совсем худо.

Оуэн тяжело, с присвистом дышал.

– Я сказал каждому из вас всё, что хотел. Но настала пора открыть вам… открыть одну тайну.

Повинуясь знаку короля, слуги покинули зал. Оуэн сделал паузу, собираясь с мыслями. За цветными окнами замка угасал день, и вместе с ним таяла, истекала жизнь старого короля.

– Вы все, наверное, удивлялись моей необыкновенной удачливости, о которой рассказывают истории, моей счастливой жизни, моим успехам и… и… – Приступ страшного кашля прервал его. Он сплюнул в платок, окрасившийся красным, и продолжил: – У меня был Грааль. Я нашёл его очень давно, ещё в юности, и владел им всю жизнь.

– Как? Грааль? Не может быть! Вы не шутите? А правда, что он выполняет желания?

Посыпались вопросы.

– Разве это не есть всего лишь красивая легенда, отец? – замирая от волнения, спросил за всех Борикс.

– Это не легенда, и скоро… да, скоро вы в этом убедитесь. Грааль существует и в самом деле исполняет желания.

– Любые? – поинтересовался Морер.

– Да.

Девять мужчин, девять могущественных владык столпились у ложа умирающего и внимали ему, вытянув шеи и приоткрыв рты, словно ребятишки, слушающие волшебную сказку.

– Почему же тогда… почему вы не пожелали себе… бессмертия, к примеру? – задал вопрос Лаэр.

На него зашикали, но король ответил.

– Видишь ли, друг мой, дело в том, что Грааль мог бы сделать меня бессмертным, в этом я не соврал вам. Но мощь его не безгранична, ибо ничто в мире не может быть безграничным. Грааль обладает… как бы это выразиться… неким ресурсом. Если бы я пожелал себе бессмертия, то Грааль помог бы мне в этом, но больше уж ни в чём.

– Объясните нам, отец! Мы не понимаем! – хором сказали братья.

– Чем труднее просьба к Граалю, тем меньше у него остаётся могущества для исполнения других просьб.

– И чего же вы пожелали, отец? – хладнокровно осведомился Гальядо.

– Процветания моей стране, достатка и благополучия моим подданным. Мира, спокойствия…

Все смотрели на отца круглыми глазами.

– И что же, вы так-таки ничего не загадали для себя? Просто – для себя? – воскликнул Кса.

– Я всё же человек, – в попытке улыбнуться король дернул провалившимся ртом. – Я пожелал… чтобы имя моё… не забылось в веках… чтобы все… помнили… правление Оуэна Первого… помнили… восхищались… считали… примером… и добрые… добрые…

Ему становилось всё труднее говорить.

– Так что… вверяю Грааль в руки ваши… владейте сообща, все вместе. Но прежде поклянитесь!

– На чём же клясться, батюшка? – внутренне усмехаясь, спросил Гальядо, не веривший ни во что в мире, кроме чистой науки. – И в чём?

– Клянитесь, что станете… жить в добре… справедливости… дружно… что не поднимете… оружия… против родича, – просипел Оуэн, хватая ртом воздух. – Клянитесь на крови.

Они переглянулись. Кровь всегда считалась источником жизни, и клятва на крови – страшнейшей из клятв. Древнее поверье гласило, что нарушивший такую клятву не проживёт и септимы.

– Мы согласны, отец! Говорите же, что для этого потребно?

– Чаша… и нож.

Была принесена чаша, и Тристан, не раздумывая, полоснул себя по запястью.

– Скорее, братья! Разве не видите, что конец близок?

Все последовали его примеру, и в чашу, смешиваясь, заструилась кровь: красная – Тристана, Пэйла и Лаэра, голубая – Эверленна и Гальядо, зелёная – Борикса и Кисаи; чёрная – Морера и Кса.

– Клянёмся!

– Хорошо… – синеватая бледность постепенно заливала лицо короля, словно последний прилив. – Может быть, я сделал ошибку… но я верю вам, моим детям. Хотя один человек… один святой человек… предостерегал меня…

– Он что, усомнился в правдивости наших клятв? – Тристан сделался, пожалуй, бледнее умирающего отца. – Кто этот наглец?

– Это… это некий Марцеус… проповедник из Флинта… недавно пришёл ко мне, мы вместе молились… так он просил… заклинал всем святым… не открывать вам… тайны Грааля.

– Разве можно принимать на веру выдумки какого-то сумасшедшего монаха, отец? – вкрадчиво произнёс Лаэр. – Я слышал об этом Марцеусе. Это юродивый, который выдаёт себя за благородного пилигрима. Он что-то там прорицает, чуть ли не гадает людям по руке! Говорит, что ему открыто будущее, – но кто это может проверить?! Скажите по совести, отец: кто более достоин доверия – мы, ваши родные сыновья, или бродячий фокусник, беглый монах-расстрига, ярмарочный шарлатан?

– Марцеус предупреждал… – не слушая, продолжал король. – Равновесие мира… пошатнётся… сдвинется… Конец Света… Судный день… Помните! Клятву… не нарушайте. Конец… настанет…

– По-моему, папа бредит, – заметил Кисаи. – Дайте ему ещё вина. И мне тоже.

– Но постойте! – вмешался принц Пэйл. – Отец не сказал нам, где спрятан этот самый Грааль!

– Всё там… в завещании… завтра… – воздух со свистом выходил из его лёгких, будто из проколотого бычьего пузыря.

ЗАВЕЩАНИЕ. Слово это мгновенно выдернуло из облачных эмпиреев и с размаха шваркнуло оземь.

– Но кто же унаследует престол, отец?! – вскричал Морер. – Вы не огласили нам вашу волю! Самое главное!!!

– По праву первородства… – начал было Тристан.

– Замолчите, брат! – пролаял Лаэр. – Появиться на свет первым это ещё ничего не значит!

– Согласен! – Кса вспыхнул кирпично-красным румянцем. – Важно быть достойным трона! И отец подтвердил мои права!

Кисаи, которого воспринимали скорее в качестве шута, (да к тому же между ним и престолом стояли пятеро), никогда и не надеялся на обладание уранской короной, но не упускал возможности вставить палки в колёса другим. Глядеть, как в борьбе за трон сцепятся старшие – что может быть забавнее? И он крикнул:

– Все слышали, как отец сказал, что Эверленн – лучший из всех!

– Лжёшь, фрогл, подземная лягушка! Батюшка назвал меня самым мудрым! А кто, как не мудрейший, должен стать королём?! – завопил Гальядо.

Тут уж загомонили все.

– Молчать!!! – рявкнул Борикс так, что тренькнули стёкла. – Отец ещё не умер, а вы уже кинулись рвать королевство! Посмотрите же – он хочет что-то сказать! Слушайте! Слушайте!

Тень смерти уже покрыла лик, но Оуэн успел проговорить:

– Преемника… не назову… В завещании… сказано… Пусть это… решит Грааль.

Оуэн вздохнул в последний раз, и улыбка неземного восторга заиграла на его губах.

– Господи… – прошептал он. – Я узрел Тебя!

В огромном зале они остались наедине с телом того, кто почти тысячу лет правил королевством. Этой смерти многие желали и почти все надеялись на то, что она придёт своевременно. Но вот ЭТО случилось, а они растерялись, словно малые дети, заблудившиеся в дремучем лесу. Оуэна могли любить, презирать, уважать или ненавидеть, но в глубине души никто не представлял себе, что же будет, если король действительно умрёт. Оуэн был всегда, сколько они себя помнили, величие его фигуры заставляло их трепетать. Он судил их, награждал и наказывал, был самым строгим судьёй и самым лучшим советчиком, и без него они все ощутили себя… покинутыми. Перед этим бледнели их мелкие ссоры, дрязги, мечты о наследстве и соперничество, тайное и явное, борьба за милости. Отец… Он был незыблем, как сама Монсальват, и казался вечным, как солнце.